Ванькины рассказы. Глава 3. Дождь

Ванька любил дождь. Не тот, хмурый и холодный, нудный и моросящий, а тёплый и светлый, шумный и ласковый, очень часто случающийся летом и иногда случающийся ранней осенью. Мало ли нас попадало под внезапный дождь? Вспомните. Кажется, что дождь и не собирается идти, но вдруг выскакивает туча, на минуту закрывает солнце и из этой тучи, ничем не напоминающую дождевую, льётся вода. Она льётся весело и шумно. Кажется, что капли, падающие с неба спешат что-то рассказать тебе. Что рассказать и кому рассказывать - неважно. Самое главное для капель этого дождя — успеть.

Вот такой дождь и застиг Ивана во время его прогулки по тропинке. И капли успели. Правда не рассказать, а немного промочить Ваньку. Но даже мокрый мальчик видел, как налетевшая туча закрыла солнце на минутку. Услышал как застучали по земле крупные капли. Опять увидел как Солнце, едва успев спрятаться за тучу, вдруг опять выглянуло из-за неё. Туча, от неожиданности, вместо капель дождя вдруг сыпанула вокруг себя разноцветным огнём. Крутя головой, Ванька понял, что этим огнём оказались обычные капли дождика. Падая под лучами горящего Солнца, капли превращались в самоцветы, летящие с неба на землю. Самоцветы были разные. Зелёный изумруд падал возле деревьев, жёлтый янтарь блестел рядом с одуванчиками, сапфиры вспыхивали голубыми искрами везде. Ваньке казалось, что жёлтому Солнцу нравились голубые, зелёные и красные самоцветы, и оно старательно выискивало возможности эти самоцветы создавать, выглядывая из-за туч во время дождя.

Самоцветы.

Ваньке, как и солнцу, тоже нравились самоцветы. Ему нравились сапфиры, которые он видел на картинках. Ему нравились изумруды, про которые он читал в книге Волшебник изумрудного города. Он любил рубины, вспыхивающие в серьгах мамы. Янтарный кулон, принадлежащий бабушке, Ванька мог рассматривать часами. Тепло и солнечный свет, исходящие из этого кулона вызывали у Ваньки чувство радости и умиротворенности. Ему хотелось бежать с этим кулоном в лес, чтобы посмотреть сквозь него на рябиновый куст, усыпанный красными гроздьями, или бежать в поле, глянуть на пшеницу, колосящуюся тяжелыми колосьями. Для того, чтобы узнать, во что превратились бы гроздья рябины или колосья пшеницы. Какого цвета в них бы осталось больше. Но бабушка была строга.

“Заиграешь” - ворчала она, не в первый раз пресекая Ванькины попытки удрать с кулоном.

Отбирая у Вани кулон, успевала сунуть ему в руку сладкий оладушек и ласково дать подзатыльник. Ванька знал, что бабушка его очень любила, поэтому оладушек съедал весело, а на подзатыльники ни капельки не обижался, ибо прочитал в какой-то книге: “бьёт значит любит”. Правда ни книгу, ни про что в ней шла речь Ванька не помнил, так книгу отняла мать, сказав, что “рано еще такие книги читать”. И долго ещё Иван, глядя на дерущихся во дворе, до крови петухов, не мог понять, какой силы любовь друг к другу, вдруг возникает у этих гордых птиц. И по какому поводу.

Любовь сквозь слёзы.

Старый гусь Гошка, которого каждую зиму хотели съесть, но почему-то оставляли жить до следующей зимы, тоже иногда начинал любить ребятишек, приходящих во двор. Он вытягивал шею, растопыривал крылья, видно желая покрепче обнять кого-нибудь. Дети испуганно пятились и Гошка принимался гоняться за пацанами и девчонками по двору, загоняя их на старую поленницу или на старую черёмуху. Дети вынуждены были терпеть Гошину любовь и сидели на этих временных убежищах до тех пор, пока их кто-нибудь, Ванька или его бабушка, не спасал, загоняя гуся в сарай. По отношению же к Ивану или к бабушке, или к Ваниной маме гусь Гошка гусь не испытывал такой горячей любви, как к ребятам. Он тихо подходил к родным, клал голову на колени или пытался засунуть голову в руку и закрывал глаза. Ванька думал: “Все равно ты хороший, хоть меня и не любишь” - и гладил Гошу по белым перьям. Изумлению Ивана не было предела, когда он узнал от старшей сестры, что любовь и битьё несовместимы. Вот так он и понял выражение “не верь глазам своим”. Пытаясь добиться истины о “любви и битье” у мамы и папы, он лишь вызывал улыбку на их лицах и они крепко обнимали его. Они то и прояснили Ваньке значение слова “иносказание”. Ванька теперь знал, что обнимая его, родители выражали ему свою любовь. Выражал свою любовь и гусь Гоша, которого после этого и съесть-то никак было нельзя. Петухи дрались потому, что просто дрались. Петухам без драк просто неинтересно жить. А бабушка? Ну бабушка - отдельная история. Ванька настолько любил бабушку, что вытерпел бы от неё даже порку ремнём, как в какой-то прочитанной книге. Тем более было терпеть легко, ибо однажды подслушал разговор бабушки с соседкой, что пороть Ивана ремнём никто не будет. Соседка требовала от Ванькиной бабушки наказания для Ивана за одну совершенную шалость, но бабушка так категорически ответила соседке: “Нет!”, что Ванька, боявшийся ремня, сразу успокоился. Поэтому, в случае любой опасности убегал к бабушке под защиту. Продолжал весело есть вкуснейшие оладушки, выданные ему и воспринимал ласковые подзатыльники, как само собой разумеющееся.

