Ты поэт. Тебе много простится. Продолжение
ИЗ КНИГИ ПРОРОКА ДАНИИЛА
У Тебя, Всевышний, Правда,
А у нас на лицах стыд.
Исповедать грех бы надо,
Да гордыня не велит.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
Единства быть не может никогда.
Деленье меж людьми неистребимо.
Одни хотят жить с Господом всегда,
Другие – ощущать богатства зримо.
ЖИЗНЬ ЗЕМНАЯ – ЛИШЬ ВНЕШНЕ ЖАР-ПТИЦА...
Жизнь земная – лишь внешне жар-птица,
А по сути – меча лезвиё.
Кто безудержно к власти стремится,
Потеряет бесславно её.
НАШ НАРОД НЕ В ЛУЖНИКАХ СПЛОТИТСЯ...
Из просторов, от мороза синих,
От заводов в стылых городах
Привезли трудяг со всей России
Защищать Россию в Лужниках.
Говорят, что кровные собрали
И в экспрессах двинули в Москву.
Но чтоб это было так, едва ли,
Знаю я рабочую братву.
Ведь за все старания-потуги –
Не зарплата, а считай, труха.
Только расплатиться за услуги
Жадного зверюги ЖКХ.
Ну, чуть-чуть, конечно, остаётся,
Так ведь целый месяц надо жить.
Как же им, беднягам, удаётся
На билеты денежки копить?
Десять лет не приезжал я в гости,
Десять лет родной не видел быт.
Десять лет я не был на погосте,
Где отец мой с матерью зарыт.
Мне за жизнь былую, трудовую,
Ветерану честного труда,
Пенсию назначили такую,
Что сгореть бы надо со стыда.
Вот живу и каждый день сгораю
Со стыда – за родину свою.
И за тех, кто толпы собирает
Защитить отечество в бою.
Лжерабочие! Как мне сдаётся,
Тайну вы не сможете открыть,
Как вам, бедолагам, удаётся
На билеты денежки копить.
Но скажите, о каких старались
Вы кричать отъявленных врагах?
От кого вы, право, собирались
Защищать Россию в Лужниках?
От меня – российского поэта?
От крестьян российских – без земли?
От рабочих – что поездку эту
Личным оскорблением сочли?
Ну так защищайте! И учтите –
Очень близок ваш закатный час.
Ничего-то вы не защитите.
Очень мало силушки у вас.
Наш народ не в Лужниках сплотится,
Все его – места и уголки.
Русь, как прежде, правдой защитится,
Как спасают речку родники.
ИЗ БЛОКА
(Комментарий)
ПЕСНЯ
Лениво и тяжко плывут облака,
И лес истомлённый вокруг.
Дорога моя, тяжела, далека,
Но песня – мой спутник и друг.*
* Вот так же без песни и жизнь бы моя
Покоя и счастья не знала.
Но с песней к исходу приблизился я,
И чудо! – исхода не стало.
ВРАГ МОДЕРНИЗМА, ЛУЧШИЙ МОДЕРНИСТ...
Николаю Метнеру
Враг модернизма, лучший модернист,
Ты этим и прославился, наверно,
Что в классику, душой безгрешной чист,
Вливал потоки свежего модерна.
И классика, расширив горизонт,
Те новшества охотно принимала,
И вот уж в старом новое живёт,
Не потеснив гармонии нимало.
Но это высших гениев стезя –
Дерзать в предельной мере осторожно.
Казалось бы вот этого нельзя,
И всё-таки оказывалось можно.
Тут красота духовной высоты,
Чутьё необъяснимой смутной грани,
Через которую не можешь ты
Переступить, чтоб жизни не изранить.
Не нанеси духовного вреда! –
Но постоянно были вертопрахи,
Что жизни грань сметали без труда
И доводили классику до плахи.
На лобном месте развращённых чувств
Они гармонию четвертовали.
И потому так бесконечно пуст
Тот модернизм, что модернизм едва ли.
