Десять роз. Четвёртая. Табу
Всё в тот день прошло просто замечательно и исключительно: столько было поздравлений и добрых слов, что заряд позитива на год был мне теперь обеспечен. Подарков я никогда не жду, но вот как раз их-то мне надарили столько, что сама не ожидала, и особенно радовало, что подарки как раз те, которые я больше всего люблю: банальные и пошлые деньги, — ну, а кто их в нашем мире не любит? А ещё были цветы... целое море. Почти миллион алых и не только алых роз, едва поместившихся в три вазы и одну трёхлитровую банку. Надо будет засушить одну красно-жёлтую, из того самого букета, на память сохранить и к сердцу прикладывать... Да о чём я?
Зачем мне это? Зачем мёртвый цветок, когда есть живой и красивый мужчина, на которого я как ни старалась, не могла не поглядывать. Сын сидел со мной рядом и под столом толкал меня коленом, если я чересчур увлекалась.
— Мам, опять? — еле слышно шипел он мне на ухо, и тогда я брала себя в руки. Вот это дуэнья-то у меня нежданно-негаданно появилась!
В первую часть застолья, когда за столом ещё были все, Никита и правда ходил за мной попятам, помогал на кухне, хотя я и сама бы справилась, не отпускал без присмотра на перекуры. Он даже за столом расположился так, чтобы отгородить меня от Максима. А потом... потом наш папочка слегка перебрал, перестал вязать лыко и отправился на боковую. И тогда сын ослабил контроль
— Мне прям можно одной покурить? Что это ты так? – саркастически спросила его я в какой-то момент.
От подготовки к застолью, длившейся не один день, я порядком устала, мне хотелось выпить и расслабиться, а было нельзя — обещала же этого не делать! — и я немного злилась, в том числе и на бдительного Никиту.
— Да делай ты, что хочешь, мам, раз так, я кто, чтоб тебе запретить? — обиделся сын. Мы с ним как раз относили на кухню грязную посуду. — Только не жалуйся потом, если что. Отец у нас конечно, тот ещё фрукт, мне ли не знать, как вы живёте, но не такое же творить прямо в его присутствии! Парень чуть старше меня, ещё и родственник! Разве так можно?
— Не чуть, а на три года! И мне лично он не родственник, — тихо огрызнулась я. — Да и не делаю я ничего, я же обещала!..
– Кому обещала, мне? Откуда я узнаю-то, если что? Да и вообще, что мне-то? Ты сама как жить потом будешь? — слегка повысив голос, забросал меня вопросами сын.
Я вздохнула и устало присела на единственный на кухне стул.
— Я не знаю... И не знаю, как это всё вообще со мной случилось, сынок, мне очень стыдно, но... не представляю, как с этим бороться, — закрыв руками лицо, промямлила я. – Останьтесь сегодня с Алисой у меня, а то...
Сын хмыкнул.
— Ну, даже если останемся сегодня, то потом что, мама? Я ж тебя вечно караулить не смогу. – Он помолчал. — Ты хотя бы глазами так в него не стреляй, а то не только я увижу, что к чему. А этот-то тоже хорош!..
— Ты о чём? — вскинулась я.
— Да он-то на тебя тоже этак неоднозначно поглядывает, да и свою с собой не взял, хотя она у него как бы есть. Удивительно, почему вполне взрослые люди не замечают за собой таких простых вещей!.. Неужели правда вот так крышу снести может, что соображать перестанешь? — Сын налил себе в кружку из-под крана нашей чистой артезианской воды, выпил её и неожиданно добавил: — А вообще, интересный парень, необычный такой, пожалуй, можно понять, чем привлёк тебя... Только при этом мутный он какой-то, с двойным дном. Да и вообще, это кем надо быть, чтоб такое удумать: на дядькину жену позариться! Я б, мам, на твоём месте сто раз подумал, прежде чем с таким связываться.
— Да я не собираюсь...
— Всё по тебе видно, чего ты собираешься, чего нет, — с грустью перебил меня сын. — Но смотри сама. Ты не маленькая. Моё мнение ты знаешь.
