Арская дорога. Глава 23. Непредвиденный отдых
-Смотри, атаман! Смотри! – Гондыр взмахнул плёткой в сторону леса, из которого на опушку выскочило небольшое стадо оленей и понеслось к натоптанной санной дороге, по которой двигалась сотня. Алексей придержал коня, а следом за ним встала и вся колонна, с интересом и удивлением рассматривая оленей.
Выскочив на открытую местность, стадо неожиданно быстро перестроилось: олени со всех сторон кольцом окружили несколько малышей и вожак, крупный красавец с ветвистыми рогами, выбрав кратчайший путь и вытянув голову, помчался прямо на атамана. Направив стадо, он замедлил бег, уступая своё место оленихе, а сам переместился в задние ряды.
И только после этого всадники заметили, что стадо преследует выскочившая из леса волчья стая, которая на открытой местности по твёрдому насту быстро нагоняла оленей.
Поняв, что стаду не уйти, самцы во главе с вожаком замедлили бег, сбились в клубок, пригнув головы и выставив рога, решились на схватку с хищниками, защищая своё потомство.
По сотне пронеслись возгласы удивления: стая почти из двух десятков волков закружила вокруг четырёх оленей, налетая и отскакивая от ударов рогов и копыт.
В это время основное стадо с малышами оказалось впереди атамана, пересекло остатки санной дороги и безбоязненно остановилось рядом. Казаки с удивлением рассматривали несколько пузатых, тяжело вздыхающих олених и маленьких, вероятно, первых в этом году, недавно появившихся оленят. Внезапно их внимание привлекли три всадника, которые от хвоста колоны, во весь опор, с гиканьем и криками помчались к месту сражения волков и оленей; через мгновение следом за ними бросились и другие товарищи по оружию, размахивая плётками и саблями, грозя дубинками и пиками.
Гондыр не утерпев, тонко и азартно, по-детски, закричал: «Кион! Кион!»*, махнул атаману и напрямую помчался к месту схватки, опередил остальных, врезался в стаю, плетью отвешивая удары направо и налево, загарцевал на коне, который беспрекословно подчинялся его командам, копытами угрожал и бил волков. Подлетели ещё несколько воинов, волчья стая рассыпалась и кинулась к лесу. А всадники не преследовали её, оставили в покое; однако, олени, разгорячённые схваткой, бешено мотая рогами, кинулись за волками... Но вдруг остановились, встали как вкопанные, недоуменно осмотрелись вокруг, после чего гордо вскинув головы,отправились легким шагом вслед за вожаком; прошли совсем рядом с атаманом, присоединились к стаду: затолкались, замычали, радуясь, что избежали потерь.
А крестьяне, поневоле ставшие воинами и казаками, одобрительно зашумели, обрадовались своему доброму делу, своей бескровной победе.
Алексей стоял и смотрел на всадников, которые неспеша, шагом, вслед за оленями приблизились к нему. Увидел своего племянника Петруню, его друзей и соседей, братьев Ивана да Максима, сына старосты Григория и ещё несколько молодых земляков во главе с денщиком Гондырем сначала заулыбался, но потом, приняв строгий вид, напустился на них:
- Почему без команды покинули строй? Кто разрешил своевольничать?
- Дядька, так сгинули бы олени, жалко ведь!
Вперёд выступил племяш Петруня. Он, как и все его товарищи ожидали от атамана похвальных слов за спасение оленей, но не строгого осуждения.
- Чтоб это было в первый и последний раз. Я в ответе за вас перед обществом и вы можете действовать только по моей указке. И помните: люди страшнее волков!
Атаман посмотрел на удаляющее стадо оленей, тронул коня и подумал: «Молодцы! Вот они молодые и бесстрашные – опора моя! Слава Богу! Всегда бы так было, без крови! А, Гондыр-то каков? Так все-таки: вьюноша это или девица?».
Алексея уже длительное время одолевали сомнения в отношении приставшего мальца. Порой, глядя на яркие рыжие волосы, молодое веснушчатое лицо с веселыми и озорными глазами, непроизвольно отмечая мягкие и легкие движения набиравшего силу тела денщика, есаул говорил себе: "Однако, Гондыр как девица по своему виду". Но участвуя вместе в схватках, отмечая его смелость и трезвый расчет с восхищением отмечал: "Однако бесстрашный и отчаянный вьюноша!".
