Русская шхуна в романе Брэма Стокера "Дракула"

Моему дорогому другу Хомми-Бегу

Брэм Стокер

 

"ДНЕВНИК ДЖОНАТАНА ХАРКЕРА

Часа через два я услышал какую-то возню в комнате графа, резкий, мгновенно прерванный вопль. Затем наступило молчание, глубокое и ужасное. Я похолодел, сердце заколотилось.

И тут во дворе раздался душераздирающий женский крик. Открыв окно, я увидел сквозь решётку женщину с растрёпанными волосами. Она прислонилась к калитке, прижала руки к сердцу - после быстрого бега. Бросившись вперёд, она пронзительно закричала:

- Изверг, отдай моего ребёнка!

Упав на колени, простирая руки, несчастная продолжала выкрикивать одни и те же слова, терзая моё сердце. Она рвала на себе волосы, била себя в грудь, всё более предаваясь отчаянию. Потом кинулась вперёд - я перестал её видеть, но слышал, как она колотила кулаками во входную дверь.

Откуда-то сверху, вероятно, с башни, послышался резкий, повелительный голос графа. Издалека, с разных сторон, ему ответил вой волков. Через несколько минут волчья стая, точно вода, прорвавшая плотину, затопила двор. Женщина замолчала, стих и вой волков. Вскоре они, облизываясь, удалились поодиночке...

Я не жалел о смерти женщины, поняв, какая участь постигла её ребёнка; смерть для неё - лучший исход.

Что же мне делать? Что? Как бежать из этого кошмара?

Проснулся перед рассветом. Через дверь в углу комнаты я спустился по винтовой лестнице, по тёмному коридору прошёл в старую часовню. Теперь я знал, где искать это чудовище.

Большой ящик стоял на том же месте у стены, но был накрыт крышкой - с приготовленными гвоздями, оставалось только вколотить их. Я снял крышку и поставил её к стене. И тут я увидел нечто, наполнившее меня ужасом до глубины души, - наполовину помолодевшего графа: его седые волосы и усы потемнели, щёки округлились, под кожей просвечивал румянец, губы стали ярче прежнего, на них ешё сохранились капли свежей крови, стекавшей по подбородку. Даже его пылающие глаза, казалось, ушли в глубь вздувшегося лица, ибо веки и мешки под глазами набрякли. Такое впечатление, будто это чудовище просто лопалось от крови. Он был как отвратительная пресытившаяся пиявка.

Дрожь и отвращение охватили меня, когда я наклонился к нему в поисках ключа - другого выхода у меня не было. На его раздувшемся лице играла насмешливая улыбка, она просто вывела меня из себя. И этому монстру я помогал перебраться в густонаселённый Лондон, где, возможно, в течение веков он будет упиваться чужой кровью и расширять круг вампиров!

От этой мысли в голове у меня помутилось. Мне безумно захотелось избавить мир от этого чудовища. Под рукой у меня была только лопата, которой пользовались рабочие, насыпая в ящик землю. Я размахнулся и нацелил её острый край прямо в ненавистное лицо.

 

ДНЕВНИК МИНЫ МЕРРЕЙ

Никто ничего не знает о Джонатане после его последнего письма.

Вчера ночью погода испортилась, рыбаки говорили, что будет шторм.

Появился охранник береговой службы с подзорной трубой под мышкой, я обрадовалась, увидев его. Он, как обычно, остановился поговорить со мной, но при этом глаз не сводил с какого-то странного корабля.

- Не могу понять, что за судно, - заметил он. - По виду - русское. Как-то чудно его бросает из стороны в сторону. Похоже, капитан не может решить, как быть; видит - надвигается шторм, но не знает, то ли идти на север, в открытое море, то ли войти в бухту. Вот опять, смотрите! Шхуна как будто вовсе не слушается руля - с каждым порывом ветра меняет направление. И дня не пройдёт, как мы ещё услышим о ней...

