Пионервожатая Нюся
Пионервожатая Аня была маленького роста, плотно сбитая девчушка с почти взаимоисключающим сочетанием прямого и одновременно наивного взгляда. Мы, пионеры элитного нулевого отряда, в который входили: духовой оркестр, члены совета дружины, юные спортсмены, звали её Нюськой, Пилотка её на линейках всё время была приколота заколкой-бабочкой к рыжим волосам и те, кто её видел впервые, думал, что ей лет пятнадцать максимум, пока она не открывала рот и оттуда не разносился хриплый баритон как у Бони Тайлер. Я был в отряде знаменосцем и одновременно членом совета дружины, и проходил с почётным сопровождением на лагерных мероприятиях мимо бодрых рядов пионерии. Она относилась ко мне ровно, без симпатии, как к рисовой каше, которую она засовывала в рот по утрам с пресной миной. Когда ко мне приехала мать в один из будничных, запрещённых для посещения дней, она, как фурия, носилась с распущенными волосами по лагерю. Увидев меня, идущего с довольной миной и несущего вкусняшки в пакетах, быстро подошла, резко взяла меня за руку и процедила:
- Сейчас идём к директору! Пускай он решит, что с тобой делать.
А что со мной можно было делать? Я, резко поменяв полюс с южного на северный, думал, что можно со мной делать. Наверное, выгонят из Совета дружины или переведут в другой отряд, или вообще из лагеря. Хотя, так даже лучше. Путёвка заводская, льготная. Осталось половина срока среди сосен и елей, так что вдыхать хвойную эссенцию оставалось недолго. Видимо.
В лагере стояла тишина, был тихий час, и сильная рука Нюськи упорно тащила меня в сторону столовой. Взойдя по лестнице со свежеокрашенными перилами в растворённую дверь столовой, мы с вожатой направились к столу директора лагеря.
Тот, восседая вместе с кружком приближённых к телу вожатых, доедал котлету и задумчиво смотрел вдаль. Когда его глаза остановились на взъерошенной Нюсе и мне, взгляд стал холодным, а рука опустила вилку с котлетой в жёлтое пюре.
- Иннокентий Дмитриевич, вот, привела, - я предстал перед столом.
Иннокентий Дмитриевич был подчинённым моего отца, но никто в лагере не знал об этом. Он строго посмотрел на меня, дожёвывая и глотая кусок котлеты. «Странно, - думал я тогда, - Вот он ест эту котлету, а мог бы есть что-нибудь более вкусное. Хотя, котлета тоже ничего.»
- Поликарпов?
- Да, - тихо ответил я.
- Ты понимаешь, что ты нарушил распорядок лагеря? И это грубое нарушение, - он говорил, словно стесняясь своего голоса.
Мне стало его немного жаль. Ему было лет сорок, почти как моему отцу. Он был мастером, а отец начальником цеха. Его понизили из-за того, что он бросил жену. Так мне рассказывал отец. Он был весь седой и глаза его постоянно слезились. Он протирал их салфеткой. В столовой стояла гробовая тишина. Было слышно, как задорно жужжа летали мухи и тяжело сопела пионервожатая.
- Я хочу его вызвать на собрание дружины, а там пусть решат, что с ним делать, - прозорливая Нюся вышла из зависшей паузы.
- Да, пригласите, - грустно посмотрев поверх очков, промычал директор, - Думаю, что надо его снять со знаменосцев. Режим есть режим.
На следующий день собрался Совет дружины, где меня снимали со знаменосцев. Первой выступила Нюся. Её выверенная речь была полна сарказмов, нелицеприятных сравнений и сухой идеологизированной белиберды. Потом выступали другие пионеры в том же ключе. Потом присутствующий при экзекуции помощник директора лагеря, молодой человек спортивного телосложения, неожиданно спросил меня:
- Что ты делаешь для того, чтобы быть пионером?
- Хорошо учусь, - ответил я немного подумав.
- И всё?! – вырвалось у него и члены дружины недовольно засопели.
- Ну, рисую стенгазеты в школе…
Нюся встала из-за стола и произнесла приговор:
- Я думаю, этому пионеру не место в совете дружины. Я предлагаю исключить его из совета и перевести в первый отряд. Кто за?
«За» были естественно все. Я неожиданно спросил:
- Аня, вы не скажете, а что должен делать пионер?
- Как что? – веснушки вокруг глаз стали почти невидимыми, - Соблюдать дисциплину, прежде всего! Быть примером для остальных!.. Разве этого мало?
Я пришёл в свой отряд, собрал чемодан, взял несчастный мамин пакет и сел на кровать. В окне на еловой ветке сидела ворона и косила на меня недобрым взглядом. Я сидел и мысленно спрашивал её: «А что ты сделала, чтобы быть вороной?». И, как не странно, она ответила мне «кар!»…
…Сейчас, спустя энное количество лет, я иногда вспоминаю мой лагерь, уже давно покоящийся в развалинах напротив реки Лопасни в Подмосковье. Думаю о том, изменилось ли что-то с тех пор, когда я был пионером? И зачем я был пионером, если я потом стал комсомольцем, а потом всё перевернулось с ног на голову. И как будто отголоском той эпохи, передо мной сидит девушка в метро, похожая на Нюсю. Глядит на свой смарт ровным взглядом и думает, наверное, что она не такая, как все... Или, что вероятнее, думает обо всём, чём угодно. А, впрочем, какая мне разница.
