Амаранта
Ликастъ о скромности Ераста твердо зналъ
И тайную любовь ему вѣщати сталъ:
Я бросилъ нынѣ лукъ, я бросилъ нынѣ уду:
Ни рыбы ужъ ловить, ии птицъ стрѣлять не буду,
Отъ Амаранты зрѣлъ я ласку ужъ давно;
Но было ласку зря мнѣ сперва все равно,
Суровъ ли былъ ея поступокъ иль привѣтливъ;
Но вдругъ не знаю какъ, я больше сталъ примѣтливъ:
Пастушкинъ на себя взоръ частый примѣчалъ,
И услаждаяся глаза ея встрѣчалъ.
Я чувствовалъ по томъ, что кровь моя горѣла:
Какъ въ очи пристально ей зрѣлъ, она багрѣла,
И опуская зракъ, лучъ сердца моево,
ЗадумыВзалася, не знаю, отъ чево;
По семъ по вѣчерамъ дней тихія погоды,
Когда сходилися пастушки въ короводы,
Я больше вображалъ себѣ ея красу,
И чаще съ нею бывъ влюблялся отчасу.
И пѣніе ея мнѣ нравилось и пляска,
Взглядъ былъ ея все чивъ, и умножалась ласка.
Она по всякой часъ мою питала страсть.
Отъемля у меня надъ сердцемъ прежню власть
Осталось только мнѣ открыти то рѣчами,
О чемъ я ей вѣщалъ разъ тысячу очами.
Но какъ ей нѣкогда любовь мою сказалъ,
И съ воздыханіемъ то клятвой доказалъ:
Она сказала мнѣ: я етому не вѣрю.
Я клялся ей еще, что я не лицемѣрю.
Она внимала то; я мнилъ себѣ маня…
Имѣть себѣ въ отвѣтъ, что любитъ и меня;
То зря, что слушала она тѣ рѣчи внятно:.
Казалося, что ей внимати ихъ пріятно;
Но вся утѣха мнѣ въ тотъ ею часъ была…
Что клятвы выслушавъ колико мнѣ мила,
Отвѣта мнѣ не давъ пошла и не простилась.
Колико въ ону ночь душа моя мутилась!
Смѣялся прежде я, раженнымъ сей судьбой.
И все то я въ ту ночь увидѣлъ надъ собой,
Зрѣлъ преждѣ я съ бреговъ, какъ море волновалось.
Но вдругъ и подо мной оно возбунтовалось.
Смѣшно мнѣ было зрѣть, коль кто въ любни тонулъ,
Но самъ, тогда, я самъ стократно воздохнулъ.
Какъ лѣтня свѣтлость дня вдругъ портится ненастьемъ,
Любовь я зрѣлъ бѣдой казавшуюся щастьемъ.
По утру покидалъ не спавъ я свой шалашъ.
Всю ночь была въ умѣ она, и въ день она жъ.
Какъ вы багряныя аѵроры всходъ играли,
И изъ загоновъ въ лугъ скотину выбирали;
Моя скотина мнѣ престала быть мила
И праздная свирѣль не надобна была.
Не видѣлъ ни чево пріятнаго я болѣ,
И безъ порядка шла моя скотина въ поле.
Въ несносной я тоскѣ заочно ей пѣняль.
Поить, на брегъ рѣки, скотины не гонялъ:
Своихъ и глазъ она мнѣ три дни не казала,
По томъ приближилась и ето мнѣ сказала:
Люби другую ты, кто бъ кровь твою зажгла,
И многія бы дни владѣть тобой могла.
Чтобъ долго зрѣніе и страсть твою питало,
Пригожства моево къ тому еще не стало:
Я часто на себя въ источники гляжу:
Великой красоты въ себѣ не нахожу.
Колико много дней весной на паствѣ ясныхъ,
Толико на лугахъ сихъ, дѣвушекъ прекрасныхъ.
Я ей отвѣтствовалъ томяся и стѣня:
Прекрасна только ты едина для меня,
И сердце ты мое на вѣки покорила,
Вздохнула тутъ она и ето говорила:
Сама не знала я, что я къ любви текла,
И что не къ дружеству, но страсть мя къ ней влекли
Когда о птички вы другъ друга цѣловали,
И пѣсни на кустахъ веселы воспѣвали,
Что сладостна любовь, повѣрила я вамъ;
Изъ чистыхъ я луговъ приближилась ко рвамъ;
И нынѣ ужъ мои не такъ свободны очи;
Но нѣтъ забавна дня и нѣтъ покойной ночи,
Уже разрушился мой прежній весь покой;
Но радости себѣ не вижу ни какой;
Какъ вы на древесахъ ее ни прославляли.;
Иль вы вспѣвая то, то ложно представляли.
Повѣрь, вѣщалъ я ей, драгая пѣснямъ симь,
Повѣрь дражайшая, повѣрь словамъ моимъ
Что въ истинной любви веселостей довольно,
Не весело еще то сердце, кое вольно:
Не вѣрь себѣ, что ты не столько хороша,
Какъ весь тебя чтитъ лугъ и чтитъ моя душа.
Краса твоя, меня котора нынѣ мучить,
Клянуся что во вѣкъ Ликасту не наскучитъ.
По сихъ словахъ душа веселья дождалась;
Прельстившая меня пастушка мнѣ здалась.