 

СТАТЬЯ ИЗ ГАЗЕТЫ "ДЕЙЛИГРАФ" от 8 августа

Многие капитаны тогда решили не покидать гавань, пока не пройдёт шторм. Вечером ветер совсем стих, к полуночи воцарились штиль, духота и гнетущее предгрозовое напряжение. На море было мало огней - несколько береговых судов, рыбачьи лодки да иностранная шхуна, под всеми парусами двигавшаяся на запад. Безрассудная отвага или полное невежество капитана и его помощников стали темой для пересудов. Пока она находилась в поле зрения, пытались подать им сигнал, чтобы они спустили паруса ввиду приближающейся опасности. До самого наступления темноты её видели мягко покачивающейся на волнах с бессмысленно развевающимися парусами.

Буря разразилась внезапно. Вскоре прожектор обнаружилвдали шхуну под всеми парусами, очевидно, ту самую, что была замечена раньше вечером. За это время ветер повернул к востоку; зрителей на утёсе озватил ужас, когда они поняли, в какой опасности оказалась теперь шхуна. От гавани её отделял большой плоский риф, из-за него в прошлом пострадало много судов; и при ветре, дувшем в этом направлении, шзуна не могла войти в гавань. Приближался час прилива, но волны были так высоки, что вздымались, кахалось, с самого дна, у их оснований просматривались прибрежные отмели, а шхуна на всех парусах неслась с такой скоростью, что, по выражению одного морского волка, "она мчалась прямо в ад"... Прожектор ярко осветил её, и все невольео вздрогнули: к рулю был привязан труп, голова которого безвольно моталась из стороны в сторону при движении корабля. И больше на палубе ни души. Люди были потрясены: никем не управляемый - разве что мертвецом - корабль чудом вошёл в гавань!

Но самое странное: лишь только шхуна коснулась берега, на палубу выскочила громадная собака, пробежала на нос, спрыгнула на песок и, устремившись к крутому утёсу, на котором расположено кладбище, исчезла во мраке.

Мертвец был привязан за руки - одна поверх другой - к штурвалу, причём между той рукой, что внизу, и деревянным ободом обнаружили вложенный в ладонь крест; прикреплённые к нему чётки были обмотаны вокруг запястий и рулевым колесом, а всё это вместе крепко-накрепко перетянуто верёвками... По мнению охранника береговой службы, этот моряк сам связал себе руки, затянув узлы зубами.

 

Благодаря любезности инспектора министерства торговли мне разрешили ознакомиться с судовым журналом "Димитрия"; он вёлся исправно на протяжении всего плавания, за исключением последних трёх дней, но в нём не оказалось ничего примечательного, кроме упоминания о пропаже людей. Гораздо интереснее бумаги, найденные в бутылке. Прочёл то и другое, но, видимо, не мне суждено разгадать эту тайну. Поскольку скрывать вроде бы нечего, мне разрешили публикацию в газете, что я и делаю, опуская лишь некоторые морские и коммерческие профессиональные детали. Такое впечатление, будто у капитана перед выходом в море возникла какая-то мания, развившаяся во время плавания

 

СУДОВОЙ ЖУРНАЛ "ДИМИТРИЯ"

Варна-Уитби

Происходят такие странные явления, что отныне я буду вести подробные записи до прибытия на место.

6 июля. Закончили принимать груз - серебристый песок и ящики с землёй. В полдень отплыли. Ветер восточный, свежо. Экипаж - пять матросов, два помощника, повар и я (капитан).

11 июля. На рассвете вошли в Босфор. На борт поднялись турецкие таможенники. Бакшиш решил все проблемы. Вышли в четыре часа дня.

12 июля. Проходим Дарданеллы. Снова таможенники и пограничники. Опять бакшиш. Таможенники работают тщательно, но быстро. Хотят, чтобы мы поскорее убрались. Заиемно вышли в Эгейское море.

13 июля. Прошли мыс Матапан. Экипаж чем-то недоволен. Выглядят наруганными, но не говорят, в чём дело.

14 июля. Что-то неладное с матросами. Все они надёжные, проверенные люди, плававшие со мной и раньше. Помощник никак не может понять, что случилось: ему сказали только - на судне творится что-то неладное - и перекрестились. Он рассердился на одного из матросов в тот день и ударил его, я ожидал конфликта, но ничего не последовало.

16 июля. Помощник сообщил, что пропал матрос Петровский. Непонятно, что произошло. Встал на вахту по левому борту прошлой ночью после восьми склянок, Абрамов сменил его, но в кубрик Петровский не вернулся. Люди крайне подавлены. Говорят, что ждали этого, но ничего не объясняют, твердят лишь - на корабле что-то не то. Помощник злится на них и ждёт неприятностей.