Никита, в сердцах махнув на меня рукой, ушёл обратно за стол. Как потом оказалось, он тоже не пил, чтобы следить за мной, а с этого момента как раз за стакан и взялся. Забегая вперёд, скажу, что много он в тот вечер так и не выпил — на полный желудок это редко у кого получается, и мне было даже немного жаль: лучше бы выпил больше, может, не заметил бы того, что происходит с его дурной мамашей.
***
Старшее поколение в количестве шести человек, в том числе и Виктор с Люсей, засобиралось домой после десерта, а вот те, кто помоложе, десерт игнорировали, но решили ещё ненадолго остаться: так или иначе, было весело, домой им пока не хотелось.
Я вышла проводить отбывающих до машин и попрощаться, в том числе и от имени хозяина дома. Хотя... вместо уснувшего хозяина вдруг обнаружила рядом с собой Максима. Да, вот именно так, рядом со мной он и стоял, глядя на тех, кто намеревался уезжать глазами того... кто остаётся.
— А ты чего, не поедешь? — деланно-непонимающе спросил его Виктор.
— Нет, пап, побуду ещё, — ответил Макс отцу. – Тамара меня позже домой отвезёт. Да? — он посмотрел на меня.
У меня вся кровь от головы отлила, я даже кивнуть не сразу догадалась: конечно же, да, как ещё может быть! Я б и не отвозила даже совсем, да мы ж тут не одни!
Виктор через плечо покосился на остальных, убедился, что они заняты беседой, и... вдруг обнял меня и Максима одновременно, обеими руками, так, как по моему разумению обнимают пару.
— Давайте, не стесняйтесь тут, — прошептал он так, чтоб никто больше не слышал.
— Спасибо за благословение, – краешком губ шепнула я в ответ, когда он, улыбаясь до ушей, наконец отстранился. — Не ожидала от тебя, — добавила я, тоже стараясь держать в поле зрения всех остальных.
— А чего ты ожидала? – неожиданно серьёзно спросил меня Виктор. – Что я ругать вас буду, как маленьких деток и в угол поставлю? А даже если так, это что, помогло бы?
— Нет.
— Вот и думайте сами. Только очень прошу: постарайтесь никого не обижать, а то самим же совестно потом будет... И не переглядывайтесь так явно, это в глаза бросается! — повторил Виктор практически мысль моего сына. — Всё. Успехов.
Когда все уехали, я, находясь под впечатлением от сказанного Виктором, ушла вперёд и спряталась, — всё же было мне очень неудобно, инородно, странно... Но Максим быстро нашёл меня на кухне.
Я сидела на табуретке возле плиты и следила за тем, как поднимается в турке кофейная пена. Я всё вокруг слышала, всё замечала, за всем следила... Далеко, где-то на посёлке лаяли собаки, завывал за окном ветер, — к вечеру началась метель. В зале, находящемся от кухни через комнату, продолжалось застолье – молодёжь звенела бокалами и нескончаемо смеялась, так весело и радостно, как люди умеют это только в таком юном возрасте, примерно до двадцати пяти лет. В маленькой комнате храпел мой муж... В душевой капала вода, — давно пора было поставить новый смеситель. Шипя, закипал чайник... А уж когда открылась дверь, то мне и оборачиваться не пришлось: я почувствовала, кто это пришёл. Или может вычислила это...
Он подошёл ко мне сзади сразу вплотную, погладил меня по волосам, отвёл их на одну сторону, потом переместил руки на мои плечи, слегка массируя. Это было приятно и само по себе — немного снимало усталость, а уж от осознания того, КТО тут со мной так близко, у меня буквально замирало сердце. На миг погрузившись в происходящее, я накрыла его руку своей, закрыла глаза. Как хорошо...
Однако кто-то же должен был сохранять разумное отношение к ситуации, и потому пришлось это сделать мне: отстраниться, подняться на ноги, повернуться к нему и произнести довольно холодно:
— Только не здесь!
— А где? — по обыкновению тепло улыбаясь, спросил Максим и тут же притянул меня к себе, обхватив за талию, стал поглаживать по спине, по плечам, по ягодицам — надо сказать, довольно смело он себя вёл. Интересно, он всегда такой или алкоголь тут сыграл свою роль?
– Сейчас зайдёт кто-нибудь...
– Не зайдёт, — он улыбался, и лицо его было так близко...
