Портрет старого цыгана, сидящего у костра
Угли костра догоревшего
смежают чёрные веки.
Тишина, озябшая ведьма,
тени трав на лугу собирает.
Старик сидит под берёзой
и щупает взглядом память.
Ветер сдувает пепел
с тлеющих снов и страданий.
Молчит цыганское сердце,
а голос стал чёрной гадюкой.
Куда же ушло твоё счастье,
пропахшее дымом и солнцем?
Где табора смуглый гомон
и прокопчённые песни?
Вспомни, старик, это рядом:
там, где полынь слаще мёда,
где знойные губы оврагов
мечтают луны напиться,
там, где бутоны печали
раскрывают внезапную радость,
где нежность ходит босыми
ногами по иглам страсти,
а детский смех отражается
в слезах увядающей матери...
Как попал ты в страну одиночества?
Здесь репьём заросли все дороги!
Ты испуган, как старая рана,
что вспомнила блеск кинжала.
Душа одиночки - пушинка
на шершавой ладони ветра.
Вот подходит собака бездомная,
запах боли твоей смакуя.
Соловей замолчал, почувствовав
где-то в сердце тоски осколок.
Эх, ещё бы немного хвороста -
и костёр твой стал бы рассветом...
Но, увы, в той груди, где песни
бушевали, стремясь на волю,
копошатся бескрылые вздохи
и тяжёлые вороны стонов.
Так чего же ты ждёшь? Отгони же
от песни своей стервятников!
Вцепись в пустоту ногтями,
до мяса живого изрань её!
Впивайся пальцами в землю,
пусть станут они корнями!
Неужто нет больше листьев
на искорёженных ветках?
Увы, никому не нужная
музыка стала хрипом.
Тишина темнее могилы,
уста её - бездна вечности.
Филин, священник изгоев,
заплакал загробными криками.
Мальчик с прозрачной улыбкой
растирает в ладонях пепел.