Скорее это музыкальный дуст,
Что ложно модернизмом обозвали.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
(Об апостоле Петре)
Как совесть ни глуха,
Но лишь её накал –
Начало всех начал.
Он горько плакал по ночам
При пенье петуха.
«ЕСЛИ КРИКНЕТ РАТЬ СВЯТАЯ...»
(Перефразировка С. Есенина)
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю»,
С болью пусть, но ради рая,
Волю Божью принимая,
Брошу родину мою.
ИЗ ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА
Кто дерзнёт, чтоб в Законе Христовом
Что-то править на гибель свою?
Но воюют, воюют со Словом,
Погибая в неравном бою.
«ДОН-ЖУАН» БАЙРОНА. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
ИЗ МОДЫ ВЫШЛА
Учили персы юношей при Кире
Стрелять из лука, ездить на коне
И правду говорить. И в нашем мире
Мы это всё усвоили вполне;
Конечно – лук в музее, а не в тире;
Но конный спорт – по-прежнему в цене;
А что до Правды – то сия наука
Из моды вышла, как... стрела из лука.
Дж БАЙРОН.
«Дон-Жуан»
Да, в мире нынче ложь или бравада.
Давным-давно из моды вышла Правда.
ВЗОЙДЕШЬ ЛИ ТЫ, ЗВЕЗДА СВОБОДЫ?..
Взойдёшь ли ты, звезда свободы,
Над нищей родиной моей?
Узнают ли её народы
О лучшей участи своей?
Или под плётками диктата
Их разностопые стези
Дойдут до общего заката
В безбожье, рабстве и грязи?
ТЫ ПОЭТ. ТЕБЕ МНОГО ПРОСТИТСЯ...
Ты поэт. Тебе много простится.
Без боязни о правде пиши.
Только совесть в себе не глуши.
Сколько надо молиться, молиться,
Чтоб гордыню изгнать из души!
ДВА ПЕРЕЗРЕЛЫХ ПОДРОСТКА...
Два перезрелых подростка
Правят и правят страной.
Может быть, в детский их просто
Садик отправить какой?
УЖ НЕ ЖДУ ОТ ЖИЗНИ НИЧЕГО Я...
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль прошедшего ничуть:
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуь!
М. Лермонтов.
«Выхожу одиня на дорогу...»
Не найти свободы и покоя
На земле. Они нас ждут в раю.
Но ведь как же надо, мощь утроя,
Благодатно жизнь прожить свою!
ВЛАДИМИРУ МАЯКОВСКОМУ
У меня, да и у вас, в запасе вечность,
Что нам потерять часок-другой?
В. Маяковский.
«Юбилейное»
Религию идейно невзлюбив
И предпочтя бунтарское сверженье,
Ты всё-таки церквей речитатив
Взял без боязни на вооруженье.
Ты веру был готов спалить до тла,
Но не смущался ради звонкой цели,
Чтоб, как церковные колокола,
Стихи набатом над страной гудели.
На сокрушенье мировых оков
Ты был готов отдать всей жизни годы,
И всё же в партию большевиков
Ты не вступил, чтоб не терять свободы.
Властитель поэтических вершин,
Владеющий, как Пушкин, русским словом,
Ты опускался до людских низин –
Их лозунгом вести к вершинам новым.
Ты знал – в походе нужен идеал
И ты назло разгулу и потерям
О Ленине поэму написал:
Не веря в Бога, ты в него поверил.
Но вера гасла – исподволь, не вдруг,
И гибель – если с нею распроститься.
Ты видел – отбиваются от рук
Рабочие, крестьяне и партийцы.
Страну тянуло неуклонно вниз.
В низинной пошлости увязло счастье.
И ленинский словесный коммунизм
Выплескивался в гиблое мещанство.
И вот, на горло песни наступив,
Ты пишешь, пишешь, пишешь фельетоны.
И этот сатирический мотив
Уж не набат, а только перезвоны.
И вот уже не раз и не другой
С тобою на одну и ту же тему:
«Ну что ты мелочишься, дорогой?
Взорли! Пиши о Сталине поэму!»
