Песок

повесть

 

Начало августа 1996 года. Я с родным дядей Серёжей прилетел на самолёте из Москвы, из аэропорта Внуково, в аэропорт Нового Уренгоя. Мне было 13 лет. Снова я оказался за Уралом, на севере Западной Сибири, в Ямало-Ненецком автономном округе Российской Федерации; а в 1988-1992 годах с мамой и отчимом я жил в Магаданской области, на Колыме, в посёлке Усть-Омчуг, в крае сопок, жаркого лета и холодной зимы. А между 1992 и 1996 годами мы с мамой жили на Донбассе.

Теперь я опять менял место жительства, открывая для себя новый регион огромного Постсоветского пространства.

Мама уехала из Славянска на Ямал в феврале 1996 года по приглашению дяди Серёжи, а я остался жить с бабушками и дедушкой на севере Донбасса, закончив 7-ой класс. В июне в отпуск приехал старший брат моей мамы дядя Серёжа и в конце июля забрал меня на Ямал.

Неделю мы жили во Владимирской области, на западе, в сторону Москвы, в Петушинском районе, в деревне Пекша, в крае сырого лета с постоянными дождями, высоких есенинских белых берёз, пышных зелёных одуванчиков и ярко-жёлтых грибов-лисичек.

И вот неделя прошла и 3-го августа мы оказались в аэропорту Нового Уренгоя. Было жарко, ясно. В голубом сибирском воздухе огромными тучами летала мошкара. За взлётным полотном раскинулись пространства уренгойской тундры с низкими редкими деревьями елей, берёз и низкорослых ив. Ямальская растительность напоминала магаданскую, но вместо крутых сопок была ровная тундра.

Ещё неделю назад я купался в тёплом озере посёлка Райгородок Донецкой области. По его берегам росли огромные ивы и тополя; возвышались белые меловые терриконы; в огородах зрели: тыквы, дыни и арбузы. И вот сейчас почти голая тундра Ямала. И лишь барханы жёлто-бежевого ямальского песка напоминали жаркую Среднюю Азия, где я никогда не был. Песок лежал в городе, между домами. И тёплый ветер разносил золотую песочную пыль по всему Новому Уренгою. Из аэропорта мы поехали на ж/д вокзал, чтобы ждать вечерний поезд до Пангод, посёлка, где нас ждала моя мама, жена дяди Серёжи тётя Надя и их сын Рома. Поезд представлял собой работающий на дизельном топливе локомотив, два пассажирских вагоне, один товарный и один почтовый. Мы сидели на солнечной платформе. Надоедала мошкара, но в сарайчике «зале ожидания» с красными стенами было душно и жарко. У нас было две дорожные сумки и длинный ящик, в котором дядя Серёжа вёз охотничье ружьё. Он был охотником. К нам подошёл один из пассажиров с бутылкой пива в руке и спросил у дяди Серёжи:

- Ты змею везёшь?

- Змею. – Ответил, улыбаясь мой дядя и пассажир, улыбаясь ушёл.

В 17.00 пОдали «электричку» до Пангод. Мы сели в вагон-плацкарт обычного поезда дальнего следования: «Москва-Мариуполь», например. В вагоне пахло соляркой, как на азс юга, Донбасса. Поезд шёл так медленно, что, можно было выскочив из вагона, побегать по тундре и заскочить обратно. Тундра менялась лесотундрой с кустами полярной ягоды голубики, за её коврами начинались простыни песка с драпировками песчаных бугров и лишь гравий ж/д насыпи ограничивал море песка, на границе которого, на кочках ярко-зелёными густыми стеблями росла трава, как на лугах Владимирской области. Даже в родной донбасской Андреевке, на лугу, такая пышная трава не росла. В степи меньше влаги, чем в тундре.

Через 1,5 часа поезд проехал газовое месторождение «Юбилейное», оставляя сизый шлейф дыма в матовом голубом небе. Было всё ещё светло, высокое солнце огромной полярной дыней светило ярко, как утром. В августе белые ночи чуть темнели, но всё ещё в августе на Ямале было светлее, чем в Петербурге в июне.

После «Юбилейного» до Пангод оставалась половина пути. Я смотрел в окно, надеясь увидеть северных оленей.

