Тихон

Было знойно и тихо,

во дворе ковырялся Тихон,

приметил маленький подсолнечник у забора,

вздумал сорвать — впору.

Верх доцветал и никак не мог доцвесть,

а воробьи чирикали: «Не к добру весть, не к добру весть»…

Ещё вчера пчёлы жужжали и липли,

а сегодня у старого тына — кудрявые стебли гороха погибли,

а вот плети тыкв, с бархатными листьями,

пока ещё выстояли.

 

В спутанной цепкой траве, в саду —

сплёл паутинный круг не один паук.

Трава полегла от назойливого дождя,

капли сыпались исходя из рыхлых свинцовых туч —

больших, овечьих, ползучих,

которые из-за реки тащились — жилясь,

цепляясь за облетевшие ветлы,

гонимые ветром.

 

Тихон жалел подсолнечник,

пусть постоит до дней уборочных,

старинные часы прежде шипят, а потом бьют,

а что он — не Иуда ведь, на свете хватает Иуд…

 

Не спит хозяин — дождь льёт второй день.

Не даёт уснуть неизъяснимая грусть —

на сердце лежит, да и что-то мешает жить,

может количество лет, а может — тяжёлый свинец

с громким падением капель наперевес

и стон, и завывание ветра, и болезненная дрожь

рядом с домом чахоточного дерева — старинного кедра,

а может и оттого, что не пишет никто и не едет никто из детей

туда, где много лет назад большие жёлтые круги подсолнухов

стояли в огороде, и всякая овощ могла расти

перед светлыми, большими окнами человеческой радости,

с вьющимися травянками и виноградом,

и жена молодая, здоровая, рядом,

дочки в майках и шортах,

а большего Тихону,

большего

было от жизни

уже и не надо…