Помоха

Шлёпая расшлёпанными плицами,
Пароход отваливал от пристани,
Он давал прощальные гудки.
Из охотничьей двустволки выстрелил
Берег вечереющей реки.
Белые затрепетали голуби,
Ну и слёзы… И не слёзы – жёлуди
Пали на закатную зарю.
А в соломенном закатном золоте
Я, мобилизованный, стою.
На окованной железом палубе
Я креплюсь, боюсь себя разжалобить,
Слёз своих мальчишеских боюсь.
Даже небо, что оно сказало бы?..
Нет, не разрыдаюсь, упасусь.
Удаляюсь, отхожу от берега,
От реки скрипучей, от репейника,
От красно зардевшихся рябин,
От того от давнего соперника,
Что мою черёмуху любил.
Оставляю я свою черёмуху,
Ядовитую я вижу помоху,
Что на землю русскую легла,
Что, приподнимаясь, ходит по лугу,
По загривку Стенькина Бугра.
Вылезает из глубокой ямины,
Опечаленные студит яблони,
Заводи речные мурашит,
А по лесу, а по красной рамени
Пагубой великой моросит.
Повсеместно явленную пагубу
Ветер нагоняет и на палубу,
И на пароходные мостки.
То ли песню слышу, то ли жалобу
Тяжело вздыхающей тоски?
Ах, мобилизованные мальчики,
Нет, не к матери родимой – к мачехе
Уплывает белый пароход…
Ну, а кто-то всё про ночи майские
Да про очи девичьи поёт.