За день до Рагнарёка

– Ногти всем стричь короче, –

напутствует старый ярл. –

Хирд наш погибнет к ночи

в мёртвых пустых морях...

 

Фимбулвинтер.

Уже так скоро

будет Нагльфар отстроен.

Вешний лёд никогда не тронется

и останется скован Гандви'к

белой коркой на новое лето.

Истреблять петухов смысла нет:

мир чернёною кровью умоется.

Так точи же секиры, хирд,

отряхни перемёрзлые латы!

 

Рагнарёк, будь он трижды неладен:

бой последний протрубит Гьяллархорн.

Муспельхеймский в ответ ему горн

отзовется.

Дожить бы, О'дин!

То, что было мертво, было тленом,

побредёт из нильфхеймских земель.

Из туманного плена

поднимется Хель.

 

– Холод сучий,

наверно, Фенрир надышал, –

посмеется украдкой форинг,

не сдержась:

– Что же делать, конунг?

В битву с кем вступить в ледяной глуши,

где давно ни врага, ни брата?

Или впредь пора по душе тужить:

не видать ей Вальгаллы врат, и

ждёт нас тот же холод и та же тьма?

И бесчестие

И безвестность.

Я не чую ног и не чую лат,

а в Хельхейме ещё холодней, говорят...

очень скоро проверим вместе.

 

В царстве ночи горький зловонный дух,

здесь кричит надрывно рябой петух.

Стоны мёртвых, гниль, мачты корабля –

да, исходу не быть иному…

 

В чертог последний открыта дверь:

– Я ждала вас, братья, –

прошепчет Хель

и вырвет

последний

ноготь.