на набережной летом (август 2015)
На набережной летом
Иногда эти гири, которые там, под сердцем, заставляют с лицом серьезным глядеть на воду, на ее бензиновые разводы, не давать Маяковскому минут отдыха, вспоминая метафоры его облака: "пожар сердца, мама!". Потоп может быть? будто Москва река бухнулась сверху. Я серьезно смотрю на воду, вдруг там мелко, но не вижу дна (наверное, из-за грязи). В общем, я стою здесь одна, и в меня влазят сотни мыслей - одна тяжелей прошлой... Я смотрю на Москву, на ее куполов пошлость, отражения оных шершавостью портят мрамор мутных вод мне знакомой реки самой, чей напев плещет в шее, в груди, в ребрах, за овалами спелых глазных яблок. Я стою у моста, под дождем мокну, и смотрю в чешую складок. Мне писать бы, грустить, изучать своды, пялиться в воду, в ее черепицу. Пусть останутся только огни столицы: ни мороза, ни злых печалей, ни блеска лужи. Иногда эти гири, которые там, под сердцем,
буквально душат. Т.Даина (Thoriole) 8/15
Иногда эти гири, которые там, под сердцем, заставляют с лицом серьезным глядеть на воду, на ее бензиновые разводы, не давать Маяковскому минут отдыха, вспоминая метафоры его облака: "пожар сердца, мама!". Потоп может быть? будто Москва река бухнулась сверху. Я серьезно смотрю на воду, вдруг там мелко, но не вижу дна (наверное, из-за грязи). В общем, я стою здесь одна, и в меня влазят сотни мыслей - одна тяжелей прошлой... Я смотрю на Москву, на ее куполов пошлость, отражения оных шершавостью портят мрамор мутных вод мне знакомой реки самой, чей напев плещет в шее, в груди, в ребрах, за овалами спелых глазных яблок. Я стою у моста, под дождем мокну, и смотрю в чешую складок. Мне писать бы, грустить, изучать своды, пялиться в воду, в ее черепицу. Пусть останутся только огни столицы: ни мороза, ни злых печалей, ни блеска лужи. Иногда эти гири, которые там, под сердцем,
буквально душат. Т.Даина (Thoriole) 8/15
