В старом хуторе у деда...
В старом хуторе у деда
Под дождём когда-то бегал,
И мечтал тогда с разбега,
Разбежавшись, стать большим.
Ноги чёрные, как сажа,
В чернозёме весь измазан,
И кричит мне бабка Клаша:
«Цыганёнок, в дом иди!»
«Ща, бабуль, ещё немного!»
И бегу я вдоль дороги,
Без застенчивой тревоги,
Так мечтая подрасти.
В доме дед меня отмоет,
В тёплый плед меня укроет,
Богатырскою рукою
Он прижмёт меня к груди.
Бабка блинчики пожарит,
Дед чайку внучку заварит,
И потом медка достанет,
Скажет: «С мёдом будем пить»
А потом, когда стемнеет,
В керосинке свет затлеет,
Я усну на русской печке,
Так мечтая подрасти…
Вспоминая детский дождик,
На висках седая проседь,
И маячит снова осень,
Сорок две уж позади.
Вижу дочки взгляд беспечный,
И прошу её сердечно:
«Не спеши, моя отрада,
Как твой папа подрасти!»
Под дождём когда-то бегал,
И мечтал тогда с разбега,
Разбежавшись, стать большим.
Ноги чёрные, как сажа,
В чернозёме весь измазан,
И кричит мне бабка Клаша:
«Цыганёнок, в дом иди!»
«Ща, бабуль, ещё немного!»
И бегу я вдоль дороги,
Без застенчивой тревоги,
Так мечтая подрасти.
В доме дед меня отмоет,
В тёплый плед меня укроет,
Богатырскою рукою
Он прижмёт меня к груди.
Бабка блинчики пожарит,
Дед чайку внучку заварит,
И потом медка достанет,
Скажет: «С мёдом будем пить»
А потом, когда стемнеет,
В керосинке свет затлеет,
Я усну на русской печке,
Так мечтая подрасти…
Вспоминая детский дождик,
На висках седая проседь,
И маячит снова осень,
Сорок две уж позади.
Вижу дочки взгляд беспечный,
И прошу её сердечно:
«Не спеши, моя отрада,
Как твой папа подрасти!»
