Публий Овидий Назон
Изгнание
1.
Ленив, как студень, Понт суровый,
А Истр стеклянный – как гранит.
И в лёд врезаются подковы,
Телега ободом скользит.
Назон перепелёнут в шкуры,
Как бабки русские в платки.
Пар из ноздрей его каурой;
Холмы и степи, далеки…
Сармат в снегу да грек-возница,
Что истукан, на облуке…
И дикий конник, как куница,
На снежных холмах вдалеке.
2.
К тебе, Овидий, жалоба моя.
Не то чтоб был судьбой обижен я
Или, как ты, к косматым гуннам сослан,
С золой печной деля промёрзлый быт…
Но всё ж душа и у меня болит;
Брожу, как на чужбине, с миной постной.
Не Август мне заклятый новый враг
И не молчун, отступник малодушный.
Не замерзает ночью мой рысак,
Не истекает недруг кровью душной.
Не ранен я отравленной стрелой.
Живу, пока есть небо надо мной,
И облака бегут жемчужной цепью…
Пока пишу ещё свои стихи,
Перебирая ранние грехи
И удивляясь муз великолепью.
3.
Здесь море крачит подо льдом,
А в небе индевеет птица.
И варвар, слившийся с конём,
По снегу вьётся, как куница.
И к винам, расколов сосуд,
Сарматы липнут языками –
И в пляске шкурами трясут
Над треугольными мечами.
А стрелы протыкают степь,
Шипя, как змеи, ядовиты.
Здесь пленниц ледяную цепь
Потянет конник деловито.
А я, холодный свой ночник,
Как гет, топя тюленьим жиром,
Меч отвязав, спугнутой лирой
К тебе, о Фабия, приник.
4.
Там рыба ходит подо льдом,
Как под прозрачным потолком:
Чернеют, вздрагивая, спины.
Безудержно вмерзает в льдины
Хрустальный остов корабля.
В снегу гранитная земля;
Простор для птиц необитаем.
Холмы волнятся пеленой:
И всадник вьётся горностаем,
Волну минуя за волной.
Ах, холод Скифии прибрежной!
Не так ты страшен лире нежной,
Как Рима ложное тепло,
Как лицемерия уставы,
Что тем мерзей, что не кровавы:
Души погибельное зло.
Там спит змея на ложе пышном…
А тут всё рядом, на виду.
Порой стрелу над ухом слышно;
Порой рука торчит во льду…
Порою варвар лижет вина,
Объём принявшие кувшина,
А под стеною крепостной,
Из двух десятков брёвен сбитой,
Проводит пленниц бечевой
Сарматский конник деловитый.
И день за днём, во сне пустом,
Спешат исчезнуть подо льдом.
5.
Писал поэт о дикой стороне.
Пора б чужбину воспевать и мне.
Но не страну свирепых бессов, гетов,
Где коротко, не плодоносно лето,
Где вина – лёд, снега, как пелена:
Увязла в прошлом злая старина,
Ушла, как в ил сарматская телега...
Да и давно, давно не видел снега
Я между домиков в Москве моей
И белизной сверкающих полей –
Окрестностей Архангельского лунных –
И бледных елей вдоль оград чугунных...
Но годы шли, приблизилась чужбина.
Корабль идёт к пустынным берегам.
Попутный ветер чаще дует в спину
И не даёт повиснуть парусам.
Увы, страна изгнания всё ближе.
Ещё чуть-чуть – и я холмы увижу...
6.
Ах, как же близок мне Назон
Печальных дней живописаньем,
Когда из варварских времён
На нас он смотрит с состраданьем.
И сам, изгнанием томясь,
И опасаясь гетов грубых,
Времён таинственную связь
Он держит, закусивши губы.
Стрела ль голубкой пролетит,
Пчелой сердитой не ужаля,
Вино ль язык оледенит
Прилипнув, как клинок из стали,
Бирема ль вздыбившись во льду,
В броню оденется литую, –
Везде я в памяти найду
Его прострочку золотую…
…И будет каяться Назон
Просить у «сильных» состраданья.
Ах, как тоской мне близок он
И красотой живописанья!
7.
Мест варварских и дикости законов
С недавних пор я прочный селянин.
Пустых холмов белеющие склоны
Из римлян всех встречаю я один.
Там горностаем вьётся варвар конный,
С калёным ядом в грузном колчане.
И в забытьи моём тревожно-сонном
Порой стихи являются ко мне.
И тем скучнее цитра меониды,
Чем дольше в скорби пребываю тут.
И по волнам, верёвкой перевиты,
Мои стенанья в гордый Рим плывут.
8
Из поздних варварских времён,
Раздвинув грубые полотна,
Опасной ссылкой удручён,
Назон вздыхает благородно.
И все он письма написал,
И все он песни убаюкал;
Любви он лёгкую познал
И жизни горькую науку.
Где пленных варваров вели
И гордый Рим трубил победу, –
Иные стены вознесли –
Иные праздники и беды.
...Рожок гарольдовый трубил
И лютня лепетала песню…
И души Вирус неизвестный
Косой наточенной косил.
9
Весь Рим пред Августом дрожит.
Услали к варварам Назона…
Он в одиночестве сидит,
Пакуя свитки сокрушённо.
Под вязким сургучом кипит
Тугой волной Причерноморье:
Он в одиночестве сидит
И перевязывает горе.
Прочна, вощёна бечева,
От тёплых слёз не намокает…
Плывут, как узники, слова,
И в трюме Понт пересекают.
10
Начинающему поэту
/Подражание Овидию/
Сразу высокую ноту возьми – с табличкой и стилем!
Думай о вышнем всегда, дорогой пыля не спеша.
Но и о низких басах не забудь – и о струнах промежных:
Разнообразьем не грех баловать чутких камен.
Сладко звучит в тишине Панова флейта и лира, –
Бубном оркестр оживи, пусть барабан затрещит.
Сладости слишком: избыток не так уж и сладок.
Чёткость сухая – и ритм нужен и шатким волнам.
Море строит ряды и гонит под парусом судно.
Если же шторм закружит – гибель команды близка.
Много поэтов у нас: Альбий, сажающий лозы,
И иониец слепой, мощных данайцев певец.
Вспомним Катулла, влюблённого в Лесбию страстно.
Тут же и Пушкин, по мне, равный Гармонии брат.
Тут современный Попов, дух доносящий славянский,
Горький дымок деревень, запах цветов полевых.
Выбери лучший пример, тот что душе твоей близок,
Но под ярмом, словно бык, плуг волоча, не ходи.
Всякий губителен плен, кроме темницы любовной,
Всякая воля блага, если в душе идеал.
Песню ли долгую тянешь – так станешь занудой.
Плачешь без меры – так будешь смешон у людей.
Всякая в каменном Риме и всюду бывает погода:
Ливень, что встанет стеной, с солнечным дружит лучом.
Лето приносит фасоль и красные гроздья кизила.
Осень срывает листву, носит кристаллы зима…
Ягоде всякой, плоду своё время и место.
Всякий сердечный порыв с ветрами лет согласуй!
Сам себе выбери средство по силам и звуку:
Тяжкой кифары страшись, если в кости слабоват.
Тонкую лиру бери в гибкую отрока руку,
Плектор бери костяной – и ударяй по струнам!
Если силён в духовых – дудку к губам приставляя,
Воздух наполни пустой розовым цветом любви.
Не забывай и слова песни вставлять в промежутках:
Голос, прошедший гортань – лучший души инструмент.