Весна наступила неожиданно быстро. Сотня есаула Самохвалова надолго застряла под Красноуфимском и только 10 июня вступила в город с основными войсками. Потом принимала участие в осаде Кунгура, но отступила вместе со всеми; после чего подошла к Осе и в составе многочисленных войск приступила в его осаде.
Перед решающим штурмом городка к есаулу прискакал племянник Пётр:
-Дяденька Алексей Филиппович, мы здесь лазутчика поймали, вон Иван с Максимкой его к тебе гонют. Говорит, что московский купец к императору посланный. Что делать-то?
Подвели человека, с трясущимися руками, но не показывающего страха.
-Атаман, он купцом называется, - Иван показал плёткой на задержанного,- упирается, не хочет ни с кем говорить, требует, чтобы его к императору Петру Федоровичу отвели.
- А раз упирается и не хочет говорить с императорским есаулом, то вздёрнем его вон на той берёзе и дело с концом. У императора ныне много дел – городок надо брать.
Атаман строго посмотрел на купца:
-Кто таков? Зачем тебе наш император, отвечай?
-Купец я московский, Иван Иванов. А к государю-императору Петру Федоровичу у меня личное дело и поручение от цесаревича Павла Петровича.
Алексей Филиппович не размышляя, отвёл купца прямо в штаб императорский и передал в руки личной охране.
Позднее увидел купца издали рядом с Петром Федоровичем, а в войсках слух пошёл, что к царю-батюшке приехал московский купец получить давний долг за поставленный корм для лошадей его императорского двора.
После капитуляции крепости вызвали атамана Самохвалова к императорскому полковнику.
Салават Юлаев раненный полулежал на скамье, раскинув ноги, рассматривал русского есаула. Он был наслышан об его осторожности, расчёте и, в тоже время, бесстрашие в боях. Высокий, худой и узловатый есаул казался невозмутимым и спокойным, но Салават увидел огонь, горевший в его груди, проникся к нему уважением:
- Скажи, есаул, это правда, что за всё время боёв ты потерял только десять человек ранеными, а пополнился несколькими десятками?
-Да, полковник, это так. Я стараюсь не терять своих людей, учу их биться вместе, бок об бок с товарищами, не позволяю погибать бездумно, а прошу защищать друг друга. Я дал клятву обществу по мере сил и возможностей сохранить земляков.
-Я наслышан о твоих воинах – они достойны похвалы. Отправляйся в Сарапул вместе с полковниками Аитом Саитовым и Байкимом Тойкиевым. Наберёшь там крестьян и пойдёшь на Казань по Арской дороге.
Лето было в разгаре, когда сотня Алексея свернула с Арской дороги; в Сарапул, наводить свои порядки пошли полковники Салавата, а Самохвалова отправили в починки и деревни дворцовой волости для набора новых людей.
Алексей сидел на коне в задумчивости, потом махнул рукой, как отрезал:
- Три дня даю всем для отдыха и встречи с родными. Не забывайте, зачем мы здесь, приглашайте к императору желающих и обещайте всем деньги и содержание.
Всадники встретили его распоряжение радостными возгласами, возбуждённые сбились с земляками в группы и рассыпались по дорогам волости, мечтая о скорых встречах с семьями, родными и близкими друзьями.
Немешаевские, почти два десятка всадников во главе с атаманом и его денщиком, оставив в стороне Лагуново, не останавливаясь, перешли Бегуновский ручей и устремились к своей деревне.
Припекало обеденное июньское солнце. Справа, от берега реки Нечкинки к дороге, прислонился большой лесной массив; слева, пологий подъём длинного склона с расчищенными, ещё кое-где дымящими черными палами, оконтуренными остатками зелёного леса – будущими полями.
Три неразлучных друга: Пётр, Иван и Максим следовали за атаманом, еле сдерживая коней и свои желания, нетерпеливо ждали появления деревенской околицы.
Вскоре пересекли остатки небольшого леса и остановились у деревенских ворот с подходящими к ним с обеих сторон ограждениями - длинными жердями, прикреплёнными к столбам и стволам деревьев; за изгородью, среди деревьев, виднелись дома и хозяйственные постройки. Запахи и звуки родной деревни наполнили всадников.
Есаул соскочил с коня, осенил себя крестным знамением и глубоко, в пояс, поклонился:
- Слава Богу, ещё раз повидались с родной стороной. Не баловать робята!
