Шагирт. Роман. Глава 4. Священноинок

Священноинок уже месяц добирался из Филаретова монастыря на реке Иргиз до Камской пристани Камбарки. Конечно, он мог бы пройти в Закамье по дорогам через Самару, через татар и башкир, но захотелось увидеть места, связанные с походами войск за волей и старой верой, ещё раз потоптать дорогу, по которой ходил молодым.
Всё время пути простоял у борта судна в одиночестве, иногда с лоцманом или с купцом, смотрел на берега, радовался жизни и огорчался… рабскому труду бурлаков, страдал вместе ними от палящего солнца или дождя и ветра. На стоянках для отдыха или ночёвок, при возможности покидал судно, подходил к костру и ненавязчиво беседовал с бурлаками, пытаясь внушать важность их работы, поддерживать любовь к жизни и смирение. Несколько раз натыкался на злые взгляды, но не отводил глаз, а начинал разговор о старой отцовской вере либо пересказывал известные библейские притчи. И в конце пути увидел результаты своего труда: бурлаки всей артелью вышли прощаться с ним, а некоторые задали вопросы о том, как вернуться в отцовскую веру и где искать её представителей или священников.
Камбарский завод, расположенный на реке Камбарке, которая впадала в реку Буй у слияния с Камой, был единственным Демидовским заводом на её левом берегу, строился как металлургическая фабрика для получения стали из чугуна и как город-крепость, обнесённый стенами из бревён с пятью воротами и дозорными башнями. Там же действовала одна из крупнейших лесопилок Прикамья.
Священноинок сошёл на берег и почему-то вспомнил встречу двадцатилетней давности, когда в Сарапуле, в конце морозного декабря 1773 года, казачий атаман радостно рассказывал ему о лёгком захвате Камбарки и переходе большей части заводских рабочих на сторону крестьянского войска, бегстве демидовских служивых и заводских казаков, об уничтожении завода и лесопилки пожаром. Осмотрелся по сторонам, пытаясь найти следы пожарища, но ничего не увидел: тени от солнца пропали, вечерние сумерки сгущались, а кругом бушевала июньская зелень. Ухмыльнулся своим мыслям и воспоминаниям: «Столько лет прошло!», взялся за посох и, уже было направился в дорогу, но внимание привлёк старый казачий урядник, шагнувший ему наперерез:
-Старец Иоанн…,–вопросительно, но больше утверждающе, с одновременным приветственным поклоном произнёс урядник и, после некоторой паузы, заполненной открытыми взаимно изучающими взглядами, добавил,- я, Игнатий Лазаревич, направлен Камбарским обществом для встречи тебя.
-Спаси Христос, Игнатий Лазаревич,-приветствовал его священноинок,-а то уж растерялся было, хотел в Усольскую сторону к товарищу давнему отправляться.
Ещё неделю назад один путник дорожный принёс наставнику общества Камбарского завода, Тимофею Карповичу, весть о скором приходе священноинока, старца Иоанна из Филаретова монастыря, что на реке Иргиз, передал просьбу: встретить, выслушать его и помочь выполнить особое поручение Иргиских старообрядцев в недавно созданном Осинском уезде. Вот и попросил наставник старого казачьего урядника от имени Камбарского общества встретить с дороги и первоначально приютить старца у себя в избе.
Урядник взмахом руки пригласил гостя к стоящей невдалеке телеге, но тот отказался:
-Давай, Игнатий Лазаревич, пройдёмся с тобой: не обессудь – привык ногами землю мерить. Недалеко, небось…
-А зачем в Усолье идтить, ко мне пойдём. У нас своя казачья сторона, по Правленскому прогалу прямо и выйдем. Это продолжение плотины заводской от реки. Камбарка наша по частям поднималась. Прогал её почти пополам режет на Усолье, Шахву, дальше Заплотина: кто, откуда из работников сюда привезённый был, тот в той стороне и живёт. А с Усольской стороны Николай Афанасьевич будет у меня обязательно…. Повидаешься и поговоришь с ним.
