Шагирт. Глава 2. Припущенники

Степан - самый молодой из группы, опередил всадников почти на версту, стараясь держаться подальше от старшего брата, Савелия, любителя поговорить. А тот, по простоте душевной, занимал разговорами всех поочерёдно: с одним поговорит, выяснит для себя что-то интересное и следующего завлекает.

Конь Степана подошёл к броду, в воду ступил, вытянул шею - узду из рук потянул, жадно пить начал: не широкая речка, метров двадцать – тридцать будет, но весенней воды ещё много осталось. Смотрит Степан, а навстречу ему, на другом берегу, из леса вышел юноша высокий, с ярко-рыжей копной волос, за узду лошадёнку ведёт, улыбается, взмахом к себе зовёт:

-Не бойся, воды меньше чем по-грудь коня будет. Ноги подожми и прямо на

меня держи.

Дождался, когда конь из реки на берег вышёл и, как к старому другу, обратился к Степану:

-Алексей я, здесь живу, недалеко. Анай Дыдык, мать моя, послала людей с Камы встретить да во двор привести. Ещё вчерась дядяй Гондыр сказал: «Жди гостей завтра» и ушёл за речку Альняшку. Не ты ли будешь гостем нашим?

-Я, но не один иду, сейчас мужики нагонят.

Появились Савелий, Яков и Максим, вышли с брода, лошадям волю дали и время от воды обсохнуть, пустили их на полянке, а сами с удивлением стали рассматривать встречавшего.

Савелий не утерпел:

-Ты, вьюноша, часом не сыном Самохваловым будешь?

-Алексей я, сын Гондырев. И тятя мой тоже Алексей. Он после снега в лесу ходит,- отвёл взгляд, вздохнул тяжело,- пойдём, анай Дыдык ждёт нас.

Зашли во двор, одиноко выпирающий на окраине деревни, местами огороженный плахами, вытесанными топором и набранными в ряд молодыми, ошкуренными сосёнками, но большей частью продольными жердями; изба большая, рядом просторные дворовые постройки, посреди шалаш возвышается: то ли куала, то ли ледник летний. С коней слезть не успели, вышла на крыльцо яркая женщина, словно засыхающий цветок. Присмотрелась, повела прищуренными красивыми глазами:

-О, Яшка, Максимка! И тебя знаю, Савелий ты. - Повернулась к Степану,- а тебя не помню, молодой ещё, наверное.

Степан промолчал, но промелькнула мысль: «Красивая раньше была, наверное, а сейчас как коряга без воды…»

-Дыдык, ты всё такая же проворная да озорная, а есаула не сберегла, - Савелий по-молодецки соскочил с коня, грудь колесом раздул,- вишь, как запозднились мы с поездкой-то. Давно Алексей Филиппович нас приглашал. – Вырвалось невольно, - Царствие небесное. Как же это вышло?

-Э-э-э, Савелий, зачем так говоришь? Не говори больше. Алексей где – не знаю. Ушёл в лес после снега, долго уже ходит. Чувствую, что рядом где-то,- замолчала, вздыхая,- жду. Сейчас вечерять будем, всё у нас готово. Заночуете, отдохнёте, а завтра спозаранку дальше в путь отправитесь с сыном моим. Дожидаются вас уже. За Альняшку, к друзьям есаула пойдете: Гондыру и Шагыру. Алексея поищите.

-Прости меня, Господи! – Савелий виновато троекратно перекрестился.

Все уже отправились отдыхать, а он долго ещё удерживал разговором Дыдык, расспрашивал о жизни с есаулом.

-Знаешь, Савелий, хорошо мы живём. Первые годы плохо было, таились. Пришли к родной речке, дед встречал. Ругал меня, мол: «Зачем ты плохо делала. Позорила наш род, ищут тебя». Я обнять его хочу, а он отталкивает меня. Мол, деньгу давал, чтобы забыли о тебе. А есаула рассмотрел, обрадовался. Его сыном принял, Гондырем назвал, - и замолчала, нахмурилась.

А, Савелий, вдруг вспомнил о дочери есаула:

-Дыдык, а ведь у Алексея Филипповича дочка была, маленькая да красивая такая, как куколка. Что же с ней стало?

-О-о-о! Дуняшка хорошо живёт в Камбарке, с казаком Данилкой. Детей много, счастья много. Она с Данилкой на переправе встретилась, когда мы на Буй шли. Отправил он нас через Каму, но два года не прошло, сам прискакал со старшим братом-урядником Дуняшку сватать. А есаул противится: «мала, - говорит,- не отдам». А я чую, что жалко ему расставаться с ней, память о прошлом боится потерять. Долго ломался, ночь думал, а потом и спрашивает: «Дуняшка, нравится тебе Данилка? Пойдёшь с ним?». А та отвечает: «Да, тятенька, нравится. Пойду хоть на край света за ним». Так и уехала, оставила нас. Осенью, в тот же год Алексей был у них в Камбарке. Вернулся, мол, хорошо живут. Потом ещё ездил. Но вижу, что жизнью расстроенный, по-русски говорить ему не с кем здесь, совсем вотяк стал. Бога своего не видит, плохо одному. Я с ним вместе говорить и молиться стала. Потом очередного сына родила, он живым остался. Алексеем назвали. Есаул грустить бросил, работать много стал. А я рожать стала кажный год, сам видишь – детей много! А после снега ушёл есаул вместе с собакой, своим Кионом, и не вернулся, – повторила Дыдык и махнула рукой у лица, как будто отмахивая горестные воспоминания, - Атай с анай* вместе ушли в лес совсем, муж ушёл. Жду его, ночи не сплю, вся высохла. - И уронила голову, - пойду я Савелий, рано провожать вас.