Звёздочка.

Неожиданный дождь, как вы помните, выскакивает неожиданно. Маленькая, ничего из себя не представляющая туча, еле видимая у горизонта, неожиданно вырастет и начнёт ронять капли воды прямо сквозь солнце. Ну а капли, ловят солнечные лучи и вспыхивают разноцветными огнями, будоража мир красками. Вот под такой дождь и попал наш герой.

Весь окружающий мир Ванька считал своим и любое вторжение в его, Ванькино пространство, считал подозрительным. Однако, против пролетающих сквозь солнце капель, он ничего не имел. Капли приносили веселье и усладу любознательных детских глаз. Ванька прыгал под каплями, пытаясь наловить в свои ладошки побольше огоньков. Огоньки старались не попасться и, надо сказать, им это удавалось. Но Ивану было весело, надежда на то, что все таки терпение и труд все перетрут, было непоколебимо, поэтому он без устали подставлял дождю ладошки. Заметив одну особенно блестящую каплю, Ванька кинулся её ловить, но как всегда безуспешно. Капля, весело подмигнув Ивану сине-зелёной искоркой, упала на тропинку, протоптанную возле забора и, совсем уж было эта капелька погасла, как вдруг вновь вспыхнула. Только вспыхнула по другому. Загорелась яркой рубиновой звездой и больше не погасла. Так и осталась лежать в зелёной траве яркой красной звездой. Ванька аж зажмурился. Не открывая глаз потряс головой. Потом открыл правый глаз. Наваждение не исчезло. А когда Иван открыл второй глаз, то огонёк засиял всеми оттенками красного. Потихоньку, расставив руки в стороны, дабы исключить возможную попытку побега этого огонька, Иван начал приближаться к тропинке, медленно раскачиваясь из стороны в сторону. Он читал, что так ходят разведчики, опытные охотники и вообще коммандос.

Скворец.

