Фиолетовый крокус часть 2

Город встретил их многоголосым шумом, сиренами и звоном отбойного молотка, где то ремонтировали дорогу. Дома теснили прохожих к проезжей части, здесь не было места ленивым прогулкам, все время нужно быть начеку, мимо проносились мальчишки на электросамокатах, умело маневрируя между потоками машин. Быстрые, черные глаза ощупывали прохожих, иногда самокат вклинивался между ними и проскочив десяток метров снова нырял в поток машин. Сворачивая во двор Дамержон, спохватился и нащупал в кармане брюк мятую купюру, затем подошел к торговке цветами, что чудом, прицепилась к краю дома, выползшего к улице серой стеной и державшая свой угол из последних сил, противостоя толпе прохожих, выбрал несколько цветов, затем протянул купюру в залитую темным лаком загара старушечью руку. Та скривилась, но взяла, цветы не первой свежести, да и до вечера, когда особый спрос, ещё ой как далеко. Он бережно взял в другую руку слабые, чуть мокрые тела цветов, беззащитные, готовые превратится тут же в сор, передал их Гузель, пряча глаза от смущения. Фиолетовые крокусы, впрочем это могли быть ирисы, или что то ещё.

Овадан, не справившись с потоком впечатлений, уснула у него на руках и когда покупал цветы, почти не выбирая их, он держал ее одной рукой, левой и боялся не удержаться в потоке сердитых, занятых каждый своим прохожих. Тяжёлая дверь мягко стукнула стальной пастью за спинами вошедших, отсекая прочь уличный шум, запах лестницы окружил их, вместе с прохладным полумраком.Только здесь почувствовал он, как устал вчера, усталость ещё не покинула сдабо болевшее тело. Прошли на второй этаж, тут уж длинный коридор убегал в красноватый полумрак. Номера помещений царапали взгляд угловатостью медных цифр. Он открыл свою дверь и включил освещение. Света с улицы как всегда не хватало, маленькое окно завинченное насмерть, никогда не открывалось. Кондиционер вяло защелкал жестяными лопастями. Показалось, стало от того чуть легче и он опустил дочь на кровать, занявшую половину помещения.

Гузель дотронулась до холодного бока электроплитки, стоявшей на одной из двух табуреток, имевшихся в его распоряжении:

- Как ты здесь живёшь?

-Ничего, жить можно...

-Окно не открывается?

-Нет, никогда не открывается. Оно завинчено. - Он указал на ряд шурупов в стене, укреплявших стальную планку.- Хозяин боится краж. На втором и третьем этаже все окна завинчины. Можно открыть входную дверь...

- Пока не нужно.- Гузель подставила руку под слабо прохладную струю воздуха из под кондиционера.

Дочь все ещё спала и он обнял свою Гузель, провел рукой по ее бедру, осторожно, как музыкант, отвыкший от своего инструмента и игравший год или более того на чужих, наемных инструментах и вот теперь, вдруг, взявший в руки давно ему знакомый инструмент, но словно забытый немного. Несколько раз он пользовался услугами проституток, ему нравились их белые, как казалось, почти седые волосы. Волос Гузель был черен, точно смола. Волос ее пах так сильно, что у него немного закружилась голова. Он вспомнил дни их первых свиданий, там, ещё на родине. Затем его рука пробежала ниже, к тем запретным областям, где витает счастье и ужас. Гузель теперь молчала, она лишь закрыла глаза. Овадан спала, чуть двинув головой, устраиваясь удобней и они замерли, стоя у стены, наполовину обнаженные, не в силах сдержать долгожданных движений. Сон Овадан едва не прекратился от этого слабого и яростного движения, но она вдруг снова погрузилась в темную пропасть, поглотившую ее без остатка. Даже снов она не видела, лишь бледный проблеск света мелькнул у глаз и снова исчез в вязкой тишине.