Утром со двора вышли неспеша, но продвигались споро, хоть и на подъём: отдохнувшие кони по лесной, чуть видной тропке шли резво, держали шаг, отмахивались хвостами и фыркали, отбивались, как могли от мух, комаров да слепней. Шли всё на север: миновали речку Буй – перешли по широкому перекату, следом и Альяшку проскочили, не поняли: то ли речка, то ли ручеёк какой; солнце только краем появилось, а Алексей объявил, что немного осталось, больше половины пути прошли уже. Примолкли мужики, знай, крутят шеями, смотрят кругом, удивляясь местам не хоженным, деревьям большим, полянам, заросшим высокими травами, косогорам да буеракам. Густой, высокий лес и огромные отдельные деревья закрывали обзор, но Савелий, всё пытался заглянуть вдаль, осматривать и оценивать местность своим крестьянским взглядом и, нет-нет да поглядывал на младшего брата и товарищей: «Как они?». Отмечал, как блестят у них глаза и радовался одинаковым впечатлениям.

Через некоторое время всадники почувствовали, что кони пошли без натуги, подъём закончился, появились ровные участки и много спусков; вскоре вышли на открытую местность и увидели впереди широкую заросшую лесом долину.

-Вот мы и дошли,- Алексей повернулся к Степану, натянул узду, придерживая коня, и посмотрел на яркое солнце, определяя время - дождёмся Гондыра, скоро будет.

Мужики пустили коней на поляне, а сами осматриваться начали. Много не говорили и не обсуждали, а только обменивались взглядами да кивали друг другу.

Вскоре услышали неясный шорох травы под копытами лошадей и тихий говор на непонятном языке, сразу не узнать: то ли башкиры, то ли татары, то ли вотяки и на опушке появились два всадника, первый из которых плотный и широкоплечий, ярко-рыжий, неопределённого возраста обратился к Савелию:

- Гондыр я, эш, товарищ Алексея, много годов знаемся. Он просил своим русским людям землю найти. Вот он даст, - показал рукой на соседнего всадника,- Шагыр зовут. Хороший, грамотный вотяк: рассказывает хорошо, поёт хорошо. Всё делает хорошо. Шур, речку - Шагирт зовут. Гурт, деревню – тоже Шагирт зовут, - махнул рукой вперёд, влево и вправо, в сторону верховья долины.

Его напарник худощавый, стройный и молодой, доброжелательно кивнул им:

-Шагыр я. Разные люди здесь: башкиры немножко, татары немножко, вотяки немножко, черемисы немножко. Все вместе живём. Русских нет, Алексей один ходит. Леса много, земли много… Силы мало. Русский мужик сильный, лес убирать будет. Старые вотяки ещё говорят: «Ошместэм шур чаляк куасьме» - «Река без родника быстро высыхает», а родников здесь много, жизнь долгая будет. Земля башкиров была, вотяков стала, делиться с русскими будем. Наши люди, вотяки, давно две деревни здесь поставили. Вот, направо смотри, на том берегу у устья маленькой реки Гожанэ– деревня Шагирт стоит, и по речке же вверх, другая деревня есть – Гожан, а раньше её Гоженбаш звали. Алексей справный мужик. Мы с ним договорились: пустим вас к себе, правый берег дадим, десять дворов дадим поставить. Четыре рубля в год платить будете, нам помогать будете: лес валить, пашню делать. Пойдём. Смотреть место будем.

-Скажи мне, Шагыр, а нам как это место называть? – спросил Савелий.

Шагыр посмотрел на него:

-Савелий, зачем новое придумывать? Называй, как башкиры зовут, как вотяки зовут - Шагирт. Раньше здесь башкир Шагыйрь жил - певец, поэт, по-вашему. Иди на речку, слушай: она поёт задумчиво, ласково и нежно. Много к ней приклоняется речек, ручьёв и родников: Тымбай, вот он, напротив, смотри, тихий богач, черемисский красавец; Гожанэ – люблю её с детства, вправо смотри; дальше много родников свои воды Шагирту отдают, а он к Бую идёт и на Каму. Слушай, стихами спою тебе: «С тобой певец, Шагирт, живём мы рядом. Люблю тебя красавец мой, Тымбай. Гожанэ милая, прекрасная нарядом, ты прославляешь мой любимый край….». А теперь этот край и вашим будет…. Через неделю пойдём в Ершовку на Каму, в Приказ, «припускную» запишем: пустим на нашу землю работать, как с Алексеем договорились, на шестьдесят годов.