«Но я поэт, – ты им сказал, – не шут.
И не лимон, который крепко выжат.
Ни строчки по заказу не пишу.
Пускай Кудрейки по заказу пишут».
И всё-таки ты им на зло взорлил!
Ты «Баню» написал в размахе русском.
Победоносиков в той пьесе был
Земным божком – партийным главначпупсом.
Над ним московский зритель хохотал,
Да так раскатисто – на всю планету.
А Сталин злился. Он себя узнал.
Он не простит тебя за вольность эту.
Когда, расставшись с будущей женой,
Ты подошёл к окошку в комнатёнке,
За дверью приоткрытой и стеной
Услышал шаг, расчётливый и тонкий.
Вошёл огэпэушник. «Это ты?» –
«А кто ж ещё?» – И ты к нему навстречу
Шагнул к двери. Но около тахты
Как будто кто ударил в грудь и плечи.
И ты, качнувшись, на спину упал,
Но, боль в груди почувствовав, поднялся.
Стрелявшего уже и след пропал,
Лишь револьвер дымящийся валялся
У ног твоих. «Сквитались мы с тобой,
Победоносиков...» – И всё покрылось
Безжизненной какой-то темнотой,
Лишь что-то яркое вдали светилось...
Когда твой гроб спустил служитель в печь,
В окошко дверцы Лиля Брик смотрела.
Огонь объял тебя. Дошёл до плеч.
И вдруг приподнялось из гроба тело.
Брик закричала: «Боже! Он живой!»
А ты всё выше, выше поднимался.
Вослед за Пушкиным, твой век земной
Живой, набатной славой продолжался.
ИЗ ПОЭЗИИ СДЕЛАЛИ ШОУ…
Из поэзии сделали шоу,
Поэтический рейтинг ввели.
Ищут, ищут поэта большого
На развалинах русской земли.
И находят поэта такого
(Ведь они мастаки находить!),
У которого нету ни слова,
Чтоб на слово могло походить.
А поэту на рейтинги эти
В высшей степени сил наплевать,
Ведь в большом, настоящем поэте
Только Божья одна благодать.
Нет в поэзии шоу и спорта,
Ни полкапли мирского в ней нет:
Ты – от Господа или – от чёрта,
Ты – поэт или ты не – поэт.
НЕ МНОГОМУ ЖИЗНЬ НАУЧИЛА...
Не многому жизнь научила.
Но с этим так радостно жить! –
Дарёной не хвастаться силой,
И Бога за правду любить.
Да в здравом понятии строгом
Мещанскую страсть унимать –
Что всем нам отмерено Богом,
Своим никогда не считать.
Большая ли это награда?
Чего-то ещё попросить?
Но кажется – больше не надо.
И это, дай Бог, сохранить.
НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ВИДИТЕ, ЧТО ЭТО ВЛАСТОЛЮБЕЦ?..
Неужели вы не видите, что это властолюбец?
Неужели вы не видите, что ради власти он
Против нищего народа императорский трезубец
Повернёт, нарушив нагло волю Бога и закон?
Неужели вы не знаете, что горы обещаний
Он с себя легонько сбросит, словно их и не давал?
И останется героем телерадиовещаний,
Создавая демократа недоступный идеал?
Ну, а разве не по воле кэгэбиста-демократа,
Столько лет бездарно-грязных просидевшего в Кремле,
Разорвали Русь на части, как на части рвёт граната,
Те, кто хапал миллиарды в воровской кромешной тьме?
Разве это не по воле демократа-кэгэбиста
Все заводы развалились, все поля позаросли,
И спивается народец, наркоманит в жизни мглистой,
В загнивающих просторах нашей матушки земли?
О! такой народец просто одурачить и обставить –
Обещай поднять зарплату да винца пообещай.
За одно уже за это он начнёт владыку славить
И хвалить его таланты, только уши навостряй.
Боже мой! Каким дебильством наградила нас природа
За отход от чистых, светлых, славных замыслов Христа!
