Длинно о пельменях

Выключаю окна и леплю пельмени.

Станиславский прав был, со своим "не верю".

Я не верю людям, создающим правду —

но дают феерию, в шаге — через рампу.

 

Гнутся и стенают хлипкие подмостки.

У актёров крепнут роговы отростки.

Шерстенеют уши, клацают копыта.

И сбежать нет мочи — все пути закрыты.

 

Раз финал оплачен, нам хотя б антрактик —

накидаться встельку и махнуть в антарктик-

у, как тут красиво! Без спектаклей бесьих.

Но... звонок. И шёпот: "Дальше интересней!"

 

Акт второй — финальный? Рукоплещут массы!

Доигрались черти до иконостаса.

Боже, да очнитесь! Глазные — прозрейте:

верховодят в пьесе, в прессе, в жизни черти.

 

"""

Прячусь, как умею. Страшно. Божья матерь!

И варю пельмени, застилаю скатерть.

Налепила столько, что на зиму хватит.

 

Только бы все целы.

Только бы мир в хаты.