этот новый дивный мир
Я мог на картины смотреть часами,
взглядом касаться,
гулять по тем аллеям,
что словно болеют
яркими цветами.
Когда же те, тая,
обливали меня гримом
я становился частью пантомимы,
частью этого мира.
Он возносил к стаям птиц,
опускал на дно океана,
погружал в толпы людей без лиц,
где за своего меня принимали.
Помню первую прогулку,
когда все еще было округлым.
Я заразился тогда,
и все готов был отдать,
чтоб снова вернутся
вовнутрь
того мира.
Но я вернулся другим,
каким-то опустошенным.
Тогда все детали сменили углы
и то что я потерял там не нашел.
Я слышал, что сюда по уши окунулся Ван Гог
теперь я понял, чье ухо
в темноте нащупал
ногой,
когда свое сердце искал
что было потерянно.
И если посмотреть с близка
я стал похож на растение.
Мне нужны были эти краски,
что заменяли солнечный свет
прекрасный.
Окна висели покосившись
на ржавых гвоздях.
Они меня словно просили
уйти, но все зря.
Я всегда в них видел то что хотелось
в этой гамме цветов и оттенков.
взглядом касаться,
гулять по тем аллеям,
что словно болеют
яркими цветами.
Когда же те, тая,
обливали меня гримом
я становился частью пантомимы,
частью этого мира.
Он возносил к стаям птиц,
опускал на дно океана,
погружал в толпы людей без лиц,
где за своего меня принимали.
Помню первую прогулку,
когда все еще было округлым.
Я заразился тогда,
и все готов был отдать,
чтоб снова вернутся
вовнутрь
того мира.
Но я вернулся другим,
каким-то опустошенным.
Тогда все детали сменили углы
и то что я потерял там не нашел.
Я слышал, что сюда по уши окунулся Ван Гог
теперь я понял, чье ухо
в темноте нащупал
ногой,
когда свое сердце искал
что было потерянно.
И если посмотреть с близка
я стал похож на растение.
Мне нужны были эти краски,
что заменяли солнечный свет
прекрасный.
Окна висели покосившись
на ржавых гвоздях.
Они меня словно просили
уйти, но все зря.
Я всегда в них видел то что хотелось
в этой гамме цветов и оттенков.