Я, в очередной раз поразившись этой его невероятно тёплой улыбке, тем не менее отметила: Максим меня не слушает. Ему сейчас всё равно, что я говорю, и вообще, говорю или нет, — да и как ещё должно быть в такой ситуации? Он настроен совсем на другое, судя по участившемуся дыханию и подрагивающим рукам.
Я уже и сама едва дышала – настолько взволновало то, что он так близко. Не ожидала, вот правда, не ожидала такого подарка от судьбы в свои сорок с лишним... И надо же: ничего не изменилось с возрастом. Всё воспринимается так же остро, как и в шестнадцать лет, всё абсолютно так же. Только вот, мужчина, обнимающий меня здесь и сейчас, так молод, что, наверное, ходил пешком под стол, в те годы, когда где-то далеко от него я уже пыталась бегать на свидания и впервые начинала понимать, как это – ощущать себя в мужских объятиях...
...Поцеловать себя на своей кухне, в своём доме, я всё же не позволила – вывернулась, отстранилась, отошла к двери и встала, скрестив руки на груди.
— Я же сказала: не здесь, — повторила я, стараясь выровнять дыхание. — И вообще, чего ты удумал? Вот так вот, раз — и на матрас?
Я старалась говорить хлёстко, даже жестоко, но эффекта не произвела: дурацкое выражение Максима отчего-то страшно рассмешило, — он, оказывается, никогда такого не слышал. Но, отсмеявшись, вздохнул и признал:
— Хорошо, ты права: здесь такого делать не надо. Давай уедем отсюда.
– Прямо вот так, возьмём и уедем у всех на глазах? — злилась я.
– Ну, зачем же на глазах? Мы же вроде договорились: отвезёшь меня домой, тебе ведь, кажется, всех везти. И тебя тут, как я вижу, никто не хватится, так что, можно ещё и не спешить.
Я промолчала, размышляя.
– Хорошо, отвезу – и что? Ты как себе это всё представляешь?
— Да разберёмся, я думаю.
— Я по городу ездить не умею, боюсь, — привела я последний аргумент.
Вообще, мне очень хотелось с ним уехать, хоть куда, и даже неважно было, как всё в итоге будет выглядеть – мне хотелось быть с ним! Я буквально была одержима желанием таки заняться с ним тем, на что уже был сделан такой недвусмысленный намёк, тем более, что судя по вступительному аккорду это должно было быть нереально круто! Однако, в город я действительно не ездила, тем более, в центр. Я только краями добиралась до работы, и на этом моё водительское искусство заканчивалось, потому что за рулём не сидела уже больше десяти лет, растеряла все навыки, а вернуть их, подучиться всё было недосуг.
— Ничего, нормально ты водишь, и больше напрасно боишься, чем не умеешь чего-то, — ну я же видел это ещё в прошлый раз! — успокоил меня Максим. — К тому же, я буду с тобой, подскажу, помогу, а если уж что-то совсем не так пойдёт, то и сам за руль ненадолго сяду, думаю, ничего от этого не случится.
Говорил он негромко, неторопливо и спокойно, и, наверное, поэтому, мне хотелось быть с ним ещё сильнее. Я конечно на всё согласилась.
***
Выехать однако удалось только к девяти вечера, когда молодёжь наобщалась между собой. Примечательно, что мои сын и дочь, он с девушкой, а она с мужем, жили все вместе в одной большой квартире, оставшейся их отцу от покойной свекрови, и общались постоянно. А вот ведь не надоедают друг другу, хотя уже не первый год так живут, и значит, я могу за них только порадоваться. И хорошо им иногда вот так, наверное, у матери в гостях пообщаться, словно в детство на время попасть, зная, что и накормят тебя там, и с собой разных яств соберут, и до дома довезут.
Хотелось мне их, наверное, и поторопить немного, но я молчала: не стоит вот так уж!.. Пусть спокойно развлекаются, а тот, кто ждёт уже практически обещанного продолжения вечера, пусть... подождёт ещё. И так уж уселся на диван ко мне вплотную, словно так и должно быть! Рукам, конечно, воли не даёт да и вообще, ведёт себя так, словно ничего не происходит: с ребятами моими общается, пьёт, ест, но при этом ни на секунду не перестаёт ко мне боком прижиматься. Чёрт знает что, меня уже в жар от этого бросает! И при этом так хорошо, что сил не нахожу подняться и пересесть. Вот это игра у нас, у всех на глазах, невероятно будоражащая и увлекательная, играла бы в такое и играла! Воздуха вот только немного не хватает...
