Забинтованный человек. Часть 7

 

 

Мы вышли на пустынную площадь, асфальт лежал неровно, щебень захрустел под подошвами. Пахло далёкой стройкой и пустырем. Репейник так и норовил уцепиться за мои новые брюки, как только мы миновали площадь. Чугунов остановился и снова стал подбирать свои бинты.

-Назад в больницу пойдешь?

-Не- а! - сказал он, точно моя бабушка, набравшая в рот булавок, когда шила и потому говорившая не открывая рта,- вроде легче сейчас. Нет, не пойду. Дома отлежусь.

-Как знаешь...

Он подтянул шорты, закончил возиться с бинтами и получил вполне бравый вид.

-Да, вот что про аварию саму, если интересно...- Я кивнул и предложил,-

-Если хочешь... может пива?

- Нет, нельзя мне пива, врач запретил. Почки, сказал у тебя отвалятся, лекарство и спиртное не совместимы. Так вот и сказал.

Я сочувственно пожал плечом, точно ангел крылом, которому душенька отказала в доставлении ее в рай.

- Случилось вот что, летом,- продолжал он,- в июле мы врезались в цементовоз.

Понимаешь, цементовоз застрял на переезде и был полон цемента. А мы навстречу шли на скорости сто километров в час. Мы просто не успели затормозить... Знаешь, что через секунду будет столкновение и не можешь затормозить. На такой скорости, да с составом тормозной путь километр, а то и больше. Машинист сделал что мог. Потом, в последнюю секунду, когда цементовоз вырос перед ним горой, он бросился ко мне, в другой конец тепловоза. Открыл дверь и не успел. Погиб...Этой дверью и меня задело... Тепловоз и с ним два вагона на триста метров вынесло на пустырь, цементовоз в пыль... Вот все, теперь ты знаешь...

Мы молчали и смотрели в разные стороны. Видно он вспоминал прошедшее, а я пробовал представить будущее.

Пора было прощаться, я пожал наждачную его ладонь, сочувственно кивнул и свернул на свою улицу. Понемногу наступал вечер, который воровски отбирал у города его частички, отрезал лакомые кусочки, наступал на пятки прохожим. Скоро же темнеет в сентябре! Кажется, только что было утро и вот уже вечер. Я посмотрел на наручные часы, была половина третьего и потому я погулял немного в парке, слушая отчаянные крики ворон и всякой малышни на детской горке. Детишки собирали кленовые листья и набрав кучу, плели какую -то чушь в виде веночков. Когда было без пятнадцати пять, я решительно нащупал в кошельке двухкопеечную монету и направился к телефонному автомату. Заскрипела дверь, в кабине автомата пахло ржавчиной и кошатиной. Я достал бумажку и сверяясь с ней набрал нацарапанные криво цифры номера. Гулко упала моя монета в монетоприемник, далёкий голос стал говорить быстро и что то нечленораздельное. Я крепче прижал трубку к уху, пытаясь разобрать далёкий голос.

-Алло, алло- кричал я в старую эбонитовую трубку, которой и голову можно былоб разбить при случае,

но голос все также оставался слаб и неясен. Наконец вдруг он волнообразно усилился и я ясно услышал спрашивающий меня женский голос. Я уж забыл, как звали табельшицу, а верно это была она. Тогда я сказал громко, как только мог,

-Я Метелица, я бы хотел...

Но меня перебили,-

- Какая метелица, сейчас только сентябрь месяц ... какая бригада, говори...

- Да я практикант...

- А! Насчёт Перфильева, да я ещё не знаю! Позже позвони, через полчаса...

Короткие гудки затухли в опустевшем пространстве, прежде связывающем нас двоих. Я теперь остался один. Крики ворон настигали меня. Я повесил трубку и больше в тот день не звонил, двушки у меня кончились.