Идиоты иных миров

Пролог
 
Когда луною озолочен
Мой сочинительства закут,
Вилючий и машистый почерк
Чернилом выльется в строку.
Каких мне нынче ждать сюжетов
От муз моих? И что за жертвы
Я лунным музам принесу,
Чтоб вновь читателю на суд
Явились к сердцу строки эти,
Чтоб не наскучил логос мой,
Размер, строй рифмы и герой,
И чтоб не проклял он поэта
И сочинительства закут
В растрате жизненных минут?
 
Начну-с, пожалуй, с оправданья:
Не плагиатства ради я
Рифмовку выбрал в ожиданьи
Сравненья с Пушкиным себя!
Нет-нет! Скромны мои порывы!
Прошу прощения за выбор!
Не отразится сей пустяк
На содержании никак!
Да и воспитан я иначе:
Дворянских нет во мне кровей!
Ловил по заднице ремней
И подзатыльников в придачу...
Так проходило день за днём
Всё воспитание моё!
 
Балов не видывал я сроду
И на дуэлях не бывал,
Ожереблён донской породой
Во мне мой дух и идеал.
Казачий гутор здесь понятней
И со Спасителем Распятье,
Чем тайный шарм масонских лож
И выбель светских рыл и рож.
Надеюсь, в зычной эскападе
Из унавоженных словес
Не потерял свой интерес
К моей писательской тетради
Сие читающий чудак?!
Ну, что ж! Начну-с, пожалуй, так...
 
1-я часть
 
Разрезал колокол воскресный
В тумане дремлющий покой.
Селенья Мутного окрестность
Я снова вижу пред собой.
Стогов бугришки, луг и поле,
Мостушку над прудом на кольях.
В сетях рыбацких слышен всплеск.
А за туманом спящий лес.
Как будто не было в помине
В сиих местах чудных проказ,
О коих начал я рассказ,
Чтоб не тянуть быка за вымя!
 
Таким же утром в прошлом годе
В окресте Мутного села,
Вопрек естественной природе,
Иная сила принесла
На пузо выпревшего стога
И райский свет, и ада погань.
(Чтоб не выдумывать ещё)
Явились Ангел к нам и Чёрт.
И оба с миссией своею
Засепетили до села,
В чём матерь их и родила.
Иным глаголом я не смею
Жечь дифирамбы наготе
И вязнуть в сраме и стыде!
 
Да и покудова читатель
До этих строчек доползёт,
Мои герои, очень кстати,
Найдут на задницы бельё!
Гоняя в поле пыль да ветер,
Болталось чучело в отрепьях.
Свершив крещения обряд,
Примерил Ангел сей наряд.
Как вдруг неведомая сила
Из естества иных природ
Суровым басом: "Идиот!" -
С самих небес проголосила.
Но вместо чучела окрест
Теперь пугает голый крест.
 
Чтоб не задерживать развитье
Рифмоплетёного труда,
Переведу я взгляд к событьям,
Произошедшим у пруда.
Ведь здесь ещё при лунном свете
В воскресный час решил отметить
Весь Православный календарь,
За Русь, за всяку божью тварь
В чарующем плену кагора
Служитель церкви Никодим.
Он красные святые дни,
Крестясь, закладывал за ворот.
К рассвету загулявший поп
Снял рясу и в пруду утоп.
 
Уж догадался мой читатель,
Сией страницею шурша,
Что Чёрт, ведомый благодатью,
Учуял рясу в камышах.
Слезясь, как будто от горчицы,
Пришлось в ту рясу облачиться.
Как вдруг над гладью мутных вод
Раздалось басом: "Идиот!"
Чёрт, то потея, то бледнея,
С бурчаньем матерных молитв
На плечи тощие взвалил
Духовный сан архиерея.
Ну, а как вовсе рассвело,
Мои друзья вошли в село.
 
2-я часть
 
Тетрадь моя о Мутном быте
В себе имеет горстку слов.
Знакомы ей и каждый житель,
И каждый хлев, и баз, и кров,
Избёнки россыпью от храма,
Колодец, школа у майдана,
Кладбище, мельница, отрог...
Село вместилось в пару строк.
Моё перо скрывать не будет
Предтечу нонешнего дня
О том, как Клава попадья
Втихую продавала людям,
Плюя на мужа и закон,
Пшеничный мутный самогон!
 