— Так, всё, люди, поехали, завтра всем на работу, — в какой-то момент проговорил Никита, и все дружно и по-прежнему весело начали подниматься. Я тоже подскочила: надо было собрать им кое-что с собой, потому что вдвоём с мужем мы столько не съедим. Уже на выходе из зала я обернулась на Максима.
— А ты чего сидишь? Или, может, не поедешь, останешься у нас? — продолжая игру, спросила я.
— Нет, мне тоже завтра на работу, — ответил он, очищая мандарин, но при этом глядя безотрывно только на меня. Смотрел он вроде и хитро, но как-то так, что прочитать по глазам всё, о чём он думает, не составило бы труда. А может, я просто уже совсем забила себе голову – не знаю. Знала я на тот момент только одно: хочу! Хочу. И тем сильнее хочу, чем глубже понимаю, что очень скоро получу то, чего хочу. А моральная сторона вопроса — да ну её! Как-нибудь на этот раз обойдёмся. Пускай будет просто хорошо.
Хорошо и было, и тем лучше, чем ближе становился момент единения. И даже не хотелось ничего приближать: казалось, пусть всё идёт как идёт! Пусть ребятушки, смеясь и подшучивая друг над другом, наконец рассядутся в машине на заднем сидении, вернее даже, набьются туда кое-как вчетвером, — ехать им недалеко, меньше получаса, да и кого я ещё могу попросить сесть рядом со мной, как ни Максима? На него ведь вся надежда, если что.
Стоило нам доехать до того дома, где жили мои дети, как все они моментально разбежались, остался только Никита. Сын вышел, обошёл машину, заглянул в салон с пассажирской стороны, пожал на прощание руку своему новому родственнику, оглядел нас обоих, задержал взгляд на мне.
— Как до дома доедешь, напишешь, мама, — велел мне сын. — И... поосторожнее там.. На дороге! А то очень скользко, – неприкрыто-саркастически добавил он.
Я оценила шутку и ещё долго тихо похихикивала, в то время как мы уже ехали дальше. Ехать было легко: по случаю воскресенья и позднего времени, дорога была совсем свободна, да и места довольно безлюдные — ещё не город.
— Вот это у тебя отношения с сыном, — вдруг заметил Максим. — Он в курсе всего, как я понял?
— В курсе, – ответила я, наслаждаясь пустой дорогой. Люблю, знаете ли, проехаться поздним вечером, когда никого, только ночная тьма и светлые пятна фонарей.
— Да как у тебя язык повернулся такое рассказать?!
– В мыслях не было рассказывать: он догадался, и виноваты мы сами, в частности, я, а не кто-то... Впрочем, какая разница? – проговорила я почти безразлично.
Думала я совсем о другом: высматривала удобный съезд в лесополосу, — понятное же дело было, что остаться сейчас наедине получится только в машине. Всё остальные варианты слишком сложны в исполнении и на данный момент неприемлемы. Искомое, надо сказать, быстро нашлось, и вот оно, сошлось всё воедино, — темнота, тишина. ОН. И я.
И я...
И я в нём не ошиблась: стоило только мне заглушить двигатель и погасить фары, как Максим перешёл в наступление, действуя очень смело и уверенно, так, как по моему разумению ведут себя только с той, с которой это уже не впервые. А может, мне просто раньше попадались только зажатые продукты совкового воспитания, а не мужики – не знаю. Было хорошо, мне всё нравилось, и его смелость чрезмерной не казалась. Да и не думала я в тот момент вообще, только таяла от прикосновений и поцелуев. И если какая мысль в голове и вертелась — так это только благодарность богам: ведь не ждала уже ничего такого от этой жизни, думала, пора мне уже о душе размышлять, так ведь нет, можно пока ещё и тело порадовать!..
Однако, радость была недолгой, ещё и не дошло ни до чего, — я и снять-то успела только куртку, когда у Максима зазвонил телефон. Он на миг замер, тихо чертыхнулся, отстранился и полез в карман.
