Осень

Наклонилась надо мной, колотым, да резаным.

Шепчет, шепчет – успокой душу его грешную.

Водит, водит у виска, ниже опускается,

а в душе опять тоска мечется да мается.

Осень, осень, не жалей, – лей по венам золото,

что расплёскивал с лихвой на любимых смолоду.

Осень, осень, не скупись на палитру с красками.

Хочешь, даром отолью жбан с кроваво-красною?

 

То не в морге печь смердит мертвечиной жареной.

То душа моя чадит на осеннем пламени.

Может, скинешь ты с меня покрова змеиные?

Там, под ними, есть душа, бесами гонимая.

Та душа – коней табун. Вольных, необъезженных.

С тех коней мутит в гробу упырей изнеженных.

Осень, жёлтая коса, – стань моей невестою.

Ты коням моим – овса, я – пожар с оркестрами.

 

Знай, не будешь ты со мной у Христа за пазухой,

не умею я поить счастьем многоразовым.

Мой табун – осенний жар, гривы – словно сполохи.

Первый весело заржал, крайний рыжим ворохом

взвился резво над землёй, на дыбы встал взлётные,

словно жаленный стрелой – птицей перелётною...

 

Что за толк тебе с меня? Не мельчай масштабами.

Или меряешь ты всё водкою да бабами?

Я стихи свои мешал с листьями осенними,

а потом сжигал дотла в пламени забвения...

 

Осень, осень, не жалей, – лей по венам золото,

не склоняйся надо мной, резаным да колотым,

не дыши в висок землёй, да костями белыми.

Рано, рано на покой в одеяла прелые.