До конца дня мужики осматривали окрестности: всё нравилось им, места для десяти дворов вместе определили. Решили, чтобы споров не было, первые четыре двора поставят братья Килины, они и «припускную» оформлять будут. Порадовались, что рядом лес строевой, таскать далеко не надо, а дерево можно сушить на месте: ошкурить комель, корень подрубить,- солнце и ветер своё дело сделают; наметили на лесистом и пологом склоне, с многочисленными полянками, от реки поля разместить, задумали просечь топорами лес на полосы да гарь пустить.

Повечеряли и сели кружком спокойно обсудить условия «припуска» на землю шагиртскую. Сумму оплаты обсуждать не стали – она всех устраивала. Конечно же, правый берег реки застраивать надо: он высокий и весенними водами не заливается. Десять дворов ставить вотяки разрешили, потому что у них столько дворов, а если больше будет в новой деревне, она сильнее старой окажется. Спорить не стали, для начала достаточно и этих дворов. Стали дальше обсуждать предстоящие припускные записи об условиях пользования землёй, дополнительно обговаривать границы земельные и действия припущенников: пашню пахать, сено косить, лес рубить, рыбу ловить, зверя бить, борти делать, дупленницы искать, мельницу строить и другие дела возможные.

Шагир слово дал:

-Всё разрешим, что можно делать и в Ершовском приказе запишем. Там друг наш есть.

После этого поиски есаула наметили в двух направлениях вести и поделились на группы. А Савелию решили дать возможность ещё раз осмотреть местность и обдумать, как дома ставить.

Гондыр сидит, кивает и поддакивает в разговоре, а сам всё о поисках друга думает:

-Да, да. Место под дворы надо сразу готовить. А нам Алексея искать: по ручью Осиновому и по речке Черемиске навстречу друг другу ходить будем. Дыдык сказала: «У черемисов он, у лесных людей. Через Тымбая старого искать его надо».

После ночи пришло туманное утро и забило всю округу белыми густыми облаками. Алексей глубоко вздохнул, закашлялся, толкнул по-свойски Степана плечом и прохрипел:

-Глотнул воздуха, а, кажется, воды напился,- и повернулся в другую сторону к Гондыру, - дядяй, надо ждать, когда солнце просушит, а то плутать будем.

-Дождёмся. Ничего не видно, как бы коней не загубить,- недовольно отозвался Гондыр.

Только туман рваться начал, разошлись в противоположные стороны: Гондыр с Алексеем и Степаном налегке отправились вверх по долине к устью Черемиски, а Шагыр повёл Савелия, Якова да Максима вниз по течению ещё раз землю показать, а оттуда, как и решили, по ручью Осиновскому в верховья двигаться.

Гондыр уверенно вёл всадников в урочище. Он не был в этих местах, но знал от старых охотников о чуть заметной не натоптанной тропке, которая обязательно приведёт к издавно стоящим нескольким избам черемисов - «лесных людей». Он знал, что с весны черемисы далеко уходят, с лесом одной жизнью живут в разбросанных одиноких лесных избушках и шалашах, а с осени до глубоких снегов зверя добывают. Но, старшина их, старик Тымбай со старухой и с бабами всегда на месте, хозяйство содержат, детьми малыми занимаются, очаг берегут

Гондыр с коня слез и вёл его за узду, тропу выискивал, лесом любовался, радовался жизни и шевелил губами: песню в уме пел да сказку пересказывал. Забылся, в голос перешёл: «Рано встали мы, но недолго поднимаемся вверх по ручью холодному: туман утром захватил, сон продлил, а сейчас совсем ушёл. Солнышко лес зелёный на берегах хорошо прогрело, жарко стало. Инмар на землю спустился вместе с лучами солнца; по полям да лугам, по полянам урожай нам разносит, а меня к другу есаулу ведёт…».

Прислушался Алексей к голосу своего дядяй, заулыбался. Степану потихоньку махнул, ладонью знак подал: «Тихо, Гондыря слушай». Так, под тихое вотяцкое пение и шли они, пока в берег лесного озера не упёрлись, избы старые не увидели, лай собаки и людей лесных не услышали. Остановились, удивлённо рассматривая округу, а Гондыр к избам пошёл со стариком Тымбаем говорить.

Нашёлся их есаул, Алексей Филиппыч. Собака ему помогла, помощь привела и жизнь сохранила: приползла с разорванным боком к старику в дом, за собой позвала.

Забрали друзья Алексея и его собаку, медведем поломанных в Гондыр, к Дыдык привезли. Радости и счастья много было, хотя Дыдык ещё долго тайно слёзы проливала, пока на ноги мужа поднимала.

И месяц не прошёл, а в окрестностях реки Шагирт зазвучали голоса русских припущенников вперемежку с бойким стуком топоров, хрустом падающего дерева и своеобразным шёпотом прожорливого огня и густого дыма.