– Вот почему я его не выключил, не знаешь? – устало вздохнув, спросил Максим и повернул свой мобильный дисплеем так, чтоб я видела, кто ему звонит. Конечно же, на экране я увидела фото красавицы Кристины рядом с той самой офигенной красной машиной. Имя контакта было записано до ужаса банально – "Любимая", ну и красненькое сердечко-смайлик к нему прилагалось.
– Ну... я не знаю... не бери трубку! Звук отключи и не бери, — посоветовала я неуверенно.
— Она ещё позвонит и будет звонить, пока не отвечу.
Эх, твою ж мать!..
И кто придумал эти телефоны?.. В такой момент они прямо как напоминание о собственной нечистой совести. Понятное же дело, что эта Кристина там икру мечет – десять вечера почти, "любимого" весь день не было, тут кто угодно запереживал бы, куда человек пропал! Однако пока она не звонила, было спокойнее. А если б кто-то подумал наперёд и выключил хотя бы звук, так и оставалось бы... Но нечем там было думать и некому: по опыту знаю, что мужчина, который выпил, расслабился и уже настроился сходить налево, про такую мелочь как телефон вряд ли может помнить. Ну, вот теперь получите последствия во всей красе и думайте, что делать. И не надо на меня так мрачно смотреть, я не виновата! Я свой телефон всегда на беззвучке держу и отвечаю всем только тогда, когда сама к этому готова или от безделья.
Я вздохнула. Да виновата я, виновата... Кто ж ещё виноват, если не я? Не будь меня, в жизни Максима вообще не было бы этой ситуации.
Эх. Да не будь меня, была б другая...
Но, блин, сколько можно уже звонить!
"Да выброси ты его в окно и иди ко мне!" — хотелось крикнуть мне, но конечно же, так было нельзя, и я осторожно предложила:
— А если сказать, что телефон у нас дома забыл? Я б ей сейчас вместо тебя ответила и сказала это, а ты оставил бы мне его в самом деле. Я б тебе его завтра на работу завезла.
— Тогда придётся объяснять, где это я был без телефона и уже не у вас. К тому же, мне телефон по работе нужен буквально каждую секунду, мне с семи утра уже названивать начинают, а иногда и раньше, а иногда и ночью. Меня вообще на работу могут дёрнуть всегда, в любой момент! Так что, не могу я его нигде оставлять, никогда так не сделаю, хоть пьяный в хлам, хоть при смерти, и Кристина об этом прекрасно знает, – горько произнёс Максим, и мне прямо жалко его стало: ну и жизнь у него, оказывается. Как он до сих пор от такого ещё не чокнулся, не пойму!
Мы замолчали: вариантов не было. А телефон всё звонил. Хорошо было хоть то, что на нём вместо набивших оскомину мелодий стоял простой и банальный звонок, он хоть не так сильно действует на нервы в такой ситуации. Правильное решение никак не посещало ни моего ненаглядного, ни саму меня, которой отчего-то дали право советовать. В итоге, Максим просто принял вызов.
Кристина была не просто недовольна, а буквально вне себя от злости, она ему слова сказать не давала, судя по тому, что я слышала. И хотя её слов разобрать я не могла и не пыталась, а в темноте выражения лица моего спутника не видела, не понять, что Максима дома ждёт поистине феерический разбор полётов, было невозможно. Уже раздумывая, может, выйти из машины и дать возможность им всласть поскандалить, я взялась за ручку двери. Но как раз в этот момент Макс завершил разговор.
— Скоро приеду, тогда и поговорим, — произнёс он бесстрастно и нажал на необходимую кнопку.
Я поразилась: вот это да! Я б так не смогла ни за что. Вот это спокойствие. Или так, игра на публику, то самое двойное дно, про которое говорил мой сын? Очень похоже, потому что телефон теперь, как я успела увидеть, действительно отключил, сунул в карман куртки, а саму куртку снял и зашвырнул на заднее сидение. И ко мне сразу потянулся, словно и не произошло ничего. Нет, оно понятно, что согрешить он уже настроился, но не вот так же, не сразу после скандала со своей половиной! Может, конечно, такое и нормально в нашем мире сейчас, но я вот понимать ситуацию отказываюсь!