Сосед же ейный, старый Митрич
Вставал до первых петухов
И до побудного их клича
В пруду сетями вёл улов,
Посля линей, щучат, серушку
Менял на самогона кружку
У той же Клавы попадьи.
Такие в Мутном были дни!
С другими жителями позже
Перо читателя сведёт,
Когда на площади народ
Пропажей мужа потревожит,
Взревев белугой, попадья.
Одно скажу: "Там буду я!"
 
3-я часть
 
Разрезал колокол воскресный
Селенья Мутного окрест.
Собрался сход. Уж всем известно -
Пропал в ночи Святой Отец.
Над галдежом взял первым слово
Фальцет Остапа Гробового:
- Селяне, я скажу сперва!
Виновник - Чёрная Вдова!
Она на Мутное проказы
Наводит в полную луну!
Во всём виню её одну!
Болезни, беды и заразы,
Неурожай, скота падёж...
И снова начался галдёж.
 
Позволю сделать отступленье
От разжужжавшейся толпы:
Напасти, горести в селенье
Считались делом рук Вдовы.
Тем временем, к людскому рою
Мои приблизились герои.
Набравшись смелости и сил,
Чёрт всю толпу перекрестил:
- Чего орёте, твари... Божьи!
Аль помер кто? Аль кто воскрес?
- Типун тебе, Святой Отец!
Мы своего найти не можем!
Одно сказать сейчас хотим,
Пропал у Клавы Никодим...
 
Толпа на Ангела взглянула:
- Блаженный, Батюшка, с тобой?
- Ага! Ударился об угол!
Теперь дурак, к тому ж немой...
Знакомство длилось до полудня
Сквозь смех, сквозь слёзы, словоблудья,
Пока не вспомнили в конце
О прежнем их Святом Отце.
На поиск только лишь ленивый
Не снарядился на селе.
За четверть самогона все
Шукать разбеглись Никодима.
Ленивый не пришёл на сход.
Им оказался Дед Федот.
 
Он из пожертвований храма
Для излечения души
Ещё в субботу утром рано
У Никодима одолжил
Монет и свечку для кандила,
Чтоб никакая злая сила
С ним не наделала грехов
До погашения долгов.
Когда ж бочиной напоролась
Заря о кроны тополей,
На площади собрал людей
Счастливый Гробового голос:
- В пруду покоен, не будим,
Всплыл кверху задом Никодим!
 
Повис меж звёзд луны обмылок,
Пока четыре колеса
Телеги с чахлою кобылой
К майдану пёрли мертвеца.
С находкою Отца Святого
Народ поздравил Гробового.
Пшеничный мутный самогон
Публично заработал он.
Постой же для моих героев
Определён был между дел:
Попа с рогами - к попадье -
Унять её тоску и горе,
Блаженному отведены
Покои чёрные Вдовы.
 
4-я часть
 
Перо, конечно же, спросило
У Провиденья моего,
Зачем неведомая сила
Послала из иных миров
На пузо выпревшего стога
И райский свет, и ада погань?
Друзья! Ликуйте! Ваш поэт
У Музы выклянчил ответ!
Чтоб в виршах творчества и перлах
Чернило выказать смогло
Любовь и боль, добро и зло,
Чтоб наше Мутное прозрело
Сквозь словоблудья, слёзы, смех,
В чём святость кроется, в чём грех?!
 
Увы! В иных мирах работа
Имеет промах и просчёт,
Поскольку были идиоты
При жизни Ангел мой и Чёрт!
А в Мутном ночь легла на крыши
Избёнок, и летучьи мыши
Вилюжили над мертвецом
И над кобылой с чахлецом.
Село прижухло. Тишиною
Майдан укрылся и базы.
И лишь рыжеющий язык
Церковной свечки упокойной
По Никодиму берегла
В молитвах Чёрная Вдова.
 
