из "Страницы человеческой памяти"

СТРАНИЦЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПАМЯТИ
20.02.2018 (не добавляла, хотя коллекция растет)
 
Очень трудно было определиться с названием...
 
Все люди, погрузившись в какую-то часть наших с мужем коллекций (собираем и тщательно систематизируем очень многое, но только то, «за что не убьют грабители»), непременно высказываются о необходимости сделать домашний музей или хоть как-то предоставить все на общее обозрение. Увы, это совершенно не осуществимо на практике.
 
А вот описывать попробую. Хотя, едва цепляешь один документ или один конверт, открытку, фотографию и так далее, катятся волны информации, перехлестывая друг друга. Но это не чехарда. Это и есть сама многогранность жизни и неисчерпаемость ее восприятия.
 
 
 
Часть 1. Документы – фронтовикам Второй мировой
 
9 мая, в день 70-летия Победы знакомый рассказывал, как его дед «проявил смекалку» в первые послевоенные годы. Дочь принимали в октябрята, а октябрятских значков не было. Он схватил кусок красной ткани, взял свою «звездочку» - Орден Красной Звезды!!! Обшил его красным лоскутом, нацепил ребенку-октябренку. И все были бесконечно счастливы!!!
 
Рассматриваю орденские книжки. Красные, точнее бордового цвета обложки с изображенными на них: гербом СССР и двумя надписями. Четыре строчки: Союз советских Социалистических республик и две: орденская книжка. Размер бывшего комсомольского билета, кто помнит, 73х103 мм.
 
Открываю. Странно. Но на имеющихся у меня и тех, что встречало в рамке «Место для фотографии» - штампы «Действительно без фотографии», никто фото не вклеивал. А, может, его и не было. И «Подпись владельца книжки».
 
На страничке три горизонтальных линии для написания фамилии, имени и отчества. На следующей странице: типографским способом: «Награждается орденом № ордена», штампами — перечисление наград с указанием номеров. Ниже. Мелко, типографский текст: «Имеет право, начиная с........ на получение орденских денежных выдач и на другие льготы и преимущества, согласно общему положению об орденах Союза ССР». Секретарь Президиума Верховного Совета СССР. Четкая подпись, лично выполненная А. Горкиным. Дата. Номер.
 
На трех страницах приводятся ИЗВЛЕЧЕНИЯ из «Общего положения об орденах Союза ССР» (утверждено постановлением ЦИК и СНК Союза ССР от 7 мая 1936 г.). На неполных трех страницах ПРАВИЛА о порядке получения награжденными орденами Союза ССР льгот и преимуществ, предоставленных им общим постановлением об орденах Союза ССР.
 
Удостоверение к медали на 3 мм длиннее, красного цвета. К примеру, «Положение о медали «За отвагу» от 17 октября 1938 года.
 
Держу в руках (у меня все — в папках, запаяно в файлы, чтобы было удобно их листать и рассматривать) орденская книжка, выданная 15 июля 1946 года Будянскому Льву Семеновичу.
Награжден Медалью за боевые заслуги и двумя Орденами Красной Звезды (номера указаны).
 
Надо сказать, что мало кто вообще эти документы сохранял. Теперь их потомки или те, к кому они попали, продают на «блошиных рынках», а иногда и дарят чудакам-коллекционерам. А мы их бережно и трепетно храним.
 
Коллекционирование, скажем честно, такая болезнь. Но с каким интересом мы общаемся между собой, даже если другой собирает не то, что я. Только вчера коллекционеру ложек (!!!) показала маленькую ложечку, выхваченную мною в прошлую субботу на блошке, черную от многолетней грязи; едва ее отмыла, боясь добавить царапин. Как он завис, побледнев, и как он дрожащими руками ее взял, выдав звук: «У меня такой нет» («Я — круглый сирота», - звучало бы не так удрученно), описать невозможно. Вот будет у него день рождения, подарю, и еще одна уже лежит ему. И большего подарка мы, коллекционеры не знаем.
 
В моем 106 квартирном доме осталась одна только фронтовичка, два года назад умер предпоследний ветеран. Ей 93 года. Бодрая еще, активная, не поворачивается язык сказать «старушка». Идет маленькая худая бывшая красавица, королева. Осанке мы у нее учимся, невольно! С 1943 года — в Германии, говорит «Я за три года всю Европу исколесила», не рассказывает, я на днях «вынула» у нее: «Да, в разведке...», но: «Нет, у меня ничего не сохранилось, мы тогда все сразу уничтожали. Сталин своего сына не пожалел, чтобы он нас пожалел?». Так вот.
 