Надо сказать, что среди местных пацанов, у Ивана был непоколебимый авторитет охотника. Ванька и сам считал себя опытнейшим охотником, ибо кто как не он поймал однажды зелёного, как изумруд, с огромными, в два пальца длиной, жука? Кто, как не Ванька, легко ловил стрекоз? Кто однажды весной, чуть не поймал скворца, сидевшего на старой вишне и горланившего скворчиные песни. Скворец, завлекая скворчиху, увлёкся своим вокальным талантом, и прозевал нападение. Ванька схватил его поперёк тельца. У скворца от неожиданности и возмущения пропал голос. Скворушка почему-то начал каркать, точь-в-точь как ворона и в груди птицы, сдавленной Ванькиными пальцами, застучало быстро-быстро, стремясь выскочить, маленькое сердечко. Иван, как настоящий охотник, чуть ослабил хватку. Он знал, что птица от волнения может даже умереть. Тогда получится, что Иван убил скворца, но смерти птицы Иван допустить не мог, потому что также знал и то, что охотники убивают только для того, защитить себя от опасности или когда голодны. Есть Ванька не хотел. Он только недавно поел бабушкиных сладких пирожков и скворец, тем более с перьями, Ивана не прельщал. Как щиплют кур он видел неоднократно, но скворец — это не курица. Скворцы — птицы вольные и певчие, а куры просто еда. Поэтому, что делать с дохлым скворцом, Иван и представить себе не мог, а вот живого он бы посадил в клетку и скворец пел бы там Ивану, заменяя будильник, да и вообще просто для того, чтобы был. Ведь ни у кого из Ванькиных знакомых домашних скворцов не было, да и вряд ли будут. Как бы выросла Иванова популярность среди охотников представить было невозможно. Поэтому Ванька немного ослабил хватку. Как оказалось, зря ослабил. Скворец оказался хитрым и очень, ну просто очень, коварным. Сначала птица затихла, потом начала крутить головой, видимо оценивая обстановку и глядя глазами-пуговками на Ивана. Иван тоже глядел на скворца, пытаясь взглядом показать скворцу, что он добрый, а жизнь в доме Ивана ничем не хуже жизни в скворечнике. Как вдруг скворец, извернувшись в Ваниной руке, вдруг ущипнул Ваньку за мизинец. Ущипнул неожиданно сильно и больно. Вдобавок к этому, скворец раскрыл до предела рот и издал совершенно невообразимый звук. Даже не звук, а СУПЕРЗВУК. И тут хвалёная выдержка опытного охотника и неутомимого исследователя дала сбой. Иван, с испуга тоже издал невообразимый звук, похожий одновременно на звук трубы, выдуваемый из трубы Ванькиным знакомым музыкантом, Яшкой. Яшка даже учился в музыкальной школе, но учился по мнению всех неважно, так как звуки его трубы мало напоминали музыкальные. Иван закричал криком испуганной козы по имени Машутка, живущей у соседки бабушки, тёти Вали. О козе мы поговорим отдельно. Ивановы руки, совершенно не обращая на Иваново желание держать скворца, начали вдруг жить своей собственной жизнью и выполнять свои желания. Руки начали делать взмахи, точно собираясь отправить Ваньку в полёт, как птицу. Получилось правда не очень хорошо. Вернее совсем не получилось. Зато ладонь, державшая птицу раскрылась и скворец, воспользовавшись этой суматохой, был таков. Мало того. Из скворца вылилось нечто, которое находится у скворцов в животе. Содержимое вокалиста, ничем не отличающееся от скворчиного содержимого, испачкало Иванову руки и рубашку. Это…. Это было фиаско! Ванька не знал слова фиаско, но подозревал, что это позор.Даже не позор, а было последняя капля позора для репутации нашего охотника. Ущемлённому самолюбию Ивана, не было покоя ещё очень долго. Долго, очень долго, Иван, всех скворцов считал своими личными врагами и вредными птицами. Пожалел бы любой скворец, если бы попал в эти тяжёлые для Ивана времена, в Ивановы руки. Иван смастерил себе рогатку и жаждал мести. Без устали тренировался на пустыре в стрельбе по бутылкам. Правда до стрельбы по скворцам дело не дошло, так как, кто-то из взрослых рассказал Ваньке, что скворцы полезные и берегут от вредных насекомых сады. Сады Ванька любил и поэтому, скрепя душой, простил скворцов за свое поражение. Не мог простить только того самого, конкретного Скворца, унизившего Ванькины охотничьи умения и заставившего Ваньку издать тот невообразимый звук. Иван решил поймать его потом и унизить. Только как все это будет выглядеть Иван не знал и поэтому легко решил подождать до лучших времён. Возможно Скворцу станет стыдно и он сам прилетит к Ивану извиняться. Возможно Иван узнает этого скворца, когда он будет петь свои песни. Но сколько он ни смотрел на скворцов, все они были одинаковы. И в конце Иван сделал вывод, что скворец, испугавшись мести, собрал свою семью, продал скворечник и перелетел в другой сад. “Предатель” — думал Иван — “Теперь вредителей насекомых станет больше”. Однако поразмыслив, пришел к выводу, что скворечник-то купил другой скворец. Скворчиного населения не убавилось, а поэтому, по истечению некоторого времени Ванька опять повеселел и легко искал новые приключения. Унижение, полученные от злосчастной птицы забылось, да и слава непревзойденного охотника среди местных пацанов, никуда не делась. Потому что подробности бегства Скворца от Ивана, кроме него самого никто и не знал. Поэтому, услышав о успехах кого-либо из пацанят в области охоты, Иван делал презрительное лицо, показывающее всем, кто в этой округе главный охотник. Никто с Иваном и не спорил. Только Стёпка, главный Ванькин соперник, но, одновременно и главный Ванькин друг, был способен составить ему конкуренцию, в оспаривании авторитета Ивана, как охотника. “Почти поймал — не считается” — сплёвывая через прореху от выпавшего зуба, говорил Степан. Надо признать, что у Степана тоже были заслуги в поимке разных охотничьих трофеев. Вдобавок к этому, у Ваньки выпавших зубов пока не было, поэтому, чтобы выяснить кто главней, приходилось прибегать к стандартной процедуре выяснения истины. То есть подраться. Побеждала, как всегда, дружба. Если был бит Степка, то авторитет Ивана был непоколебим, как гранитная скала. Если внизу оказывался Иван, то слава охотника переходила к Степану. Иван немного огорчался, но ненадолго. Второе место в деревне это тоже достижение. Выяснив отношения, ребятишки жали друг другу руки, обнимались крепко и бежали дальше, как будто и не дрались вовсе, по своим мальчишеским делам. Купаться или объедать вишневый клей в старом саду. Гонять в футбол или воровать яблоки у бабушки Вали, хозяйки козы, крик которой так удачно изобразил Ванька, в битве со скворцом.