17 июля. Один из матросов, Олгарен, пришёл ко мне в каюту очень напуганный и сообщил, что, по его мнению, на корабле находится посторонний. Во время своей вахты Олгарен укрылся от сильного дождя за рубку и вдруг увидел, как высокий худой человек, явно не из команды, прошёл по палубе и исчез. Олгарен прошёл следом до самого носа корабля, но никого не нашёл, а все люки оказались задраены. Его охватил панический суеверный страх - боюсь, как бы паника не распространилась. Чтобы предотвратить её, велю сегодня тщательно обыскать весь корабль.

Немного позже я собрал команду и сказал: поскольку команда подозревает, что на корабле посторонний, мы тщательно обыщем судно от носа до кормы. Первый помощник рассердился, назвал это глупостью, которая лишь дезорганизует людей, и вызвался успокоить их другими способами. Но я приказал ему встать к штурвалу. Остальные же, стараясь держаться вместе, при свете фонарей начали тщательный обыск. Мы осмотрели всё. В трюме был только груз - деревянные ящики, никаких подозрительных закоулков, где бы мог спрятаться человек. После обыска люди успокоились и, повеселев, вернулись к работе. Первый помощник хмурился, но молчал.

22 июля. Три дня штормит, вся команда возится с парусами - бояться некогда. Кажется, все забыли про свои страхи. Помощник повеселел, отношения наладились. Я похвалил людей за хорошую работу в непогоду. Прошли Гибралтар и вышли через пролив в океан. Всё хорошо.

24 июля. Злой рокпреследует шхуну. Уже потеряли одного матроса, впереди в Бискайском халиве ужасная погода, а тут вчера исчез ещё один. Как и первый, закончил вахту - и больше его не видели. Люди в панике; они боятся нести вахту в одиночку, поэтому я предложил дежурить по двое. Помощник рассвирепел. Боюсь беды - либо он, либо команда могут перейти грань.

28 июля. Четыре дня в аду; попали в какой-то водоворот, буря не стихает. Совсем не спим. Все выбились из сил. Не знаю даже, кого поставить на вахту. Второй помощник вызвался встать на вахту - у команды появилась возможность поспать несколько часов. Ветер слабеет. Волны ещё велики, но море уже спокойнее и корабль не так бросает.

29 июля. Новая трагедия. Сегодня ночью команда слишком устала, и на вахте стоял всего один человек - второй помощник. Когда утром матрос пришёл сменить его, то никого не нашёл, кроме рулевого. Он поднял шум, все выбежали на палубу. Провели тщательный обыск - никого. Теперь я без второго помощника, а команда - в панике. Мы с первым помощником решили носить при себе пистолеты.

30 июля. Вчера вечером мы радовались - Англия уже близко. Погода чудная, идём под всеми парусами. От усталости я просто свалился и крепко заснул. Меня разбудил первый помощник и сообщил, что исчезли оба вахтенных и рулевой. На шхуне остались только помощник, два матроса и я.

1 августа. Два дня туман, на горизонте - ни одного паруса. Надеялся, что в Английском канале смогу подать сигнал о помощи или зайти куда-нибудь. Но мы вынуждены идти по ветру: нет сил управлять парусами. Не решаемся и спустить их, потому что не сможем вновь поднять. Судьба нас несёт к какому-то ужасному концу. Теперь и первый помощник пал духом. Его сильный характер как бы исподволь сработал против него. Матросы уже за пределами страха, работают бесстрастно и терпеливо, готовые к худшему. Они - русские, он - румын.

2 августа, полночь. Задремал на несколько минут и проснулся от крика у моих дверей. В тумане ничего не вижу. Бросился на палубу и столкнулся с помощником. Он тоже прибежал на крик - вахтенного на месте не оказалось. Ещё один исчез. Господи, помоги нам! Помощник говорит, что мы уже прошли Дуврский пролив: крик матроса раздался как раз в тот миг, когда туман рассеялся и стал виден Северный мыс. Если так, то мы уже в Северном море, но только Бог может провести нас сквозь туман, который будто преследует нас. Но Бог, кажется, нас покинул.