— Стой! — резко произнесла я. — Чего там у тебя случилось?
— Да неважно, — произнёс Максим. А вот голос у него был такой, что я сразу поняла: да нет, это важно. А потом и почувствовала то же самое: он хоть и обнял меня снова, но отчуждение было теперь явным. Холодно мне от этого стало, вот просто холодно и всё. Теперь хотелось завести машину и включить печку.
— Давай в другой раз, тебе ведь не до этого, — мягко произнесла я, а сердце моё сжалось: не будет никакого другого раза, ох, не будет... Но и сейчас продолжать — не вариант.
— Другой раз может быть очень нескоро, — подтверждая мои мысли, холодно проговорил Максим и отстранился. — У меня выходных раз, два – и обчёлся, я и сегодняшнего еле дождался. Да и приехать вот так без Кристины к тебе я вряд ли ещё смогу, это сегодня сложилось всё удачно.
— Могу я к тебе приехать, — предложила я.
— Куда? Домой прямо? Или на работу? Вот, где мне уж точно не до этого, — отрезал он. — А скоро, я чувствую, совсем ни до чего станет, — добавил он тихо и обречённо.
— Почему? — переспросила я. Странно, что это за пессимизм? Вот, чего стоит всё его напускное спокойствие!
— Потому что Кристина беременна и из-за этого прямо сейчас уже попросту невыносима, а что будет, когда родит, я даже не представляю. – Я молчала, опешив, а он продолжал: — Я же сегодня просто с ней поругался и ушёл. И я её звал с собой, правда, звал, а она начала отмазываться какой-то ерундой, кричать, что ей нечего надеть, рыдать, припоминать всё, что было и не было – это невозможно было слушать!
— Надо было сделать то, о чём она просила да и всё... — попыталась запоздало посоветовать я.
— Сделать — что? Я этого так и не понял, — он в темноте покачал головой и развёл руками. А потом полез за сигаретами, закурил. — Всю жизнь я отца про себя осуждал за то, что он от матери ушёл, когда я только родился, а вот сейчас... сам бы так сделал, честное слово. Это же чокнуться можно, какой она стала. И дальше ведь только хуже будет!
Он ещё что-то говорил, и, наверное, для такого весьма немногословного человека, как Максим это много значило, и нужно было внимательно слушать и очень ценить, но мне вдруг стало горько и обидно за девчонку. Женская солидарность, чтоб её, сработала там, где не ждали.
И вспомнился вечер, вот такой же, как сегодня, вечер начала зимы, ветренный и снежный. Съёмная однушка в городе. Постоянный беспросвет на фоне безденежья и недосыпа. Полуторагодовалая Дина, разбрасывающая по полу свои игрушки и иногда покрикивающая от обиды за моё невнимание и четырёхмесячный Никита у меня на руках. Сама я, отдалённо напоминающая человеческую особь, держу сына на одной руке, второй помешивая варящуюся манную кашу в алюминиевой кастрюльке на старенькой двухконфорочной плите. Внезапно что-то откуда-то шмякается, что-то, что находится вне поля моего зрения, и маленькая дочь начинает истошно орать. Я, позабыв про кашу, поудобнее перехватываю сына и бегу в комнату. К счастью, быстро обнаруживаю, что упала всего лишь картина – сорвалась со стены, что Динке это никак не повредило, она всего лишь испугалась, но всё равно, подхватываю её свободной рукой и бегу обратно, туда, где варится каша. Однако не успеваю: каша сбегает как раз в тот момент, когда я возвращаюсь на кухню. И я просто с грустью смотрю, как на чистую, час назад отмытую плиту текут белые, но быстро обугливающиеся в газовом пламени потоки. Ничего сделать я не успеваю: заняты обе руки. А потом в замке поворачивается ключ, и сердце моё замирает... Аккуратно уложив Никиту на кухонный диван и поставив Дину на пол, опрометью кидаюсь в прихожую:
— Валера!!! — радостно бросаюсь я к вошедшему мужу, висну на нём, пытаюсь целовать. А он вытягивается, словно проглотил аршин, старается увернуться, руки висят как плети – никто меня в ответ обнять и не пытается, не говоря ни о чём другом.