Кобыльи фырканья и ржанье
Блаженного прервали сон.
У коновязи на майдане
Немедля оказался он.
Водой непоенная кляча
Впадала в мертвенную спячку.
Мой Ангел, чувствуя беду,
Повёл кобылу вновь к пруду.
Ноздрёй учуяв воду, лошадь
С горы телегу понесла,
Но в схватке сил добра и зла
Произошла впотьмах оплошность.
Печально кончился галоп -
В пруд из телеги выпал поп.
 
Из всех немыслимых историй,
Пришедших к сердцу и уму,
Глас лунных Муз натараторил
Перу сегодня моему
В ночи такую небылицу
О Никодиме с кобылицей!
Случалось ли кому-нибудь
В пруду два раза утонуть?
Момент паденья темень скрыла
От ангельских сонливых глаз.
Опорожнённый тарантас
И напоённую кобылу
Привёл назад Блаженный мой,
А сам - почить к Вдове домой!
 
В поэме вряд ли будет лишним
Катрен о помощи людской?!
В прохладе ночи на кладбище
Могилу вырыл Гробовой.
Для Митрича и для Федота
Нашлись отдельные заботы:
Их всех ещё при свете дня
За самогонку попадья
В слезах просила крест сварганить,
И чтобы к раннему утру
Утопленник в своём гробу
Лежал бы чинно на майдане.
В предтече следующих строк
Пойдут события не в прок!
 
Покинув мутное кладбище
При свете тающей луны,
Остап во всё своё горлище
Пел "Стеньки Разина челны",
Бредя к майдану пьяным шляхом,
Мотал своей слюнявой ряхой,
Пока молчанье мертвецов
Сменялось лаем сук и псов.
Нащупав место для ночлега,
Плюя на землю и кряхтя,
Остап закинул сам себя
В опорожнённую телегу,
Задув, как свечки пыл, луну,
Перекрестился и уснул.
 
Когда же в Мутном первый кочет
Из катуха зарю будил,
В моих донских разлатых строчках
Все просьбы Клавы попадьи
Селяне выполнили к сроку.
Но, оказалось, ненароком,
Ещё впотьмах совсем не поп
Уложен был в готовый гроб.
И не смотря на то, что тело
Сопротивлялось и дралось,
Ложилось боком, вкривь и вкось,
В конце концов свершилось дело!
И чтоб унять буянства прыть,
Пришлось гроб крышкою накрыть.
 
5-я часть
 
Сквозь занавески потных окон
Уже зари цедился свет.
И цикл "Пляски смерти" Блока
Читал Чёрт в рясе попадье
О мертвеце, что встал из гроба,
И как его чернела злоба...
Уж снедь настряпана в печи:
Кутья, бурсачки, куличи,
Говяжьи рёбра с требухою.
Готов кулеш и хлебный квас,
Вареников с картошкой таз,
Копчёный лещ, казан с ухою,
Хрен с редькой, раки, беляши
К поминовению души.
 
Глотая слюни на майдане,
Превозмогая зёв и нудь,
Народ толпился в ожиданье
Сопроводить в последний путь
Телегу с гробом до кладбища
И приступить к приёму пищи.
Венок руками теребя,
К майдану вышла попадья.
Телега тронулась на покать.
Кадилом Чёрт, гоняя мух
И Гробового вонный дух,
Покойника стихами Блока,
Что он читал для попадьи,
Успел отпеть на полпути.
 
6-я часть
 
Опущен гроб в сырую яму.
Конец - начало всех начал!
Про займ пожертвований храму
Федот, конечно, умолчал.
Он, впопыхах, сопя, потея,
Могилу грабаркой своею
Закапывал, что было сил,
Как будто бы долги гасил!
Скорбящим голосом, чуть слышно,
Хвалилась Клава пирогом
Внутри с изюмом, творогом,
А на макушке - россыпь вишни...
По окончании толок
Крестом обжился бугорок.
 
