Жертвонеприношение
А на самой вершине горы, поросшей вековыми соснами,
просматривалась ослепительно белая тарелка радиоантенны,
и мачты, окрашенные в красное, и пики громоотводов,
и домик, прилепленный рядом, в чистых окнах которого
догорали оранжево-алые пятна закатного солнца.
Мы поедем с тобой на вершину по серпантинной дороге,
объезжая поваленные сосны и проломы в асфальте.
Мы откроем в машине окна, чтобы слышать музыку ветра,
что шумит в диком кустарнике и серебристых деревьях.
И птиц будем слушать молча, и ручей, через дорогу бегущий,
и шорох колёс, и двигатель, и цикад пронзительный стрёкот,
и наблюдать краем глаза за шустрыми солнечными зайчиками,
прыгающими по стёклам и тяжёлым сосновым лапам.
А потом будем впитывать кожей оглушительное безмолвие
на тенистых поворотах, где за соснами не видно неба,
и внизу трава оплетает покосившееся ограждение,
и лягушки в лужах греются, и порхают в лучах бабочки.
Вечером выйдем с чаем и будем смотреть с обрыва,
как там внизу, по трассе, мчатся куда-то машины,
а гигантская радиоантенна задумчиво слушает небо,
сиреневое у горизонта с золотыми и белыми звёздами…
Тарелка радиоантенны медленно тает в сумерках
и в окно, раскрытое настежь, ветер приносит влагу
идущих неподалёку тёплых дождей с туманами,
и запах травы только скошенной, и дыхание океана.
Ты выбираешь книгу, Хемингуэя или Ремарка,
а мне это всё бессмысленно, читал бы конфетные фантики,
а вместо стихов инструкцию для бензинового генератора,
и морщинки вокруг добрых глаз твоих, и ласковые касания.
"Снов тебе добрых" - прошепчешь, обняв и вздохнув сонно,
и я, счастливым болваном, беззвучно заплачу - "спокойной".