Удостоенные медалей и орденов получали книжечки, схожие с орденскими: Купоны на денежные выдачи. На обложке внизу мелко: Купоны без удостоверения не действительны.
В них не указаны ФИО, а только номер вписывался той награды, к которой выдан. Суммы 5, 10, 15 рублей ежемесячно. Много страничек, одна на одну месячную выплату, разбитая чертой на две части. Нижняя забирается кассой, произведшей выплату, корешок остается в книжке. Кстати, сумма была очень незначительная, есть у меня и вовсе ни разу не использованные. В других заполнена страница на декабрь месяц 1947 года, но уже не востребованная. Сталин отменил на тот момент эти выплаты.
 
А вот рассказов о «взбунтовавшихся» обиженных на такой жест Сталина фронтовиков наслышаны все. Большинство сняло награды с верхней одежды, и дети ими играли «в пристенок». У моего бывшего свекра валялись везде, одну нашла в дровяном сарае. Но тогда я ее в комод-то положила, но взять даже не подумала. Так в каморе и в хате, продавая, детки и оставили их и пачку его писем с фронта. Серебряную же бабкину сахарницу долго делили...
 
А военкоматы время от времени обязаны уничтожать личные дела фронтовиков за каким-то количеством лет после смерти обладателя... Несколько лет узнала о «счастливчике», что купил тайно несколько мешком «этого старья» по 5 грн. за килограмм. Кощунство. Единственный раз я не только не осудила за воровство, а искренне поблагодарила. Несколько штук нам давали посмотреть. Вот по чем надо историю изучать.
 
Подробно описано участие в боях, особенно командира одного, а потом приговор, особистом вынесенный, и поручительство одного из главнокомандующих... Увы, их нынешний обладатель продает эти личные дела, но с нас ту сумму ему было брать нехорошо, потому у нас ничего из тех мешков официально уничтоженного военкоматом нет. А теперь и следы нового собственника
утеряны. Не жалею. У нас категорически ничего краденого нет, это уже было бы не коллекцией, а скупкой-продажей. У каждого свой кодекс чести.
 
Зато мне передали обширный архив офицера артиллериста. Я описывала несколько раз понемногу. В два музея по нескольку копий и даже фотографии отправила.
 
 
Часть 2. Фото довоенное
 
Сказала о фото. И мысль поскакала!!! Недавно купила фото, первые послевоенные годы, не надписано. Групповое. Младшие школьники, похоже, сельская школа, всем классом, с учительницей. 135Х85 мм (точнее, слегка наискось резали большой лист). Это ж праздник-то какой был: фотограф в школу приезжал. Все нарядные! Единой формы, естественно, не было.
 
К одежде еще вернемся. Взяла лупу, получше всмотреться в лица...
 
Отложила. В папке с фото до 1945 г. разыскала фотографию от 6.01.1944 г. Аккуратным, мелким беглым почерком на немецком языке не очень разборчиво... любимой бабушке... от...
 
Две сестрички лет трех с половиной, и лет семи. Мы с младшей сестрой на нашем фото в 1965 году так же по-детски улыбаемся, спокойные, ухоженные, не знавшие голода, потерь и страданий. Дети.
 
Здесь же — уже, будто, и отошедшие от голода, чистенько одетые, причесанные. Но: мальчики в перешитых гимнастерках и брюках, есть один и в белой, явно перешитой с отцовской, рубашке. Форма военная осталась и после изгнанных немцев, и на базарах обменивалась на продукты. Девочки — в разном: кофта темная, блузочка светленькая, платьице, беленькая рубашечка под темненьким сарафанчиком... И с косками, и стриженые... Но вот стрижки, что у хлопцев, что у девчаток (явно, Украина) — вот как какая мамочка или бабушка изловчились, так и острижены! Двадцать восемь учеников и учительница лет тридцати пяти, красивая, явно городская.
 
А вот теперь вспоминаю о просьбе освещать имеющиеся у меня документы, письма и фото с точки зрения истории.
 
Оккупировав Украину, фашисты закрыли строго- настрого школы. И многие дети пропустили несколько лет обучения. После освобождения в один класс пришли дети с разрывом в возрасте до 3-4 лет!!!
 
Мой папа рожден был в 1935 году. На его счастье, к нам в село Нагорновка, Сумской области, откуда-то приехала молодая женщина с девочкой лет пяти. Ехала, сама не зная куда… Рядом с нами - железнодорожная станция Белополье. До того, как фашисты ее разбомбили, узловая. Вышла на станции с ребенком и пошла наугад, благо село рядом, через поле.
 