— От тебя детской отрыжкой разит, — отодвигая меня как некий не у дела поставленный предмет мебели, сообщает супруг. — Фу, какой бардак развела! Кашу опять сожгла! Ты чего тут целыми днями делаешь?
Мне бы возразить, да напомнить, что самого-то его четыре дня дома не было, да не смею – сессия же, учёба. Про то, что от самого него исходит пивной душок, следует молчать, и я лишь лепечу:
— Сейчас всё уберу... И картошки пожарю, а то для взрослых ничего не готовила...
— Пожарь, потом убирать будешь, — милостливо соглашается супруг. — И с собой мне положи, я сейчас душ приму и уеду.
— Куда?! — практически взвизгиваю я. О, ужас! А я-то думала...
— Обратно в общагу, мне курсач писать надо... Ой, да ты что, опять реветь вздумала? Да не трогай ты меня, мне некогда, иди вон к детям лучше, орут же!
Да-а...
Я тогда неплохой скандал ему закатила, да что толку? Всё равно он уехал. И хотя не ушёл от меня, как не раз обещал, с детьми мне помочь так ни разу и не сподобился, и ни беременной мне, ни кормящей, ни уставшей от постоянного нахождения в одном помещении с крошечными погодками слова доброго никогда не сказал. Да и вообще, он и голову себе никогда не забивал ни на тему того, что обрюхатил меня совсем молодую — женился же! — ни тем, что это по его милости я оказалась снова в положении, когда дочке и четырёх месяцев не исполнилось. А жизнь он всегда прекрасную вёл, всё бегал к маме, ел там, отдыхал от семьи, а может, и водил к ней какую-нибудь свою очередную пассию. Вот так. И поэтому не жалко мне его сейчас ну совершенно за то, что теперь он у нас весь такой больной-шальной, и за намерение изменить с его собственным племянником ни капли не стыдно!
Эх... Только вот этот самый племянник, тот, что сидит рядом со мной в тёмном салоне моей машины и рассказывает, как тяжело ему, бедному, с беременной девушкой, сколько всего нужно, а теперь ещё и свадьба, и ипотека предстоит, хоть и молодец поработать — зарплата, у него, я думаю, такая, что мне и не снилось! — но по сути как мужчина — такой же как мой муж, хотя и моложе на два десятка лет. И все они такие, все одним мирром мазаны, словно их одна мама родила! Некоторые в силу своей совестливости может и могут делать вид, что им есть дело до беременной или недавно родившей жены, единицы по-настоящему любят своих женщин и поэтому поддерживают всячески, остальным — фиолетово, насколько женщине плохо с токсикозом, отёками, тяжёлым животом, а в последствии — с переполненной молоком грудью, расшатанными нервами, изуродованным родами телом, орущим день и ночь или постоянно болеющим младенцем и осознанием того, что этот кошмар в твоей жизни – навсегда!
Я вдруг ощутила какое-то странное спокойствие. Даже смешно стало: ты же обычный мужчина, Максим. Такой же, как большинство. Почему я этого не осознавала? Да уж... Горе у тебя, видишь ли: женится придётся и вкалывать всю жизнь, чтоб семью обеспечить, да вдобавок женские капризы терпеть! О чём же ты думал, дорогой, когда обещал чего-то девушке, — а ведь обещал же, иначе бы за каким она с тобой жить стала? Вот, чем оно кончается, вот, что бывает от регулярных постельный упражнений! А ты в двадцать шесть лет этого что, не знал? Так поздравляю: теперь знаешь! И вот, зачем тебе понадобилась взрослая замужняя тётка! Она тебе, во-первых, до смерти рада — ей бы на безрыбье любой, по твоему разумению, сгодился, не только такой молодой и свежий как ты, раз она с твоим, прямо сказать, никаким дядькой двадцать пять лет прожила.
Во-вторых, она ничего у тебя не попросит, даже машину забесплатно или подешевле починить, ибо относится к людям твоего возраста как мамашка и в мыслях не имеет напрягать в своих целях детей, а наоборот сама их с удовольствием кормит, обогревает и подтирает им сопельки. А в-третьих, в подоле она не принесёт и свои права на тебя не заявит. Да и вообще, мотать тебе нервы она не посмеет, зная, что тогда ты её бросишь — не велика важность, тебе, красивому и успешном, другую найти не проблема; это ей ничего больше не светит, а не тебе.