Неспеша дошли до двора отставного казачьего урядника, следуя за телегой.
Окинул взглядом дворовые постройки старец:
-Да, Игнатий Лазаревич, всё основательно у тебя, хорошо и приятно, по-хозяйскому, глаз радует, - зашли в избу, перекрестился на красный угол с поклоном, - мир дому сему.
Замлел Игнатий Лазаревич, грудь защемило от похвалы, склонил голову на мгновение, чтобы скрыть чувства свои:
-Радостно мне старец Иоанн такие слова от тебя услышать. Сын, последыш мой, Данила Игнатьевич во дворе хозяйничает, в избе Евдокия Алексеевна, жена евонная. А мы вдвоём, с бабкой, подсобляем им понемножку. Сейчас вечерять станем, только дождёмся наставника нашего, Тимофея Карпыча, да ещё нескольких близких и уважаемых людей.
Вскоре собрались во главе с наставником приглашённые на встречу единоверцы, друзья и давнишние знакомые Игнатия Лазаревича, равные возрастом, общественным положением и состоянием. Все прошли длинную жизненную дорогу, которая в старости их примирила и даже сделала близкими, а некоторых породнила; в молодости они участвовали в войне, некоторые были противными сторонами, но все одинаково видели и боль, и кровь, и смерть. Им многое было известно, но они давно уже простили друг друга за участие в трагические годы на стороне лжеимператора или карателей. Простили, но не забыли смерти родственников и друзей.
После общей краткой молитвы повечеряли и вышли из избы во двор: дали возможность Евдокии с бабкой убрать со стола, а самим обсудить между собой новости завода и подготовиться к главному разговору с посланником с Иргиза. Конечно, присутствующие уже длительное время не работали на заводе, однако были связаны с ним навсегда, так как там продолжали трудиться их дети и внуки.
Игнатию Лазаревичу было известно, что посланник Усольской стороны Николай Афанасьевич был когда-то сторонником пугачёвской компании и, он внимательно наблюдал за ним и старцем с Иргиза. По их тёплой встрече казачий урядник сразу понял, что они связаны не только единой верой, но и давним знакомством.
А старец Иоанн и Николай Афанасьевич уединились в стороне и увлечённо вспоминали о годах двадцатилетней давности, и когда Игнатий Лазаревич услышал, что его земляк, забывшись, неожиданно обратился к старцу по имени и отчеству: «Иван Финогенович», то сразу насторожился и с любопытством стал рассматривать гостя. Это имя точно когда-то было интересно уряднику, и он мучительно копался в памяти.
В это время из избы выбежала внучка Анютка и что-то прошептана деду на ухо. Урядник удовлетворённо закивал и немедленно пригласил всех в избу, а Иван Финогенович, увидев внучку, застыл в изумлении – эта девочка ясно напоминала кого-то из его прошлого.
Поддавшись своей, вдруг вспыхнувшей догадке, он обратился к хозяину двора:
-Скажи, Игнатий Лазаревич, а сноха твоя Евдокия, случаем не дочь Самохвалова будет?
-Да, дочь есаула,- урядник дождался, когда старец Иоанн подошёл ближе и шепнул ему,-так ты часом не Иваном Финогеновичем будешь, вестником императорским?
Старец Иоанн развёл руки и также тихо ответил:
-К сожалению, Иван Финогенович двадцать лет назад закончил свой земной путь, а я священноинок Иоанн,- помолчал и добавил,- позднее расскажешь мне историю с есаулом и Дуняшкой…, ладно?