Любопытно: степи, вдоль речки, по берегам — две улицы на семь километров, местами немного прерываясь, хуторами.
Она обошла дворы, назначила плату за каждого ученика — ведро картошки, и начала детей обучать. Фашистов в селе почти не было, объяснила, что только читать и писать учит, без политики и портретов в классе. Так, для папиных ровесников школа осуществилась вовремя. Всю жизнь с благодарностью вспоминали учительницу, которая как приехала «откуда-то», так с освобождением Украины, и уехала тихо. Зато государство вовремя получило грамотных людей!
 
Вот и на попавшем ко мне несколько дней назад фото — дети разных возрастов.
Главное же, это — их лица. Твердые взрослые взгляды на лицах лет от семи до десяти. Очень серьезные, никаких команд типа «сыр», дескать, улыбаемся, нет. Девочки — маленькие старушки, так спокойно смотрят все понимающими глазами... Губы сжаты. Мальчики — словно сами прошли войну с боями и потерями. У многих брови по мужичьи сведены...
 
У скольких, интересно, из них отцы вернулись с фронта? Знаю, из взятых в конце 1943 года (сразу оказались под оккупацией, не призывали до освобождения села) вместе с моим дедом, папиным отцом, возвратился один, Ананинй. Их ведь, чтобы не проверять после оккупации, в вагонах привезли в Белоруссию, выгрузили с котомками, в чем стоят, и - перед танками, не вооружая. Жуков: «Бабы еще нарожают». Ямку вырыли: в лесу, хуторок какой-то без названия, людей нет, за сарайчиком, спешно, уложили погибших, присыпали земелькой, и — до следующего места такого же захоронения. Ананий после госпиталя на одной ноге вернулся, рассказал со слезами... Мой папа имел к «большим архивам» допуск, писал доклады, которые потом озвучивали с очень больших трибун, но следов захоронения отцов так и не нашел.
 
Начала назад вкладывать фото немецких девочек. Листаю.
 
Фотография, на которой изображена большая группа людей. Веселые, счастливые, нарядные! Так принято было фотографироваться у всех советских людей, получивших за особые трудовые достижения профсоюзом почти полностью проплаченные путевки в санатории и на курорты.
 
Приехали, сразу сфотографировались, а дней через десять или перед самым отъездом, получают групповое фото!!! Анекдот. Зачем фотографироваться с теми, кого не знаешь и больше никогда не встретишь? Но традиция была!
 
У каждого, рассматривающего ее, на пятой секунде — шок... Прочитали дату.
 
Аккуратная надпись внизу: Отдыхающие д/о Ц (буква на сломе пропала) Ж.д. Юга, г. Евпатория. 1941 год. А по всем признакам — самое начало июня.
 
Представить страшно: отовсюду (по обмену путевками, многие с другого конца СССР) съехались. А 22 июня «Киев бомбили, нам объявили, что началась война», - пелось потом.
Куда бежать, чем ехать и куда...
 
Для меня это шок еще и потому, что мой дедушка был на станции Белополье помощником машиниста, то есть, не будь дома большого огорода и хозяйства, тоже мог бы оказаться среди тех отдыхающих.
 
Но у нас — своя история, передаваемая во всех подробностях из поколения в поколение.
 
Моя мама родилась 21 июня (точнее 18-го, но в сельсовете записана 21). В воскресенье ждут многочисленную родню — ребенку 4 года!!! В саду накрыты столы, все радостно возбужденные, выглядывают (благо, дорога на станцию — как на ладони), Данила наш должен возвратиться с поездки с минуты на минуту. Все собирались уже часам к десяти утра. 22 июня 1941 года. Увидели: он бежит через мосток. Но... бежит как-то странно, хватается за голову, хаотично машет руками, как-то из стороны в сторону его качает.
 
– Та чи пьяний? Не може буть такого...
 
Подходит. Все — к нему, с расспросами. Говорить не может, слезы... Выдохнул насилу:
 
– Война! Горе. Война!
 
Много лет потом девочка была без празднования дня рождения, и до сих пор отмечает его на Троицу, так как этот «плавающий» добрый праздник пришелся в день самого ее рождения.
 
Наслышана с детства об этой истории, вглядывалась на групповом фото отдыхающих в каждое лицо, подсознательно задавала мысленно каждому вопрос: застал ли ты семью живой и хату целой, когда добрался домой из той Евпатории? И добрался ли...
 
Надо (для собирателей и любителей старины) справедливо отметить, что на том фото, вооружившись при необходимости лупой, четко можно рассмотреть брошки, значки, часы и эмблемы!!! А какой весельчак лет сорока семи с баяном — в центре!
 
