Августовская ночь

МУЗА.

Лишь солнце перешло в лазури безпредельной
Черту созвездия, дающаго весну,
Как стала жизнь моя угрюмой и безцельной,
А счастье унеслось в далекую страну.
Забыта я с тех пор своим поэтом милым,
Я жду, когда мой друг стоскуется по мне…
Увы! Его жилье пустынным и унылым
Стоит уже давно в безлюдной тишине.
Одна лишь я иду, как изгнанная Пери,
Склонять свое чело к его забытой двери
И плакать на его покинутой стене…

ПОЭТ.

Привет тебе, мой друг любимый,
Моя надежда и мечта!
Опять я здесь, опять одни мы,
И всех милей подруга та,
Что нас встречает в день возврата.
Людской хвалой и блеском злата
Я был на время увлечен.
О, мать моя! моя родная!
Твой сын вернулся, неземная,
И снова песен жаждет он.

МУЗА.

Зачем, о, ветренник!— понять тебя мне трудно —
От мирных этих мест бежать ты вечно рад?
Кого, как не судьбу, ты ловишь безрассудно,
И с чем, как не с тоской, приходишь ты назад?
Чем занят ты вдали, когда я здесь тоскую?
Напрасно ищешь ты зарницы в темноте.
Среди земных утех любовь мою святую
Едва-ль ты сохранишь в небесной чистоте;
Всегда твое жилье пустым я находила
И в час, когда везде стихал движенья гул,
А я в твоем саду под окнами бродила,
Ты ночи расточал на пагубный разгул.
Иль снова любишь ты и вырваться из плена
Нет сил в тебе опять, питомец бедный мой?
А здесь, гляди, кругом осыпалась вервена
И ты не проводил отцвет ея слезой…
Та зелень грустная пророчит увяданье
И мне, когда меня твой дух не оживит:
Взовьется к небесам ея благоуханье,—
И память обо мне на небо улетит!

ПОЭТ.

Идя сегодня по равнине,
Я куст шиповника нашел;
Цветочек бледный в середине
Дрожал: бедняжка! он отцвел…
А тут же рядом, зеленея,
Бутон качался на стебле:
Он молод был, он был милее,—
Так мать-природа, будто фея,
Людей сменяет на земле.

МУЗА.

О, жалкий человек! Все тот же ты, несчастный!
Ногами топчешь прах и к свету льнешь челом.
Везде кровавый бой, повсюду путь опасный,
И сердце как ни лжет, все рана есть на нем.
Один надеется, тот сетует на Бога,
Комедию одну играет целый свет;
Под лоском мишуры скрывают люди много,
Но верно в них одно: их спрятанный скелет.
Увы! любимец мой, твой дар тебя покинул,
И лира ни на что приветом не звучит,
А гений твой в чаду пустых желаний сгинул,
Любовью в женщине до срока он убит;
Растратил душу ты на слезы и страданья,—
Не взыщет Бог за кровь, как взыщет за рыданья!

ПОЭТ.

Сегодня в роще голос сладкий
Я птички резвой услыхал,
У ней же в гнездышке украдкой
Птенцов погибших увидал.
Я пеньем птички любовался…
Кто в здешней жизни изнемог,
Тому, ведь, Бог еще остался:
Надежда — здесь, на небе — Бог.

МУЗА.

Но что же ты найдешь, когда в изнеможеньи
Вернешься ты один в очаг забытый свой?
Ты всюду встретишь пыль,— следы пренебреженья,
Оттуда улетят отрада и покой,
Там дух невидимый на-веки поселится,
Чтоб спрашивать тебя: что сделал ты с собой?
Иль ты надеешься, что совесть усыпится
Под звуки мирные поэзии былой?
А где убежище поэзии?— Сознайся,
Что в сердце лишь твоем; но сердце замолчит,
Его расспрашивать тогда ты не пытайся,
Тлетворный яд страстей его испепелит.
Лишь изредка его живучие остатки,
Как змеи обовьют всю грудь твою кольцом,—
И кто же облегчит те жгучие припадки?
Кто сетовать придет над горестным певцом,
Когда Создатель сам, быть может, мне прикажет,
Чтоб, недостойного, я кинула тебя,
В небесную страну мне грозно путь укажет
И, крыльями блеснув, как сон, исчезну я?..
А прежде, помнишь-ли, ничто не угрожало
Свиданью нашему в таинственных лесах,
Где в тихия мечты тебя я погружала,
А сильфы прятались в каштановых ветвях,
Желая подсмотреть красу мою нагую…
Там слезы нежныя жемчужною росой
Припомни, как ронял ты в воду ключевую!
Что сделал ты, поэт, с той радужной весной?
И кто сорвал плоды, что я заколдовала?
Щека твоя цвела здоровьем молодым,
Которым я тебя от неба наделяла:
Теперь же смотришь ты бессильным и худым.
Безумный! Ты с красой погубишь вдохновенье —
И я умру от стрел разгневанных богов;
Когда-ж, бескрылая, паду я с облаков
Что, жалкий, мне тогда ты скажешь в утешенье?!

ПОЭТ.

Ведь птичка не грустит, изведавши утрату,
В свищет над своим разрушенным гнездом,
И утренний цветов, подкошенный в закату,
Даря простор полей цветущему собрату,
Склоняется в земле покорным стебельком.

Ведь вечно мы в лесу ногами попираем
Под зеленью живой опавшие сучки,
И сколько мир земной, трудясь, ни изучаем,
Мы знаем лишь одно, что взгляды изменяем
И дальше нас несут неверные шаги.

Ведь все до самых скал — добыча разрушенья
И все погибшее рождается опять,
И самая война готовит удобренье
Для нив, где пронеслась рука опустошенья
И пищу мы с могил приходим собирать.

И так, что стоит жизнь? Зачем-же воздержанье?
Люблю, хоть бледен я; люблю — хоть буду хил;
Люблю — и я отдам свой гений за лобзанье,
Люблю — и я хочу, чтоб вечный ключ страданья
Мне впалую щеку слезою оросил!..

Да, муза, я люблю, и смело я решился
Разгулу и страстям хваление воспеть,
И буду повторять, чтоб каждый веселился,—
Что был я целомудр, но нынче изменился
И в радостях любви готов я умереть.

О, сердце гордое! Помеху колебаний
Отбрось без горечи: раскрой свою любовь!
Красуйся, как цветок, среди благоуханий!
Страдавшим нужно жить для новых испытаний,
И тем, кто уж любил — любить еще и вновь!..