- Оленей что-то не видно. – Сказал я сидевшему напротив меня у окна дяде Серёже:

- Они все севернее, ближе к Обской губе и даже Карскому морю. Обская губа – широкое место впадения реки Обь в Карское море, а Карское море – это Северный Ледовитый океан, ограниченный мысом-островом Новая Земля на западе от нас, на севере Архангельской области. Опять ты будешь жить рядом с морем, племяш: в Магаданской области рядом с Охотским, у бабушки и дедушки рядом с Азовским, а здесь – рядом с Карским. – Объяснял мне дядя шутливым тоном.

Я смотрел в окно и мне было немного тоскливо, как было всегда тоскливо от севера, Сибири и Дальнего Востока. Но вместе с тем, мне нравилась своеобразная северная природа, её полярная романтика, её полярный животный мир. Я любовался постоянно светящим летним полярным солнцем, зимним серым и зелёным полярным сиянием, всегда ощущая себя гостем. А люди, родившиеся здесь на Ямале, всегда ощущали себя родными, никогда и никуда с Ямала не уезжая, только разве, что в отпуск. И это были не только коренные ненцы-самоеды, но и люди многих других народов современной и исторической России и Советского Союза. Но газовое месторождение «Медвежье» рядом с Пангодами, которые были построены в это же время, в 1960-х – 1970-х годах, было открыто русским человеком, первым генеральным директором «НадымГазпрома» Владиславом Владимировичем Стрижовым.

В начале девятого вечера поезд прибыл в Пангоды. Было солнечно и светло как днём. Поезд остановился на песчаной насыпи. У ж/д полотна стояли мои мама и двоюродный брат, пришедшие нас встречать. Мы пришли на квартиру дяди Серёжи, где он жил с семьёй, на улице Набережной, дом 20, в сером двухэтажном, длинном деревянном доме в трёх комнатах. Тётя Надя была на работе, на вахте, где она работала заведующей столовой.

До начала школьных занятий был почти месяц. В пангодинской школе № 2, в которой я должен был учиться, уже работала мама: учителем математики и завучем. До середины сентября мы жили у дяди Серёжи. Целый месяц в квартире, каждый день, я оставался один. Все работали, дядя Серёжа на газовом промысле № 2, Рома, которому тогда было 17 лет, работал на стройке пангодинского спортивного ледового комплекса и мама, которая этим летом исполняла обязанности директора и завхоза школы № 2; все учителя и руководство были в отпусках. И завхоз Татьяна Ивановна Кузьменко тоже была в отпуске.

Я сидел в Ромкиной комнате у окна с видом на песчаный пустырь и целыми днями разноцветными фломастерами и карандашами рисовал комиксы по мотивам фантастического фильма «Хищник» с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. Военный отряд из 7 человек в тропических густых джунглях натыкается на инопланетного воина-гуманоида, который начинается на них охотиться, убивая одним за одним, кроме командира отряда Датча (Арнольд). Датч в итоге побеждает Хищника, который самоликвидируется вместе с тропиками. От тропиков остаются обгоревшие древесные стволы, затянутые серой густой дымкой.

Я нарисовал комиксы по первой части «Хищника», начал вторую, где события происходили в гигантском мегаполисе, в главной роли Дэнни Гловер.

На выходных мы ходили за грибами. Весь август было тепло и солнечно. Сначала ходили вдвоём с Ромой недалеко от посёлка, за «дорожно-строительным управлением», через мост, в сторону районного города Надыма. Здесь был густой, в основном еловый, высокий лес, с вкраплениями осиновых рощ, где росло много грибов-подосиновиков с оранжевыми шляпками и белыми ножками в чёрных крапинках. Грибы мы срезали ножами, чтобы сохранить грибницу и дать возможность вырасти молодым грибам на следующий год.

Также мы ходили в лес с племянниками тёти Нади Вовой и Славой Тусеевыми и с друзьями Ромы Лёхой Нестеренковым и Артёмом Можайским. Можайский был нашим земляком с Донбасса, из Святогорска. У него была компьютерная игровая приставка «Сони Плэйстэйшн», очень модная по тем временам в 1996 году, с сильной графикой. Мы с Ромой приходили к Артёму каждый вечер и играли. В основном играли они, а я смотрел. Игры я не любил и у меня было отвращение ко всем этим кнопкам и джойстикам. Компанией мы ходили далеко, в сторону «52-ой» газовой скважины, на озере Подкова. Здесь было красиво. Маленький пролив, двухметровый в ширину между двух берегов соединял широкую с сильным течением серую реку и большое зелёное озеро. На высоких берегах в высоком еловом лесу мы собирали грибы. Рома брал с собой спиннинг и один раз поймал в озере приличных размеров темную коричнево-бронзовую пятнистую щуку. В один из дней Тусеевы нашли у берега сеть. И на неё поймали много рыб чебаков, с жёлтыми плавниками.