С кладбища на поминки змейкой
Толпа тянулась к попадье.
К столу подставлены скамейки,
Пшеничный самогон - к еде.
Стакан горбушкою накрытый,
Икона, свечка для молитвы,
По блюдцам донниковый мёд.
И суетливое бабьё,
Снуя по кругу чашки, ложки,
Травило сплетни, гогоча.
Раскинул Митрич по плечам
Ременья старенькой гармошки,
Сморкнув ноздрёй тягучью слизь.
Поминки в Мутном начались!
 
Верну читателя к кладбищу
Я парой подхибетных строк.
Федот, знакомый нам алырщик,
Сев у могилы в холодок,
С души как будто камень сбросив,
Млел от покоя на погосте.
И даже тучи комарья,
Сосущие его кровя,
Не беспокоили Федота.
Не слышал в мертвенной тиши
За благоденствием души
Неведомой он силы топот,
Калитки скрежет, веток треск,
И как сварганенный им крест
 
Гулял то вкривь, то вкось, то боком
Среди пейзажности могил,
А после, рухнул одиноко
И насмерть Деда придавил.
Как распрягали хлопцы коней
В разливах старенькой гармони,
Уже завыл поминный хор.
Разбит графин, упал забор,
Ошпарен Митрич самоваром.
А на столе средь бела дня
Плясала Клава попадья.
И лишь моих героев пара
Смотрела молча, что творит
В селенье Мутном срам и стыд.
 
7-я часть
 
Стекало солнце с крыш избёнок.
С пастьбы плыло к своим базам
На дойню облако бурёнок.
Поднялся на крыло фазан,
А следом, стайка диких уток.
И гнёзда аистов как будто
Поджёг июлевый закат.
И носом бульбы молока
В ведре телок собрался лопать,
Покамест солнечный пузырь
Не опустила за базы
Размахом мельничная лопасть,
Пока не сбились в катухи
Цесарки, гуси, индюки.
 
Гармошка стихла. Но в потёмках
Ещё тихонечко звучал
В мелизмах Клавы голос тонкий.
В тот час горевшая свеча
Пред образом святой иконки
В запасы мутной самогонки,
Кренясь, упала невзначай.
Церковный колокол молчал,
Когда пожаром окатила
В ночи избёнку попадьи,
Как банщик тело из бадьи,
Досель неведомая сила.
И снова в Мутном рассвело.
К утру сгорело всё село!
 
Селяне Митрича с гармошкой
Искали в гари и дыму.
Он, как на ярмарке лоточник,
Полночи бегал сквозь толпу,
Браня Остапа и Федота,
Да и моих двух идиотов,
И Никодима с попадьёй,
И даже "банщика с бадьёй".
Он малою нуждою пламя
Пытался в горнице бороть,
Но дух его покинул плоть.
Лишь по гармошке опознали
И по ременьям на плечах
Соседа Митрича в почах!
 
Эпилог
 
Плывёт мой почерк неуклюже,
Перо в чернильницу нырять
Уже устало за ночь дюже,
Марая строчками тетрадь.
К тому ж, неведомая сила
К утру как будто испарила
Моих героев из толпы,
Когда унялся в Мутном пыл!
Пусть в череде мирских событий
Сквозь словоблудья, слёзы, смех,
Порой незримы благость, грех,
Успел я сердцем полюбить их...
И этой ночью при луне
Они живут сейчас во мне!
 
Но Музы снова к воскресенью
Хотят события вернуть!
Впервые в Мутное селенье
Мой Чёрт и Ангел держат путь!
Причепурённые избёнки,
В углах лампадки да иконки...
Все неурядицы в селе
Скорей всего приснились мне
На пузе выпревшего стога.
Как говорит моя тетрадь:
"Лишь жизнь нельзя переписать!
Она одна даётся Богом!"
Бумага снова стерпит всё!
Чернилам редко жаль её!
 
А коли в фабуле поэмы
Читатель не узрил меня,
Ему отвечу непременно,
Что Чёрт и Ангел - это я!
В двух вечных крайностях поэта,
Соединённых лунным светом,
Сошёл на нет всем Музам срок
С переподвыподвертом строк.
Но даже я не понял малость,
В развязке кляксами греша,
Чья всё же ряса в камышах
У мутного пруда осталась?
Но логос Муз уже молчал!
Конец - начало всех начал...