Вот как всё прекрасно устроилось бы у тебя с престарелой любовницей! Ты бы у неё душой и телом отдыхал, при чём, вообще без вложений, приезжал бы иногда отойти немного от мозговыноса со стороны беременной жены и сбросить напряжение, которое неизменно преследует руководителя этакой немаленькой организации. Самое глупое, что я бы с удовольствием предоставила тебе всё, чего бы ты ни захотел, если бы это оказалось в моих силах, любила бы тебя... Да вот только теперь дудки, дорогой, я в тебе разочарована, и обменом шила на мыло заниматься не намерена. Жаль, высказать тебе вот это всё нельзя, — никто я тебе, не имею на такое право, а своим намерением с тобой переспать и вовсе возможность таких высказываний для себя перечёркиваю.
Ладно. Всё. Забыли. Успокоились. Домой тебе пора, Максимка, там тебя столько всего интересного ожидает, радуйся, что хоть совесть у тебя на сегодня чиста, и не придётся врать. Чего тебе скрывать-то? Ну, выпил чуть больше, чем следовало, ну, задержался в гостях, ну и что? Не большие грехи, за такие не убивают, иди домой спокойно. И мне тоже, благодаря твоему телефону, бояться нечего... Только надо успеть доехать до дома, пока меня истерика не накрыла, потому что, рыдая, очень трудно вести машину по гололёду при почти нулевой из-за усиливающейся метели видимости; в аварию попасть я не мечтаю.
— Максим, скажи мне, куда ехать, — выдохнув, проговорила я. Проговорила тихо, но твёрдо, одновременно снимая машину с первой передачи. Рука моя словно сама по себе повернула в зажигании ключ, включила фары, затем дворники... Придётся сейчас выйти, немного лобовое стекло обмести — вон, сколько насыпало снега, пока мы тут сидели.
Максим на миг умолк, а потом назвал адрес. Не так уж и далеко оказалось ехать и не трудно совсем, я справилась без советов. Хотя... у меня вариантов с этим тоже не было: молчание и отчуждение давили так, что хотелось уже быстрее доехать и... остаться одной. Горько мне было, ох, как горько. Но при этом я понимала: так лучше будет, правильнее. И ещё, правильно, что я промолчала... В шоке он сейчас от происходящего — так это на самом деле нормально. Ну, а раз хочет ещё и приключений — его дело. Только вот я в этом не участница.
Когда мы прибыли на место, он довольно долго ещё пытался дождаться от меня хоть каких-нибудь слов и не уходил, но я молчала и смотрела только перед собой.
– Тамар, ты что обиделась? — спросил он наконец. Впечатление было такое, словно до него что-то дошло, словно понял, что произнёс недопустимое, что не стоило обсуждать капризы беременной женщины с другой женщиной и жаловаться этой женщине на тяжёлую жизнь. Только вот поздно было.
— Не Тамара, — холодно возразила ему я.
— А как же? — опешил Максим.
— Тётя Тома.
Наверное, это было ёмко и вполне стоило моего возмущённо-обличительного молчаливого монолога, потому что Максим вдруг вскинул голову и, не глядя на меня больше, вышел из машины. Дверью не хлопнул — привычка, видать, не позволила ломать то, что столько раз приходилось своими руками ремонтировать. Жаль, я не видела в темноте его глаз. Хотелось на прощание ещё раз в них заглянуть... Уверена, что они сверкнули как чёрные бриллианты!
Направляясь домой, я не ревела — накрыло меня намного позже. Тогда же, по дороге, я просто думала: а мне ведь будет не хватать тебя, мальчик. Мне будет очень тебя не хватать. Тебя и ощущения того, что ты есть в моей жизни. Тебя и мной же самой созданного мифа о твоей идеальности. Мне будет не хватать... Но я и не такое переживала, я и это переживу.
---------------------------------------
Имена героев и события являются вымышленными, любые совпадения случайны.
---------------------------------------
Предыдущая глава https://poembook.ru/poem/2985660#8096572
Читать сначала https://poembook.ru/poem/2985069-desyat-roz-pervaya-prolog
