Длинно о пельменях
Выключаю окна и леплю пельмени.
Станиславский прав был, со своим "не верю".
Я не верю людям, создающим правду —
но дают феерию, в шаге — через рампу.
Гнутся и стенают хлипкие подмостки.
У актёров крепнут роговы отростки.
Шерстенеют уши, клацают копыта.
И сбежать нет мочи — все пути закрыты.
Раз финал оплачен, нам хотя б антрактик —
накидаться встельку и махнуть в антарктик-
у, как тут красиво! Без спектаклей бесьих.
Но... звонок. И шёпот: "Дальше интересней!"
Акт второй — финальный? Рукоплещут массы!
Доигрались черти до иконостаса.
Боже, да очнитесь! Глазные — прозрейте:
верховодят в пьесе, в прессе, в жизни черти.
"""
Прячусь, как умею. Страшно. Божья матерь!
И варю пельмени, застилаю скатерть.
Налепила столько, что на зиму хватит.
Только бы все целы.
Только бы мир в хаты.