Ты прости, Господь, измену неразумного народа,
Дай раскаянье несчастным, распечатай нам уста.
За грехи большие наши – и большие наказанья:
Этот грязный и коварный к власти гибельный приход,
Это в гнусном униженье вековое прозябанье,
Это рабское терпенье возгордившихся господ.
Дай нам разума и воли, как в годину дальней смуты,
Инодельцев-иноверцев в шею выгнать из Кремля,
Чтоб с Россиюшки великой пали путинские путы,
Чтоб вздохнула полной грудью наша русская земля.
КАК НАМ ЖИТЬ ПОСЛЕ НАГЛЫХ ОБМАНОВ?..
Как нам жить после наглых обманов?
Как нам жить, угодившим в беду?
Рано утром истерзанный встану
И в соседнюю церковь пойду.
Опущусь перед строгим распятьем
И Спасителю с болью скажу:
«Жить с любовью мне надобно к братьям,
А я зло на кремлёвцев держу.
Да и как мне любить их, родимых,
Если столько вреда для страны
Принесли они, воины мнимых
Перемен, под смешок сатаны?
Я про беды свои забываю,
Денег нет, ремешком затянусь.
Но набатно греметь продолжаю
За народ мой несчастный и Русь.
Знаю, власть нам даётся от Бога,
Но позволь мне её не принять.
Разреши непокорно и строго
Каждый шаг её злой обличать.
Пусть слова обличенья, как птицы,
Над страной разорённой летят.
Ведь народ с дикой ложью смирится,
Если правды заглохнет набат.
Боже, Боже! Пусть грех мой великий
Оправдается поступью дней,
Чтобы правды пречистые лики
Воссияли над Русью моей».
ТЫ СКАЖИ, ТЫ ОТВЕТЬ, ТЫ СОЧТИ...
Ты скажи,
Сколько лет может власть продержаться на лжи.
Ты ответь,
Сколько может она управлять не уметь.
Ты сочти,
Сколько ям нам нароют они на пути.
Ты смотри,
Как они присосались к стране – упыри.
Ты смекни,
Сколько денег в стране наворуют они.
Ты заметь,
Как они соловьями наладились петь.
Ты не верь,
Что они за народ и за правду теперь.
Ты возьми
Запасись, как Христос, понадёжней плетьми.
Ты готовь
Эти плети за правду пустить, за любовь.
По задам,
Господам, что всю жизнь испоганили нам.
И тогда,
Может быть, и взойдёт возрожденья звезда.
Или нет?
Так и будем молчать до скончания лет?
ИНТЕРНЕТСКИМ ХУЛИТЕЛЯМ ЕВГЕНИЯ ЕВТУШЕНКО
“А что вы цитируете Евтушенко,
ведь он грузинам продался?..”
Реплика читателя
Когда ваши хилые души ещё лишь в проекте Христовом
Задумками значились только в Его всеохватном уме,
Парнишка по имени Женька корпел над загадочным словом
В далёкой железнодорожной заваленной снегом Зиме.
Стихи выходили такие, что лучше бы не выходили,
И он самодельную прятал тетрадку из старых газет.
Но строчки опять возникали и душу его бередили,
И против мальчишеских «ну их!» понову просились на свет.
И вновь он записывал мысли, огрызок губами мусоля:
Когда-нибудь что-нибудь выйдет из этого изо всего.
Рождался сибирский характер, рождалась сибирская воля.
Потом они так пригодятся в нелёгкие годы его.
Ещё ваши хилые души ни чуточку не осознали,
Что жить им на этой планете, а значит и вволю грешить,
Парнишка по имени Женька на крепость из крови и стали
Поднялся, одними стихами надеясь её сокрушить.
Ещё он по-ленински думал, что в крепости стены прогнили,
Ударь кулаком их покрепче, и сразу же рухнут они.
Но стены лишь с виду гнилыми,
лишь с виду непрочными были,
На деле стоять предстояло ещё им немалые дни.
