Шкатулка и Мастер
На нижней полке в дряхлом столе,
Разгребая груды инструментов и стружки,
Мастер рылся себе на уме
В поисках гайки для новой игрушки.
Как в пустыне блуждающий путник,
Рука гуляла по горе инструментов,
Пока не наткнулась на гладенький кубик —
Шкатулку достойную всех комплиментов.
Как тонка́ была эта работа!
Каков интересен у крышки узор!
Деталь для игрушки - вторая забота,
Пленила шкатулка Мастера взор.
Поставил её на рабочее место,
Прям на верстак, на котором строгал.
Для Мастера дерево, что для пекаря тесто,
Он бруски не умом, а душой понимал.
Но шкатулка, из ряда вон выходяще,
Была загадкой со всех сторон.
Страшно навязчивой, тем и бодрящей,
Что, как ни смотри, не разбирал ее он.
Мастер шкатулку так и оставил
На верстаке, на котором строгал,
И порой исподлобья, пока брусья буравил,
Как будто стесняясь, украдкой взирал.
Время летело, шкатулка стояла,
А игрушку Мастер создать позабыл.
И племяшка его, что ожидала,
Схватила шкатулку, не меря свой пыл,
Крутила, вертела, по полу катала.
Обычна, естественна эта картина.
И Мастер думал: "Что бы с ней стало,
Со шкатулкой, которую взя́ла детина?
Ребенок же глупый, что там до силы!?
Шкатулку попортить не по зубам."
Надолго штрихи этой картины
В мастерской не мешали каким-либо делам.
Однако "надолго" - не значит "навечно"
Настал у истории крутой поворот.
Малышка, что была по натуре беспечна,
Тягая шкатулку то на пол, то в рот,
Интерес проявила. Что в себе прячет
Кубик, обладатель внешних красот?
Мастер то видит, и пульс его скачет,
И сердце само просит за борт...
А пальцы всё чешут крышку шкатулки,
И крышка та цокает в сопротивлении.
Мастер хотел бы верить в те шутки,
Что в цоканье слышал, как в опьянении.
А было то шуткой, или может сарказмом,
Или трезвость правда была на нуле?
Все эти игры прекратить решил разом,
Положив их на полку в том дряхлом столе.
Не зрит он больше шкатулки узора
И вид безразличный строит во вне,
Для него перед ней, он полон позора,
И страх перед правдой не стлеет в огне.
Толком сказать, что чувствовал Мастер
Никто вам не скажет, не скажет во век.
Он пытался быть добрым, святым, словно Пастер,
Но не свят по натуре тот, кто человек.
И время текло, но уже чуть иначе,
За собой искажая память вещей.
Оно ведь ресурс, что почти был потрачен
У Мастера меж зубил и клещей.
Он сам о том думал, но только отчасти.
Другая же часть, одни переулки,
В которых он брёл в поисках счастья,
Счастья без видов прекрасной шкатулки...
Но глубоким рубцом в памяти сели
То́нка работа и крышки узор,
Так не изменено, как иглы у ели,
Вызывая у Мастера мыслей затор.
И бывало рука тянется к полке
Самой последней в дряхлом столе,
Но страхи Мастера стаей, как волки,
Выступят потом на грузном челе́.
Он вновь увидит мыслей картины,
Мнимое счастье, как он полагал,
Лицезреть эту прелесть, будто с витрины,
На верстаке, на котором строгал,
Что однажды, он сам подня́л бы ту крышку,
И была́ б она вечность открыта ему.
Но страшась набить себе новую шишку,
Уходил от стола, вопросив: "Почему..?
Почему спрятал узоры от глаз?
Почему был напуган цоканьем крышки?
Почему не взглянул внутрь хоть раз,
А сейчас лишь от мысли покоряюсь одышке?"
Так мысли все эти опустились горой
На Мастера плечи и измо́тану душу,
А работа, которой было много порой,
Вставала, как во́ды в зимнюю стужу.
Не радовал вид закрученных стружек,
Не запах опилок от хвойных брусков,
И любимого пива несколько кружек
Не давали свободы от печали оков.
В мастерской жизни вовсе не стало.
Ни треск древесины, ни гуденье пилы -
Ни что тишины не нарушало,
Только мыши, что грызли полы.
Спустя месяца́ туда пришел парень.
С виду юн и, вроде, рукаст,
Во взгляде его горел тот самый пламень,
Что у Мастера ныне вовсе погас.
"Дядь, научи держать инструменты,
Как надо пилить, как надо строгать,
Как из дерева сделать те элементы,
Которые с камня никак не создать!"
Сквозь всю тягомотину дней проходящих
Иссохшему Мастеру тот паренёк
Казался ярче звёзд восходящих,
Горячее солнца жар его пёк.
И его появление, как жизни намёк,
Словно судьбы распоряжение.
Мастер сказал: "Пошли паренёк...
Так и быть покажу тебе своё ученье."
Не много понадобилось сил и терпения,
Парень был по природе талант.
Теперь у Мастера есть подмастерье,
И впервые за долго Мастер был рад.
С тем же рвением подходил к верстаку,
С тем же рвением, что годы назад,
С молотком и зубилом, что гремят на боку
И тем пламенем парня, горящим в глазах.
Красочный быт сопровождал эту пару,
Двух рукодельников, искусных дельцов.
Но не всё ведь так просто должно быть по жанру.
Даже гладкие доски имеют пары рубцов.
Так один из дней прекрасного бы́та
Омрачился сильней небес в тихом море.
Пока складывал Мастер пустые корыта,
И время к ужину двигалось вскоре,
Меж топот сапог, и треск древесины
Услышал он звук до боли знакомый.
Знакомый болью неведомой силы,
Звук цоканья крышки, рукою ведомый.
Кувалдой по рёбрам начало биться сердце,
А дрожь пронизала тело насквозь.
Казалось, костлявая в своём черном ситце
К Мастеру прибыла - давно званный гость.
И уже понимая, что узрят его очи,
Желая оттянуть подольше момент,
Он хотел на месте быть кем-то прикончен,
Обратиться статуей, в литой монумент!
Что б никогда не суметь повернуться на звук,
Никогда не узреть, что всё же узрел,
Как тот подмастерье, что стал ему друг,
Держал шкатулку и ей внутрь смотрел.
С таким восхищением, с такой теплотой
По каждому ракурсу взглядом ходил.
Мастер ведь тоже был пленен красотой,
Да только себя сам он пленил...
Размышляя позже, перебрал все моменты...
От части милее стал дневной свет.
"При себе оставлю все комплименты.
В истории шкатулки больше Мастера нет"...
13 марта 2024