МОИ ДЕТСКИЕ СТИШКИ
Жизнь подбрасывает самые неожиданные встречи, и однажды весной я случайно повстречался со своим самым первым стишком, рождённым в четыре года. Звучал СТИХ так:
Я не буду кушать кашу
За Папашу и Мамашу.
Я поем её за Жучку,
Потому что Жучка – сучка.
Встретившись со своим первенцем, умилившись и утерев набежавшую слезу, я понял, что рифмоплётство было заложено во мне генетически и сопротивление ему было бы занятием бесполезным. Да я, честно говоря, не шибко и сопротивлялся.
Однако это была уже четвёртая моя нечаянная встреча со своими детскими стишками.
Первая произошла несколькими годами раньше, когда, перебирая книги «фамильной» библиотеки на предмет поиска ещё не прочитанной, в одной из них обнаружил листок, который цитирую полностью:
« 8 апреля 1957 года
Сочинение уч-ка 6-б класса Андрея Глухова
Тема: "Я и мой класс".
Я создан из цельного эха
Без нитей - утка и основ
И это такая потеха
Быть собственным криком и эхом
Быть явью и собственным сном!!
У кого ты это списал?
Ты забыл, что сочинение должно быть не менее 1 страницы?
Тема не раскрыта. Где знаки препинания? Плохо, Глухов, 2»
Так в 12 лет я получил первую квалифицированную рецензию на своё стихотворение.
Следующие два стиха возникли «залпом», через много десятилетий после своего рождения. Соседка в метро вдруг спрашивает:
- Простите, а вы, случайно, не Андрей Глухов? – и, получив утвердительный ответ, - А меня ты не узнаёшь?
Мне было стыдно, но …
Выяснилось, что девятом классе она была подругой моего приятеля, который её «бросил». Пытаясь утешить, я подарил ей стих, который она запомнила на всю жизнь и вернула мне более чем через сорок лет:
Не надо плакать о вчерашнем дне.
Пусть он ушёл и больше не вернётся,
Но тихим эхом всё же отзовётся
В каком-нибудь тревожно-сладком сне.
Не надо плакать о вчерашнем дне.
Как музыка, и грустен и прекрасен,
Он памятью упрятан в свой запасник,
И будет там лежать на самом дне.
Не надо плакать о вчерашнем дне…
Придя домой, я полез в альбом, чтобы найти фотографию той милой девочки, которую я одарил этим стихом, но так и не смог идентифицировать её ни с одной из одноклассниц. Но ни один труд не пропадает даром: я уронил альбом, и одна из вывалившихся фотографий повернулась ко мне тыльной стороной, демонстрируя стихотворные строчки. Я сразу вспомнил историю размолвки со своей первой юношеской любовью. Мне - пятнадцать, ей – четырнадцать, я – в поэтических облаках, она – в шмотках, танцах и упоении своей красотой. Полная несовместимость, длящаяся месяцев семь.
Дарю свою фотографию (вихрастый подросток в тельняшке) со стишком на обороте:
Мне одиночество и страшно и желанно,
один в толпе, чужой наедине...
Как всё неясно, зыбко и туманно -
две крайности всегда живут во мне.
Мне кажется, не нужно и стараться,
чтобы увидеть в плоскости объём,
одновременно плакать и смеяться,
брести в ночи и видеть словно днём.
Мне одиночество и страшно и желанно,
я так устроен, не ругай меня.
Пускай тебе моё устройство странно...
Другой удобней, но другой - не я.
Через день фотография возвращена. Поперёк стиха начертано:
"Прощяй. Меня этим не прильстиш. Ленка"
Это стало второй рецензией в моей творческой жизни.
А этот стишок, написанный месяца через три, запомнился сам собой:
Красная рябинка,
а кругом бело...
Узкую тропинку
снегом замело.
Взламываю лужицы
деревенским валенком,
снег искрит и кружится...
Стать бы снова маленьким.