Конечно, уже загнивала могучая наша держава,
Конечно, для власти навозом уже становился народ,
Но били всё так же умело, хотя уже более ржаво,
Всех тех, кто вывертывал души по зову Христа на испод.
Сибирских морозов закалка поэту вот так помогала.
И то, что партийным разносам он был, как признанию, рад.
И то, что на сценах московских их пятеро было сначала.
И то, что пополнился вскоре талантливый Женькин отряд.
И чем их увесистей били, тем, взгляд распахнувши, Россия
Сильнее спасительных ливней правдивые строчки ждала.
А ваши грядущие души уже до рожденья спесиво
Готовились встретить ухмылкой поэта святые дела.
Изменой былым идеалам его совестливые муки
Вы слишком легко посчитали до нынешней жизни своей,
В которой ни страшных сугробов,
ни липкой вокзальной грязюки,
Ни голода, ни инвалидов, ни гибельных очередей.
Вам выпало горе родиться в нежданно зажиточных семьях,
Где дачи, счета, иномарки, компьютеры и Интернет.
Где всё, как в далёких, не наших,
каких-то загадочных землях,
Где всё, как в старинном Эдеме,
лишь Бога и счастья в них нет.
Вам видеть и знать не случилось,
как всё это цветом махровым
Из гнусных советских развалин так быстро и пышно взошло,
Из жутких развалин державы, которую огненным словом
Крушил Евтушенко, считая её за великое зло.
Вам видеть и знать не случилось. Но всё это в сердце поэта
Вошло как смертельная пуля. Но в сердце из крови и жил –
Зиминской, сибирской породы. И вновь на растление это
Поэт безбоязненно бросил остатки разгневанных сил.
В строю, что когда-то считался
не жидким, не хилым, но сильным,
Он нынче один, с неизбежной сутулинкой прожитых лет,
«Куда ты! – кричит он. – Подумай!
Очнись от дурмана, Россия!»,
Но снова певцу и пророку – немое бессловье в ответ.
Элита в молчанку играла, народ от усталости спился,
Лишь только поэту на помощь спешил незнакомец вдали.
И рой ваш, и в сласть и в охотку, вовсю над поэтом глумился.
И вы об него вытирали ботинки, когда бы могли.
Но где будут ваши издёвки, вульгарные ваши словечки,
Когда от безумья очнётся, воспрянет наш нищий народ,
Когда всероссийской святыней зиминское станет местечко,
Когда к евтушенковским бюстам Россия цветы понесёт?
Тогда вы попробуйте бросьте, покиньте туман виртуальный,
Шеренгою вашею встаньте народной реки поперёк...
При жизни Иуды презренней в России поэт гениальный,
И только гораздо позднее он Божий поэт и пророк.
ОДНО ЛИШЬ ГОРЬКОЕ ПРЕЗРЕНЬЕ
Была в изгнанье жизнь моя;
Влачил я с милыми разлуку,
Но он мне царственную руку
Простёр – и с вами снова я.
Во мне почтил он вдохновенье;
Освободил он мысль мою,
И я ль в сердечном умиленье
Ему хвалы не воспою?
А. ПУШКИН.
«Друзьям»
Блажен, кто может так царю
Сказать в сердечном умиленье.
Я властолюбцу говорю
Одно лишь горькое презренье.
МОЛИТВА ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ
И после странствия земного
В лучах вечернего огня
Душе легко вернуться снова
К молитве завтрашнего дня.
А. БЛОК.
«Разверзлось утреннее око...»
Ах, если б это было каждый день!
Ах, если бы не дьявольская лень,
Которая – опасней пули, бритвы –
Уводит нас от завтрашней молитвы.
ЖИТЬ БЕЗ БОГА – ЭТО ЗНАЧИТ ТО ЖЕ...
Жить без Бога – это значит то же,
Что и вовсе на земле не жить.
По природе каждый смертный должен
Идеалу высшему служить.
Для кого-то – это сила власти,
Для кого-то – сила красоты,
И выходит, сила чувства, страсти
Выше всякой в мире высоты.
Мы в страстях родимся и взрослеем,
И стареем в этих же страстях.