Расселись за столом, внимательно всматриваясь друг в друга. Старец Иоанн упёр посох к краю, отсоединил старую ручку и, достав из полости свёрнутый в трубочку лист бумаги, тихо, для себя произнёс: «Сколько лет ношу… по таким делам. Одним словом – дуб». И зачитал письмо игумена Лазаря с просьбой, обращённой к обществу Камбарки и его наставнику Тимофею Карповичу, поддерживать в вере переселенцев-единоверцев на новой территории Осинского уезда в долине реки Буй.
Старообрядцы не участвовали в управлении государством, постоянно подвергались гонениям, но продолжали активно заниматься предпринимательством, обладали значительной частью доходов среди купечества и промышленников, имели тайные связи с представителями знати и власти, пользовались их поддержкой. Они заранее узнавали о действиях властей, отслеживали и использовали их управленческие решения в своих целях, принимали меры для сохранения и распространения старой веры среди народа, в том числе, путём организованного переселения на новые места, туда, где ещё отсутствовали священники-нововеры. Между переселенцами старообрядцами и их духовными центрами, расположенными как в России, так и в Зарубежье, устанавливались и поддерживались крепкие, невидимые связи, создавались условия для проведения единой политики; нередко к переселенцам на новые места из центров направляли посланников, которые проводили активную работу по укреплению старой отцовской веры.
В начале восьмидесятых годов восемнадцатого века в составе Пермского наместничества был образован Осинский уезд, а его обширные земли были собственностью башкирских племён, часть из которых, на то время, уже освоила земледелие и создала свои деревни.
В это же время был образован Ершовский удельный приказ, которому подчинялись переселенцы.
Земельные и лесные угодья, расположенные в долине и по притокам реки Буй использовались башкирами редко и передавались припущенникам, арендаторам земель, которые платили им оброк; в роли припущенников выступали татары, вотяки и черемисы, а теперь и русские крестьяне, на появление которых местные жители не обратили внимания. Но, создание Ершовского удельного приказа не был оставлено без внимания настоятелем Филаретова монастыря игуменом Лазарем и священноиноком Иоанном, который теперь и направлялся к переселенцам.
-Тимофей Карпович, - обратился гость к наставнику и обвёл взглядом присутствующих, приглашая к беседе,-просьба от игумена Лазаря и от всего Иргиза - взять под крыло единоверцев, прибывающих в долину реки Буй, оказывать им помощь в сохранении веры нашей. Вы на одном берегу и приказ под рукой; их без поддержки на новом месте оставлять нельзя. Я сейчас туда направляюсь. Могут ли они первоначально опереться на тебя и общество при надобности?
Обсуждали недолго и решили, что переселенцам отказа в помощи сохранения веры не будет и наставник всегда их примет в молельне общества.
А следующим ранним утром старец уже шёл неспеша по башкирской дороге, вспоминал беседу с Дуняшкой, ставшей женой сына урядника Данилки, рассказ Игнатия Лазаревича о встречах со своим сватом Алексеем Филипповичем, его жизни среди вотяков и его многочисленной семье.
Дыдык беспокойно смотрела на отрывистое и тяжелое дыхание Алексея; она уже неделю не спала и не оставляла мужа без внимания, а все домашние дела переложила на плечи своей сестры. Сидела, раскачиваясь всем телом и думала: «Только бы остался со мной, только бы не ушёл к своему Богу Христу».
В избе душно; солнце стояло в зените и нещадно прожигало землю. Услышала лай Киона, какой-то знакомый, напевный мужской голос и голос старшего сына Алексея, удивлённо повернулась на звуки: через дверной проём увидела стоящего рядом с сыном высокого, аскетичного старика-монаха в заношенной чёрной выгоревшей и подпоясанной рясе; такая же непонятного цвета складная шапочка, котомка за спиной и посох в руке.
- Иван Финогенович,-от долгого молчания голос прозвучал тихо, хрипло, с надрывом.
Старец Иоанн повернулся на её зов, зашёл в избу и Дыдык, с рыданием обхватила его руками, прижалась, с надеждой заглянула в глаза и утвердительно шепнула одними губами:
-Ты поможешь ему….