Находка.

Ванька шёл к звезде лежащей в траве и был готов ко всему. К тому, что огонёк окажется просто капелькой росы, которую дождевая капля подбросила вверх и заставила искриться. К тому, что искорка окажется осколком цветной бутылки, наподобие той стекляшки, лежащей у Ваньки в коллекции. Могло оказаться даже то, что просто показалось. Однако действительность оказалось гораздо проще, гораздо обыденней, но и гораздо прекрасней. Ибо в траве лежал и горел ярко-красным, кровавым огнём, настоящий рубин. Крупный, с ноготь большого пальца, рубин. Точь-в-точь такой же, как в маминых серёжках, только гораздо крупнее. Не суметь распознать рубин для настоящего коллекционера непростительно. Только благородный рубин светит изнутри. Ванька и не просил ни у кого прощения. Рубин он распознал сразу, как только взял его в руку. Камень лежал на Ванькиной ладошке и разбрасывал ярко-красные искры вокруг себя. У Ивана внутри всё ходило ходуном. Теперь и слава следопыта-геолога не замедлит прийти к Ивану. Ну кто ещё может найти на улице рубин, кроме Ивана? Жалкие пятьсот рублей, которые нашла рыжая Светка и фонарик электрика Петровича, который нашёл Стёпка, не шли ни в какое сравнение с находкой Ивана. К тому же фонарик, Петрович у Степки забрал, а Степке за это дал конфету, пусть и большую, но фонарика то нет. А Светкины пятьсот рублей затерялись в неизвестности, ибо Светка была себе на уме и никого не посвятила в тайну трат найденных денег. А тут целый рубин! Радости Ивана не было границ. Это будет лучший минерал в коллекции. Хотя поразмыслив, Ванька подумал, что можно продать камень и, купив себе билет, уехать в кругосветное путешествие, на поиски драгоценностей и приключений. Можно стать пиратом, захватывать корабли под завязку забитые сокровищами и раздавать сокровища бедным. Для чего захватывать и раздавать Иван понять не мог, но стать знаменитым пиратом без захвата кораблей никак было нельзя, сколько Ванька не читал и сколько не смотрел фильмов. Везде пираты захватывали. Корабли, сокровища и целые острова. Пираты были разные. Благородные, не очень благородные и совсем уж не благородные. Иногда пираты по ходу повествования менялись от плохих до хороших и где проходила граница между превращением не очень хорошего человека в просто замечательного, была незаметна. Сколько Ванька не напрягался. Для себя Иван решил, что будет только хорошим. Очень благородным и великодушным. Он и захватывать сокровища будет с благородством. И будет захватывать сокровища только у тех, кто раньше захватил их у других. Но отдавать сокровища будет бедным, а не тем, у кого захватили предыдущие захватчики. Поэтому он и станет благородным. Что будет с внезапно обедневшими людьми, у которых драгоценности отняли неблагородные пираты, Ивану было уже неинтересно, так как он уже запутался. Пусть с ними разбираются те, кто у них отнял сокровища. “Йо-хо-хо и бутылка рома”- вдруг очень к месту вспомнил задорную песню Ванька и вприпрыжку побежал домой, крепко зажав ладошку, в которой лежала ярко-красная звездочка.

Закрывая калитку на странную защёлку, похожую на утку, Иван заметил в глубине двора соседку тётю Валю, которая, рассказывала что-то Ивановой маме. Тетя Валя куталась в пуховый платок, а на глазах блестели слёзы. Последний раз тётя Валя так вела себя после одной Ивановой проделки. Но тот инцидент был давно исчерпан. Ваньку за него примерно наказали, хотя Аскольд, который в это время гостил у них, да и папа, хохотали до изнеможения. А дело было так….