Даже, умирая, не умеем
Угасить в себе и скорбь, и страх.
Как мешки мукою, мы страстями
Так набиты, что трещать по швам
Мы начнём, лишь грубыми руками
Рок жестокий прикоснётся к нам.
И куда мы с этим глупым грузом –
Если всё небесное вокруг?
Только по инерции и юзом
В те места, где пламя вечных мук.
Что мы скажем ангелам и Богу,
Как начнём духовный разговор,
Если всю нелёгкую дорогу
По-земному жили до сих пор?
Но ведь были, были же минуты,
И в просветы чистые душа
Жизнь свою меняла очень круто,
Незнакомой вечностью дыша.
Так и жить бы ясностью небесной!
Прочь страстей неумолимый гнёт!
Но диктат неистребим телесный,
Ни на миг покоя не даёт.
И опять в оковах воля наша,
За приказом новым поспевай,
И кипит страстями жизни чаша,
Пьяной пеной плещет через край.
И опять земное нам дороже.
Как ему, родному, не служить!..
Но без Бога – это значит то же,
Что и вовсе на земле не жить.
ИЗ АЛЕКСАНДРА ШИШКОВА
(Славяно-русский корнеслов)
Нет слова «революция» в славянском языке,
Но ежели со временем оно там всё же будет,
Явленье революции – пороги на реке –
Народ наш непременно и осудит, и забудет.
ИЗ АЛЕКСАНДРА ШИШКОВА
(Славяно-русский корнеслов)
Строка по-славянски – струя,
От корня – строгать, простирать.
И то, что постиг нынче я,
Поэтам неплохо бы знать.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
Каждый должен к святости стремиться.
Так встречает день свою зарю.
Так в Святом Писанье говорится.
Так и я вам, братья, говорю.
ПОВТОРИТЕ РЕФОРМЫ СТОЛЫПИНА!..
Всё идеями кормите липовыми,
От которых не грех и поспать.
Повторите реформы Столыпина,
И Россия воскреснет опять!
Дайте землю крестьянам, обещанную
Вашим общим отцом по вранью,
Воплотите задумку их вечную
Возлелеять землицу свою.
Дайте землю, как воздух, бесплатную,
Без налогов на несколько лет.
И крестьянин рубаху заплатанную
Позабудет, как пьяный свой бред.
Он под осень в костюме с иголочки
Повезет продавать за кордон
И зерно, и изделия войлочные,
И отменного масла вагон.
Да еще и соседним заводишкам
Между делом подбросит сырья,
Чтоб не только промышленность водочная,
А была и другая своя.
Вот тебе и посыпались денежки
Не в кубышку, что вырастет в куб,
А степенно, расчётливо делающие
Храм и школу, дорогу и клуб.
И село, сорняками заросшее
Без любви и заботы людской,
Станет словно корона, возложенная
На раскидистый холм над рекой.
И округа, в которой движение
За последний повымерло срок,
Закружится сама в совершеннейшее
Завихренье шоссейных дорог.
Ах вы чудо-реформы столыпинские!
Что же в мире вам не сокрушить?
Даже бедных и глупых подлиповцев
Вы научите радостно жить!
Только вот ведь беда нестерпимая –
Как в тогдашний столыпинский взлёт,
Власть своя же, родная, родимейшая,
Те реформы сама и убьёт.
Ведь рабам подарить человеческое,
Значит гибель себе подарить,
Значит будет надеяться нечего
Беспредельно над людом царить.
Но, пронзая наш мрак, насыщающийся
Горьким пеплом сгоревшей земли,
Дух Столыпина в тучи сгущается
Над российской пустыней вдали.
Вскоре после 150-летия
со дня рождения П. Столыпина
(14.04.12 г.)
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
Да породнится милость с нами,
Да станет истиной святой:
Кто губит сам себя грехами,
Достоин жалости людской.
А ДУХ, ГДЕ ХОЧЕТ, ТАМ И ДЫШИТ...
Активизировалась мразь
С приходом Путина на царство.
