Суд лесной

1

 

Их поставили у стены,

Руки сзади, в надёжных путах,

Ждали только команду «Пли!» –

Каждый звук ощущался чутко.

 

Долго били их и пытали –

Был допрос огнём с кулаком –

Партизаны на всё молчали,

Так и шли на тот свет молчком.

 

Только Ванька во сне кричал –

Молод был и не ведал боли,

А Потапыч во сне мычал –

Только здесь, на этом бетоне.

 

«Говорите пароли, явки!» –

Перегаром дышал фашист,

А они, презирая страхи,

Повторяли себе: «Я чист!»

 

Так стояли они, счастливцы –

Совесть, честь, голова чиста,

Сердце каждого, как орлица –

Так клекочет, и так слаба.

 

Офицер обрубил рукой,

Эти русские всем постыли –

Лай железный, и волчий вой –

Эхом стены в ответ завыли.

 

Но увидел фашист картину:

Ему под ноги старый плюнул,

Парень сжатый кулак свой вскинул,

Крикнул что-то пред смертным гулом.

 

Подошёл гестаповец к мёртвым –

Да, слабы оказались путы,

И зверёныш калач был тёртый,

Молод так, а какой-то смутный.

 

«Ко мне, Шиллер!» – вмиг переводчик

Перед ним, как ищейка в стойку.

«Что кричал нам русский молодчик?

Одно слово – но зло и бойко!»

 

«Прокричал «Вставай!» этот парень», –

«А, «Вставай…» – очевидно, лозунг,

Вечно Партию они славят,

Без неё ничего не могут».

 

«Это ихний гимн коммунистов, –

Объяснял лейтенанту Шиллер, –

Есть и песня – взывает биться

На смерть с нами, подобна гимну».

 

«Эти русские – раса диких,

Разве ведома им культура,

Наших мифов, имён великих,

Даже слово «Литература»

 

Для славян ничего не значит,

Мы свет разума им несём.

Полу зверям, живущих в чащах,

Выжжем дикость их всю огнём.

 

Мы с тобой и Вагнер и Шиллер –

Вот культурные имена!

Наша нация так обильна,

Сколько гениев всем дала!»

 

«А я знал ефрейтора Баха, –

Переводчик в такт дополнял, –

Гримма знал – тот не ведал страха,

Когда русских на танке гнал».

 

Глядя вниз, офицер что-то вспомнил –

Парень русский, стыдясь лицом,

Землю, словно родную обнял,

Старый навзничь был, молодцом.

 

Не закрылись глаза партизана,

И презренье осталось в глазах,

Было это неясно, странно,

Навевало какой-то страх.

 

Фашист плюнул в лицо старика,

Но плевок не дошёл, промазал,

Второй раз – и всё свысока,

Снова мимо, как будто глазом

 

Отводил тот его плевки,

Снова, снова плевался Вагнер.

Снова мимо. Его носки

В бой вступили – ведь было важно

 

До конца убить русский дух,

Растоптать, и пусть знает место,

Бить и бить, не пачкая рук,

Всех убить, сломать своей местью.

 

До пены пинал мертвеца –

Стыла в ужасе вся команда –

Духи древние в их лесах

Спросят всё за смерть партизана.

 

2

 

Час расплаты был недалёк –

Духов воинство всё вскипело –

Только немцы вошли в лесок,

Пали сосны справа и слева.

 

Бородатые в бой вступили,

К ним и юноши подошли,

Нечисть гнали, и нечисть били,

Русским духом поганых жгли.

 

Все фашистские пули – мимо,

Партизанские пули – в цель,

Хоть лесные духи незримы,

Но у русских всё без потерь.

 

Одного пощадили пули –

Стоял бледен, и весь помят,

Руки сзади, синяк на скуле –

Клятый людом сто раз подряд.

 

Подошёл капитан Нечаев:

«А, знакомый, лесов гроза!

Вагнер, милый, тебя мы знаем,

Ждали в гости – но шёл ты зря.

 

Сколько крови ты нашей выпил,

Сколько пало у нас парней!

Ныне наше подполье скрыто,

И работа его верней.

 

Жаль последних – нелепый случай.

Но агент наш успел, сработал,

На приманку, как пёс вонючий,

Ты в хороший капкан притопал».

 

Но, расшвыривая бородатых,

И парней, стоявших вокруг,

И визжа, крича, с автоматом,

Кто-то кинулся к фрицу вдруг.

 

То девчонка – метила в очи,

Еле сняли с лица её,

«Шмайсер» вырвали. «Маша, очень

Мы все рвёмся казнить его,

 

Задолжал он уж больно многим,

Только смерть, как и жизнь, одна,

Суд наш будет лесным и строгим,

Всё воздастся ему сполна».

 

Все в отряде про это знали: Ваня, Маша

В любви давно,

И казалось, нет пары краше –

Всё в любви и весне цвело.

 

И фашист своей кровью капал,

То продранные полосы,

По лицу его шли нахрапом,

Но с презреньем смотрел, с выси.

 

А бойцы опять вспоминали:

«Да, Потапыч был всем отец,

И два сына его в отряде,

Оба пали – за них был мстец».

 

«А Иван был – такого друга

Не сыскать – заслонит собой».

«Сам Потапыч простого круга,

Но умён был, широк душой».

 

А три старца лесных, из местных,

С командиром своё говорили…

Он кивнул. «Суд наш русский, честный –

Мы давно эту тварь судили.

 

А сейчас все идут на базу,

Хорониться в леса, болота,

А двоим со мной по приказу –

У нас будет своя забота, –

 

Объявил капитан Нечаев, --

Молодцам силачам остаться,

Что за дело, потом узнают,

Остальным в глубину скрываться.

 

Пусть возьмут эту нечисть духи,

Растаскают её вороны,

Пусть пройдёт до конца все муки,

Что исплакали наши вдовы».

***

Уходил отряд партизанский

И догнал его жуткий крик,

Лютой смерти испив ужасной,

И на взлёте внезапно стих.

 

А немецкий отряд на подмогу

В это время шёл в русский лес.

К месту казни вела дорога,

Ужас смерти витал окрест.