Васька Котов. Часть 5 (— V —): Прощание

— V —

 

Вот всё и объяснилось, а она себя напрасно винила за ту злосчастную лампочку в прихожей в шестьдесят ватт. «Какие наши годы? Сколько этих лампочек ещё будет?! Главное не в них, а в том, что под ними. А я и над ними, и под ними всё лучше умею делать. Он же пыль не протрёт, а на себя из тарелки вытряхнет сор со всеми мотыльками и мошкарой. Мне же и стирать, и подметать потом», – ей показалось, что ничего не случилось и всё, как обычно: всё хорошо. Всё… как обычно.

 

* * *

 

Ханский сын Амельбек, сражённый стрелой, умирал в холодной степи, как пёс бездомный. Его сочли мёртвым и оставили на растерзания степным стервятникам. Это даже символично: «Коршуна на растерзание коршунам. Нет, не для нашего народа такая смерть. Булат, я здесь. Булат?!».

 

* * *

 

Амельбек обломал стрелу и от боли потерял сознание. Он не услышал, как к нему подошёл неприметный с виду, но верный конь. Он фыркал и касался лица своими губами. Амельбек ожил. Поднялся из последних сил в полный рост, но… силы оставляли его.

 

* * *

 

Булат преломил обе передние ноги и встал, почти в малый человеческий рост. Но и этого было много. Амельбек не мог упасть грудью на седло. Тогда, что не свойственно коням, Булат лёг на живот. Его чёрные глаза слезились болью. На спине он почувствовал привычный груз и услышал короткую команду: «Домой». Булат знал дорогу домой.

 

* * *

 

– Я найду тебя, Асфад! Не укроет даже время. Варра будет моей или ничьей.

 

* * *

 

– Знаешь, а ты запрячь эти пельмени подальше. Про запас. Тут недалеко такая хорошая чебуречная есть, что и не нужно нам больше ничего. Во дворике посидим вдвоём, как помнишь тогда – на «Баррикадной»?

Таня улыбнулась. Она прежде поняла, что ужин отменяется. Опять романтика, опять прогулки по Москве… как тогда.

 

* * *

 

Троллейбус по маршруту номер восемь шёл через пол-Москвы от «Варшавской» к «Баррикадной», а там в высотке, в том крыле, что смотрит на Московский зоопарк располагался просторный кафетерий с жаренными пирожками и кофе с молоком в гранёных двухсотграммовых стаканах по одиннадцать копеек. Пирожки с пылу с жару, а стаканчики обжигали и грели одновременно – предвкушениями вкусов и просто теплом. Пять копеек за каждого туда, пять копеек обратно и сорок копеек на кофе с пирожками. Да дело не в пирожках, а в молодости. Как это было прекрасно.

 

А ещё, по заведённой традиции, в день получения стипендий они отправлялись в главный гастроном Москвы – в «Сороковой» – в самое его сердце, туда, где наполнялись райским блаженством сердца москвичей и гостей Столицы – в кофейный отдел. Никогда и нигде больше так не пахнет свежепомоленный кофе, как тогда и только там. В день стипендии.

 

* * *

 

– Я готова, а ты ещё без брюк. Ну и капуша.

– Я сейчас, я мигом. И ботинки свои итальянские прогуляю. Да, вот ещё: ты можешь найти ту бусинку, что привезли из пустыни в Кзыл-Орде? Помнишь, из дальнего ассара? Найди, пожалуйста. Я знаю, кому её нужно вернуть.

 

* * *

 

Они вышли из подъезда. Оба, не сговариваясь, обернулись и помахали руками серым вечерним окнам, словно кто-то мог ответить им и ждать возвращения домой. Старые привычки, а привычки – это мы.

 

 

Воскресенье, 27 августа 2023 г.

Музыка: Giovanni Marradi - Adieu - «Прощание»