Откуда только и взялась!
А впрочем, здесь и завелась,
В глубинах лжи и тарабарства.
Мир истины ей так же плох,
Как в доме вещь не золотая.
И как глоток отравы Бог
И церковь, дочь Его святая.
При всяком случае теперь
Она кричать до пены будет –
Забить гвоздями к вере дверь,
И мир навек её забудет.
На эту гнусь и этот бред
Перо ответ короткий пишет:
У сердца и дверей-то нет,
А дух, где хочет, там и дышит.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
(Об апостоле Петре)
Как совесть ни глуха,
Но лишь её накал –
Начало всех начал.
Он горько плакал по ночам
При пенье петуха.
ИЗ ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА
Сознание спешит
Подвигнуть душу к славе.
А как душа решит -
И Бог помочь не вправе.
НО ЕСТЬ СВЯТЫЕ ОСТРОВА...
Проклятье вам на все века,
Тупые слуги Вельзевула!
Разгула вашего река
Земные царства захлестнула.
Но есть святые острова,
На них живёт Господне слово,
И ваши мерзкие слова
В ничто им превращать не ново.
ТЫ НЕ В РАДОСТЬ НАМ ДАН – В НАКАЗАНЬЕ...
Сколь неискренним было избранье,
Столь неискренний ты человек.
Ты не в радость нам дан – в наказанье,
Вот и помни об этом весь век.
НЕЛЬЗЯ НЕ БОРОТЬСЯ СО ЗЛОМ...
Пусть каждый телесно не вечен –
Нельзя не бороться со злом,
Иначе смертельный излом
Народной души обеспечен.
ШЛИ БЫ ВЫ В ПРОСТЫЕ УПРАВЛЕНЦЫ...
Ваши бездуховные коленца
Будут век потомки исправлять.
Шли бы вы в простые управленцы
Чем-нибудь попроще управлять.
ФАРИСЕЯМ НЫНЕШНЕГО ВЕКА
С преступного согласия Кремля
Вам разрешили грабить те богатства,
Которые Спаситель сотворил
Не для тщеславной чьей-нибудь забавы,
А для того, чтоб сотни поколений
Могли разумно жить до окончанья
Земного испытания на веру.
Но эти всенародные права
Вы с дьявольской усмешкой зачеркнули.
Что вам законы Божьи? Вы и Бога
Из совести своей изгнали вон,
Как раньше фарисеи изгоняли
Его из поселений иудейских.
Зачем вам Бог? Он только лишь обуза,
Он только лишь запрет для вас ненужный
Свои дела позорные вершить.
И без молитвы, без креста, без веры
Вы алчно в недра бросились вгрызаться,
Чтоб нефть и газ, и редкие металлы,
И камни драгоценные, а с ними
Шедевры Божьей мудрости – алмазы
Из гибнущей земли распотрошённой
Повыкачать, повыдрать половчее
И за рубеж повыгодней продать.
Вам наплевать на то, что миллионы
Уже едва концы с концами сводят,
На то, что сонмища пенсионеров,
Всё без остатка родине(?!) отдавших,
Приходят в магазины, как в музеи,
Чтоб посмотреть на глыбы буженины,
Понюхать, как копчёной колбасой
Всесильно пахнет даже сквозь витрины.
Вам наплевать, что множатся бомжи,
Как комары дождливым, тёплым летом,
И что у них за каждую помойку
Идут кровопролитные бои.
Вам наплевать, что русские мальчишки,
Ещё не зная, как прекрасна жизнь,
Её руками собственными губят,
Шприцы с наркотиком в свои вонзая
Исколотые вены.
Вам плевать,
Что гибнет Русь и внутренне и внешне.
Духовно – внутренне, материально –
По внешним признакам: теряя недра,
Сгорая, истлевая и взрываясь.
Но что для вас российская погибель?
Что превращение Руси в пустыню,
И даже больше – в лунную поверхность,
Безжизненную, пыльную, пустую?