3 августа. В полночь я пошёл сменить рулевого, но не нашёл его. Ветер был сильный, и шхуну несло прямо по ветру. Я не решился оставить штурвал и покричал помощнику. Он выскочил на палубу в нижнем белье. Выглядел измождённо, глаза безумные, опасаюсь за его рассудок. Подбежав, он сипло зашептал мне на ухо, будто боясь, что сам воздух его подслушает:

- Оно здесь, теперь я знаю. Вчера ночью, стоя на вахте, я видел Это - похоже на высокого, худого человека, лицо мертвенно-бледное. Оно было на носу и осматривалось. Я подкрался к нему и ударил ножом, но клинок прошёл сквозь него, как сквозь воздух. - Он вытащил нож и с яростью взмахнул им. - Но Оно здесь и я найду его. Оно в трюме, возможно, в одном из ящиков. Открою их и посмотрю. А вы управляйте шхуной.

И с угрожающим видом, приложив палец к губам, помощник направился вниз. Поднялся порывистый ветер, я не мог оставить штурвал. Он вновь появился с ящичком для инструментов, фонарём и стал спускаться в ближний люк. Этот сильный человек, похоже, совсем сошёл с ума, у него галлюцинации, останавливать его бесполезно. Впрочем, содержимому ящиков он повредить не может, в накладной указано "чернозём", ничего с ним не случится.

Я остался у руля и веду эти записи. Полагаюсь только на Бога и жду, когда рассеется туман. Тогда, если не смогу по ветру загнать шхуну в какую-нибудь гавань, обрублю паруса и дам сигнал бедствия.

Теперь почти уже всё кончено. Я надеялся, что помощник наконец успокоится, - слышал стук его молотка из трюма и думал, работа пойдёт ему на пользу, - вдруг раздался страшный крик, от которого кровь в моих жилах застыла, и он с блуждающим взглядом и искажённым от страха лицом пулей выскочил из трюма.

- Спасите! Спасите меня! - кричал безумец, озираясь. Ужас его сменился отчаянием, и уже спокойнее он сказал: - Уйдём вместе, капитан, пока ещё не поздно. Оно там. Теперь я понял, в чём секрет. Море спасёт меня от Него, это единственный выход!

И прежде чем я успел сказать хоть слово или остановить его, помощник вскочил на фальшборт и бросился в море. Мне кажется, я тоже понял, в чём секрет: этот сумасшедший уничтожил людей, одного за другим, а теперь сам последовал за ними. Да поможет мне Бог! Как я отвечу за все эти ужасы по прибытии в порт? Когда сойду наконец на сушу! Будет ли это когда-нибудь?

4 августа. По-прежнему туман, сквозь который не может пробиться рассвет. Как и всякий моряк, чувствую наступление рассвета. Не решился спуститься в трюм и оставить штурвал; так и провёл всю ночь и в сумраке увидел Это! Прости меня, Господи, но помощник был прав, прыгнув за борт: лучше умереть достойно, в море, как подобает моряку. Но капитан не имеет права покинуть корабль, однако я всё же перехитрю этого дьявола, это чудовище: когда силы начнут покидать меня, привяжу к штурвалу руки и то, к чему Он - или Оно - не посмеет прикоснуться. И тогда пусть дует любой ветер - попутный или нет, но я спасу свою душу и честь.

Слабею, а следующая ночь уже приближается. Надо быть готовым к встрече с Ним... Если я погибну, может быть, кто-нибудь найдёт эту бутылку и поймёт...если же нет...что ж, пусть никто не усомнится в том, что я был верен своему долгу. Господи, Пресвятая Дева и святые праведники, помогите бедной заблудшей душе, старавшейся исполнить свой долг...

 

На этом записи в судовом журнале обрываются. Конечно, вопрос о виновном остаётся открытым. Нет никаких доказательств, непонятно, кто же всё-таки убийца. Почти все в Уитби считают капитана героем, ему устроят торжественные похороны... Отныне ещё одной тайной моря станет больше. "

 

(с) Брэм Стокер, "Дракула"

 

беда когда на корабле

помимо основной команды

есть ненасытный Тёмный Главный

не бережёт ничей он хлеб

нету своей ему страны

нет своего ему народа

ведь души жрать его природа

неважно как

неважно где

 

(с) Стейнар