Парк, который не подозревал о том, что станет пустым...
***
Парк, который не подозревал о том,
Что станет пустым,
Так громко ржавел, опустев,
Что собрал у своих каруселей
Кучу творческих деятелей.
Парк был настолько трогателен,
Что с его натуры
Легко высекались скульптуры,
Писались стихи и песни
На редкость прелестно.
А парк безустанно плакал, стонал
Крышами с фресками греческими,
Скучая по смеху детскому – человеческому.
А лужи его желтели
От ржавчины каруселей
Даже птица петь не хотела –
Болела,
Плакала вместе с парком,
Больная,
И медленно рушилась арка
Входная.
Прорастала трава густая, некошеная
На рёбрах парка брошенного.
На ключицах его кинул постель
Под осень желтеющий хмель.
А люди… посочиняли, попели,
Но никто не присел на качели.
Забыли, не захотели…
А карусели стояли и верили,
Что кто-то в парке посадит когда-то
Целых три тысячи елей
И сделает сладкую вату.
Парк, который не подозревал о том,
Что станет пустым,
Так громко ржавел, опустев,
Что собрал у своих каруселей
Кучу творческих деятелей.
Парк был настолько трогателен,
Что с его натуры
Легко высекались скульптуры,
Писались стихи и песни
На редкость прелестно.
А парк безустанно плакал, стонал
Крышами с фресками греческими,
Скучая по смеху детскому – человеческому.
А лужи его желтели
От ржавчины каруселей
Даже птица петь не хотела –
Болела,
Плакала вместе с парком,
Больная,
И медленно рушилась арка
Входная.
Прорастала трава густая, некошеная
На рёбрах парка брошенного.
На ключицах его кинул постель
Под осень желтеющий хмель.
А люди… посочиняли, попели,
Но никто не присел на качели.
Забыли, не захотели…
А карусели стояли и верили,
Что кто-то в парке посадит когда-то
Целых три тысячи елей
И сделает сладкую вату.