Однажды мы заблудились, возвращаясь с Подковы. Был конец августа, уже было темно, серые сумерки. Мы оказались в голой, болотистой тундре с желтеющей травой и с краснеющими кустами ягод. Мы очень долго не могли выйти на бетонную дорогу. Но всё же мы её нашли. И, когда шли по ней, к нам приехал милицейский «уаз», а в нём наши родители. Мы долго не возвращались домой и нас стали искать. Дядя Серёжа обратился к своему соседу-милиционеру. Нас долго ругали, но всё обошлось.

Август прошёл.

1 сентября я пошёл в новую школу, на Первый Звонок, прейдя в 8-ой класс. Это была уже четвёртая школа. Первая в Усть-Омчуге Магаданской области, вторая в Горловке Донецкой области, третья в Славянске, также на Донбассе.

Школа находилась в трёхэтажном прямоугольном здании оранжевого абрикосового цвета. На территории, огороженной забором, был ровный асфальтированный большой двор. Между ним и забором рос полярный густой сад, или роща низкорослых берёз.

1-го сентября было пасмурно, но иногда появлялось голубое холодное полярное солнце. Я был зачислен в 8-ой «А» класс. Праздник быстро начался. Во дворе было очень много детей: девочек и мальчиков; их родителей и учителей. Цветы, банты, напутственная речь директрисы. И праздник быстро закончился.

Оказалось, что мой одноклассник Миша Рагимов, ещё и мой сосед, живущий в доме дяди Серёжи, только в другом крыле. Мы познакомились и сразу начали общаться. Праздник быстро кончился и начались школьные будни. Утром я заходил к Мише. Он жил в двухкомнатной квартире с мамой и младшей сестрой. У него тоже была игровая приставка. Он играл в игру «Водный мир» по мотивам одноимённого фильма с Кевином Костнером в главной роли. Ещё по утрам, перед школой Миша смотрел музыкальные клипы российских поп-исполнителей, типа: «Унесённых ветром» и «Отпетых мошенников». Но любил он рок-музыку, группы: «Аквариум», «Кино», «Гражданская оборона». Я тогда о рок-музыке ничего не знал и не слушал её. Но благодаря Мише постепенно заинтересовался ею.

В середине сентября маме дали отдельную комнату в двухкомнатной квартире в доме на улице Полярников 12. И мы переехали от дяди Серёжи, и стали жить с молодой учительницей школы № 2 Татьяной Геннадьевной Кутергиной и её 3-х летним сыном. В подъезде жил строгий, но справедливый дядя Вася Никифоров. Он сразу приучил меня придерживать дверь в подъезд. Дядя Вася был водителем, но нигде не работал и занимался частным извозом. Он следил за порядком. В подъезде всегда было чисто и тепло в доме. Рядом с нашим розовым двухэтажным домом был продуктовый рынок. Каждый раз возвращаясь из школы, я покупал на рынке говяжьи сосиски в пачке, сухую вермишель «анаком» и сочную осеннюю хурму. Дома, на кухне я варил сосиски и вермишель в кастрюле с закипевшей, не зная, что «анаком» можно просто залить кипятком из чайника и варить её не надо. Но мне нравился этот процесс.

Осенними солнечными вечерами ко мне заходили друзья-одноклассники Миша Рагимов и Серёжа Панчилов. Мы гуляли по Пангодам, ходили на Финский, далёкий микро-райончик с жилыми домами финской планировки. У Финского мы ходили в лес, переходя через узкую речку Кабчучку, шли по тропинке до реки Правая Хетта. Стояли на высоком травянистом берегу, смотрели на противоположный песчаный берег, на речную воду цвета крепко-заваренного чёрного чая. Миша показывал мне заводи, где живут рыбы налимы. Иногда мы видели на реке ещё не улетевших диких уток, плавающих у береговой кромки первого льда.

В начале октября резко похолодало. Выпал и сразу лёг полярный снег, укрыв ямальский пангодинский песок.

Как укрывают человеческую память годы, десятилетия, века и тысячелетия. Но человек помнит. Помнит и хранит золотые песчинки памяти, памяти о детстве.

 

14-15 апреля 2023 года