Руна 51. Са́мпо
С вами сегодня суо́ми. Не знойные сва́ми, простые саа́мы, которые лопари.
Будь ты мариец почтенный, мордвин или задумчивый финн, Геккель-обманщик, бе́рри лесных поглотитель у гор, растворённых во льдах.
Ах, до чего же хорош ты в мечтах!
Пу́кки привычно на йо́лу поёт, звоном кристаллов из льда в бороде зазывая.
Люмиу́кко живая от страсти исходит капелью, ка́нтеле перебирая.
Янис ведёт летка-енку в снега, в Калевалу.
За са́мпо.
* * * *
На улице вой.
В далёкой стране ноябрь.
Об этом сказал простуженный телевизор, перекрикивая пургу.
Хотелось бы выйти.
Но не могу. Не могу оставить уютный дом,
отбивающийся от шквального ветра форточкой.
Он спит.
И ему снится покой.
В качестве колыбельной - этот нескончаемый вой.
Двери налились железом и слиплись со стенами.
Венами набухли комнаты и коридоры, всасывая всё ещё подаваемый свет
и воду.
Им известно всё про эту бесконечную непогоду.
Они в ней рождены.
В ней они и умрут.
Так и не узнав свободы от снежных пут, от ледяного дыхания извечной мерзлоты.
Она не церемонится.
Она со всеми на «ты».
В далёкой стране ноябрь.
А у тебя всё время зима. Белая тьма заполярности.
Ты не Кай и у тебя нет Герды. Да и не живут тут королевы.
Здесь ко всем приходит лиса.
Белая.
А когда устаёт пурга и появляются небесные реки света
хаски затягивают свою тоскливую песню о лете.
О несуществующем лете,
о придуманном мире.
Где деревья тянутся к звёздам, а не обнимают тундру.
И на них висят куски вкусномороженного мяса.
В голубых глазах хаски сияет и танцует Север.
Потом возвращается отдохнувшая пурга,
ласково треплет хаски по холке,
заботливо укрывает тёплым снегом
и продолжает выть свою древнюю песню
о далёкой стране.