Первым вошёл в ворота, ступил на деревенскую землю. Ещё раз перекрестился и задумчиво направился в сторону своей избы, ближе к берегу тихой речки Базуевки. За ним неотступно, как тень, легко шагал денщик, отстав и держа коней под уздцы.
Изба оказалась брошенной, нежилой, с заросшим двором и чуть видимой тропкой из примятой травы, ведущей от ворот к крыльцу. Сшибли траву, привязали коней и Алексей, направив денщика в избу затопить печь, встал в задумчивости, собираясь идти к старикам жены, чтобы забрать свою семью, но вдруг почувствовал, как со спины его обхватили лёгкие детские руки, услышал тихий шёпот, задохнувшейся от бега дочери:
- Тятенька, родненький. Тятенька-а-а…
Обернулся, подхватил Дуняшку и прижал к груди:
-Милая ты моя, как же я соскучился!
Опустил на землю, отступил на шаг, разглядывая дочь:
- Повзрослела! Стала настоящей красавицей, пойдём-ка в избу: я вам с матушкой подарки привёз.
На их шумную встречу скрипнула, распахнувшись, дверь из которой высунулась рыжая голова денщика:
-О, Дуняшка! Заходите в избу!
Но девочка, не обращая на него внимания, тихо произнесла:
-Тятенька, а мы уже две недели как матушку схоронили. Она так хотела повидаться с тобой.
Алексей Филиппович всё также весело продолжал смотреть на дочь, но потом, увидев, как на её глазах наворачиваются слезинки, поняв смысл сказанного, согнал улыбку с лица и прижал Дуняшку к себе.
Дни отдыха, проведенные в гостях, встречах и поминаниях жены проскочили для есаула незаметно. Дуняшка не отходила от него, не оставляла ни на минуту, но утро последнего дня отдыха отца проспала.
Поднявшись рано, Алексей подошёл к печи и заглянул на полати: окинул взглядом спящую дочку, раскинувшуюся, родную. Поправил одеяло: "Пускай поспит. Пускай и Гондыр сегодня отдохнёт. Пойду на речку посижу, где всегда с Марией сиживали. Когда ещё придется…"
Вышел на крыльцо: из-за леса только показался ободок яркого солнца пробивая лучами туман, залетевший во двор от реки и создавая первые тени. Ступил на еле заметную, сверкающую капельками росы тропинку и направился по ней вдоль берега. Нашел своё место, огляделся: неслышное движение воды, заводь, заросшая камышом, желтыми кувшинками и белоснежными лилиями…
"Какая красота! Всё останется, а нас не будет. Вот уже и Марии нет, а кажется, ещё вчера с ней сидели здесь, грелись по вечерам..."
Его размышления и тишина были прерваны всплесками и переливистым напевом незнакомого мотива, доносившимися с реки. Приподнялся, шагнул повыше на берег, заглянул через заросшее камышом прибрежное пространство и замер от неожиданности: напевая, в реке стояла обнаженная, рыжеволосая девица.
Алексей смущено отступил и осторожно, стараясь не выдать себя, направился в деревню: "Вот чертовка, провела! Вот это денщик у меня… девка! Узнают товарищи, засмеют! Сегодня же отправлю её от себя!"
День пролетел незаметно. Вечером деревня была вся в дыму: топились бани, немешаевские парили и готовили к дороге своих сынов, братьев и мужей.
Алексей направился с дочкой к тестю, не сказав Гондырю о раскрытой им тайне, перенёс непростой разговор на вечер. А Гондыр остался в избе, хотя его настойчиво приглашали к себе молодые друзья из сотни.
Есаул с тяжёлым сердцем возвращался домой: прощание с дочерью было нелёгким. Она долго не отпускала его от себя. Дошёл уже до избы, а в ушах всё ещё звенел её голос: «Тетенька, тятенька, родненький не оставляй меня…». Взялся за скобу двери, додумывая своё: «Теперь у меня нет права погибнуть, а только до конца, до последней возможности бороться за свою жизнь. А эту рыжую девицу с утра надо гнать без оглядки, пускай своим бабьим делом занимается: семью создаёт и детишек рожает!».
Шагнул через порог в избу и замер в растерянности: на столике в углу потрескивала свеча, в избе было чисто и заботливо прибрано, все вещи занимали свои места, и Алексею показалась, что вот-вот с улыбкой выйдет встречать его Мария. Он даже прижмурился от увиденной картины, но когда открыл глаза, то увидел денщика с улыбкой стоящего перед ним.