 
Зато в моей папке (в файлах, чтобы рассмотреть обе стороны) перед этим фото — батюшки, чудо-то какое! Подписано четкими круглыми буквами, не поленюсь переписать имена детей тех лет в Днепропетровске. Дословно, сохраняя орфографию: «1) Маня, 2) Бетья, 30 Вера, 4) Витя, 5) Рува, 6) Гриша, 7) Алик. В первом ряду слева на право 1)Адик, 2) Ала, 3)Ляля, 4)Еня, 5) Вова Г., 6) Вова Б. Воспоминание садика №55 1940 году 20 мая Коцюби Вити.
 
Без воспитательницы на фото, обращаю внимание.
 
А какие дивные ребятки! Нарядные и счастливые, улыбаются, вовсе не смущаясь фотографа.
В руках чудесные игрушки, у девочки флажок с буквами СССР и гербом, у мальчика книжка... Идиллия! Все живут в ожидании светлого будущего, не догадываясь, что через год и месяц — война, которая их ровесникам уже на школьном фото наложит на лица печать жуткого взросления, пережитого горя и утрат.
 
На первой странице одного моего альбома — пожелтевшее фото молодого мужчины в военной форме. Первая мировая война. Стоит, правой рукой облокотившись на этажерку в фотосалоне. Погоны черные, как мне видится, чистые. Шинель перехвачена ремнем с пряжкой. Переворачиваем аккуратненько.
 
Вот ведь!!! Издержки хорошего и строгого воспитания — папа, будучи замполитом, нарушая все инструкции и приказы, никогда не читал солдатских писем, ни входящую, ни исходящую корреспонденцию.
 
Так и я, имея у себя в коллекциях письма в конвертах с 1932 года, открытые письма с 1908 года, подписанные фото, не могла заставить себя прочесть, меня впервые заставила прочесть письма из архива своего отца, а им он стал в свои сорок лет, моя 56-летняя тогда приятельница
– Ты прочти! Ведь никого из них уже давно нет в живых, а это ведь — память о них!!!
 
Текст на описываем фото, оформленное как почтовая карточка. Тест в восемь строчек. Отец пишет дочери с Первой Мировой войны. Четко, убористо, грамотно. С ять!!! Потому чуть искажаю:
 
«Дорогая Саничка! Будь здорова, так же весела, как и было при мире. Храни настоящую карточку и не забудь меня, твой папа когда-нибудь вернется домой и будет тебя еще больше любить, зная, как ему скучно и тоскливо не видя дороги... (примечание мое: окончание этого слова и следующее короткое слово не разобрать, стерто). Твой папа.». Дальше. - инициал, похоже на «О» и фамилия с нечетким окончанием (Малакиев? Или Малахия...).
 
Отдельная страница истории дореволюционного фотодела — паспарту, эдакие толстые куски картона, на одну сторону которой наклеивалась фотография, под ней, а также на обороте — рисунок и масса информации рекламного плана. И всякий раз предупреждение-напоминание о том, что негативы сохраняются. Чаще указан город и адрес, где находится... Нет, слова «ателье» не встречала, просто «Фотография». Часто указано, где и кем издано само паспарту. Но и тогда уже, хотя нет еще массового фотографирования, халатность уже процветала. Вот оборотная сторона напечатана перевернутой!
 
Лицевая сторона: под фото выдавлено Kabinen portrait (у меня есть два разных образца, разный же и шрифт), на другой стороне: один случай — перевернутое изображение, очень оригинальный рисунок, текст «Художественная фотографiя и увеличенiе портретовЪ. Негативы хранятся. А тут, в салатовом цвете: рамка, в верхней части, на фоне круглого диска прелестная женская головка в венке, барышня в платье-рубашке под национальный костюм, изображена по пояс. Держит в руках полураскрытый большой альбом. Надписи «фотографiя» и «негативы сохраняются». Без указания города и данных о фотографе.
 
Два исполнения паспарту одного мастера, Эм. Плетцера, ЕлисаветградЪ, Дворцовая улица, дом Перимонда. Оба великолепно исполнены, на одной край обрезан, на второй указано внизу мелко: Литография Локорнаго, Одесса.
 
А в этом случае: П.Шмаровин, Екатеринослав, угол Александро-Невской и Травмайной ул, собственный дом. «Екатериносл.лит. Малаховскаго». Каково?!
 
Обладатели многих фото сзади фотографии заклеивали такую ценную для нас, любителей старины, информацию газетой или картонкой...
 
А вот фотография Б.Р.Бикъ: в СамарЪ (ой, нет на клавиатуре нужной буквы!), Дворянская улица, д. Хреновой. И вЪ СимбирскЪ. А выполнено это чудо с виньетками и букетиком цветочков: лит.Г.КонЪ, Варшава. А какие лица!!! Женщина и шестеро детей разных возрастов, примерно от полутора до шестнадцати.
 
Но то все — парадные портреты. 16х13 см с паспарту.
 
А в Харькове, 1916 год. В квартире, а не в ателье. Две семьи, как написано поверх картонки, одна приехала в гости, 22х16 см. Пять взрослых, три — дети. Торжественно одеты и обуты, но то, что фотографируются в богатой квартире, по крайней мере, не бедной, и люди все благородные, то и выражения лиц совсем другие. Нет той напряженности, которую я называю опаской перед обещанной птичкой, что сейчас вылетит из объектива. Покой и достоинство во всем облике каждого. Культурные люди.
 
Сейчас фото — дело самое обычное. На полном бегу выхватит взгляд какую-то замысловатую деталь на старом здании или оригинальную ветку. Включаешь мобильник, и — к первому встречному:
 
– Вы не нажмете на кнопочку?
– Нажму, конечно.
 
Щелчок. И — готово. Только спохватишься, что надо было хоть причесаться... И — никакого паспарту, даже не даешь себе труда в оказавшемся на твоем пути супере отпечатать, так и остается с компе. В лучшем случае — отправляется в интернетсети, чтобы знакомые увидели.
 
Да! Еще одна моя коллекция, уже хранящаяся в электронном виде, это — закаты. Причем, снимаемые на фотоаппарат уже много лет только с одной точки: из моего окна. Как-то у меня оказались «по делам» две незнакомые женщины. Начала им показывать, те не могли поверить, что в Днепропетровске могут быть закаты такие яркие и многоцветные.
 
Оказалось, они просто не смотрят вверх!!! Парадокс, но одна — художник, вторая — дизайнер. Такое забавное совпадение.
 
– А я и не удивлюсь! Я читала Ваши стихи, вы такое видите в другом свете! - произнесла одна.
– Вот, - выйдя на лоджию, тогда там был «сад» - около пятидесяти комнатных цветов, у нас на лоджии оформлена комната, говорит вторая, - смотрю на небо, как раз время заката, ну, ничего особенного!!!
 
Через несколько минут, я, беря фотоаппарат, и открывая окно:
– Смотрите!!!
– Чудо, я же говорю, - наслаждаясь зрелищем, произнесла читавшая мои стихи, - это Вам «показали», потому что у Вас внутри чудо живет и красоты притягивает!!!
 
Каким же событием было фотографирование в начале двадцатого века у нас!!! Надевали лучшие одежды, лучшую обувь. Долго готовились к «событию». Дамы особо причесывались, мужчины к такому случаю посещали цирюльника... А каким ожиданием восторга и чуда были переполнены во все это подготовительное время дети!!!
 
И вот, наконец, добрались из окрестных мест в фотоателье.
 
Фотограф, с выражением лица совершенно особой значимости и себя и события, приветствует переступивших порог его заведения. Долго рассаживает всех. Отходит в сторону, щурит глаз, прищелкивает языком, выделывая пируэты руками, долго рассматривает композицию. Переставляет участников действа, особое внимание придавая позам и положению рук и ног, поворотам голов.
 
Потом долго смотрит в объектив, укрывшись с головой за черной попоной...
 
Дело сделано. Раскланиваются...
 
И долгое ожидание самого фото, с переживаниями. А вдруг я моргнул? Ой, надо было мне на руки взять... Ах, зря я надела это платье... Вот если бы я накинула на плечи шаль? Нет, надо было трость не отставлять в сторону, пусть бы тоже вошла в кадр...
 
То, что человек по сути своей не меняется, напоминает групповая фотография выпускного класса. С преподавателями. Читаю надпись, выполненную черной тушью одним из сфотографированных учеников: 5 ж.д. школа, 1926 г. Город не указан, тогда Екатеринослав как раз переименовывали в Днепропетровск. Сидят все чинно и благородно, принаряженные и причесанные. Фотограф так был сосредоточен на тех, кого снимал, что не заметил сидящего невдалеке на дереве босого гражданина лет восьми. В белой рубашке и холщовых трусах типа шортов. И этот никем не обнаруженный хулиган одной рукой делает «буратинку» (интересно, как этот жест назвали тогда). Большой палец опирается в кончик носа, а вся кисть с растопыренными пальцами крутится, как вокруг оси. Портит солидным людям фотографию, злодей-весельчак.