Что Русь для вас? Когда в карманы ваши,
В награду за народные богатства,
Которые вы бросили в распыл,
Текут не то что Волги – Ниагары
Врываются неудержным потоком
Всё в долларах, всё в евро – не в рублях.
Что Русь для вас? Когда по миру виллы,
Огромней старых рыцарских дворцов,
Разбросаны, и виллы эти ваши.
Не хочешь жить в швейцарской, самолётом,
Понятно, тоже личным, сверхмодерным,
Лети на острова, которых лучше
И днём с огнём не сыщешь.
Что вам наши
Курорты у отравленной воды?
Вы жизнь себе отладили такую,
Какая президентам и не снилась,
Тем более премьерам и министрам,
И управленцам всех мастей и рангов.
Хотя и президенты, и премьеры,
И прочая подножная мура
Давно вам не чета, а только слуги,
Готовые любое ваше слово,
Любой каприз, любое пожеланье,
Разбив в поклонах лоб, осуществить.
Мне кажется, что эта сила власти,
Что возрастающая сила денег
Внушает вам, что правит всем не Бог
И не Его всесильный вечный разум,
А это вы, как боги на Олимпе,
Мир поделив на области влиянья,
Осуществляете свои причуды.
Но что вы скажете, когда взаправду
Всё человечество трубой гремящей
Господь на суд последний призовёт?
Когда, кивая на людское море,
Он каждого из вас сурово спросит:
– А что же сделал ты для малых сих?
И вот тогда, когда нутром поймёте,
Что Страшный Суд не сказка, не обман,
Когда закоренелый атеизм
Рассеется, как горькое похмелье,
И Бога вы увидите воочью,
И резко прозвучит вопрос Его, –
Что вы ответите, земные боги?
ЗАСУДИЛИ УДАЛЬЦОВА...
Засудили Удальцова,
Так на это ведь ума
И не надо никакого.
Суд, побои да тюрьма –
Жизни нынешней основа.
Но её отец-Дюма
Воплотил когда-то в слово.
Эх ты, тьма ты, наша тьма!
ИЗ ЖИЗНИ СТАРИЦЫ НИКОЛАИ
«От веры отрекись!» – ей на допросах
В лицо бросали нагло и упрямо.
«Не отрекусь», – она им отвечала
Негромко, со смиреньем постоянным.
И, видно, это более всего
Огэпэушников и жгло, и злило.
«Да знаешь, мы ведь цацкаться не любим,
Осудим и пошлём подальше в ссылку,
А надо – и на каторгу отправим!»
Она смиренно говорила им:
«И там ведь люди, приживусь, привыкну».
«Но мы тебя сошлём, – в ответ кричали, –
Туда, где даже птицы не летают!»
Она опять смиренно говорила:
«А птицы мне как раз и не нужны.
Но где найдёте вы такое место,
Пусть каторгу, тюрьму, – где Бога нет?»
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
«Взломаем небо! – Так решил Нимрод. –
Прорвёмся в рай своей земною силой!»
И башня Вавилонская растёт,
Губя из года в год за родом род,
Но становясь и царскою могилой.
НА СМЕРТНОМ КРЕСТЕ
России
Мы браним тебя чуть ли не матом,
Что ты в рабской живёшь нищете.
Ну а ты не живёшь – ты распята,
Как разбойник на смертном кресте.
В удивительных водах крещенья,
Что и вправду сама чистота,
Ты святое избрала служенье
Незапятнанной правде Христа.
Долго к жизни в Христе привыкала,
Груз языческих пут волоча.
И уж камнем незыблемым стала,
Но в вольтеровский век потеряла
Остроту неземного меча.
И, сам меч потеряв напоследок,
Ты тропинкой Иуды пошла.
Тот за тридцать еврейских монеток,
Ты бесплатно Христа предала.
И однако не все россияне
Покорились ударам хлыста!
Звёзды тысяч имён воссияли
За великую правду Христа.
Конвоиры кричали: «А ну-ка
Сбросьте крестики! Будет наука
Остальным с вашей легкой руки».
Вы в ответ им: «Да нет, большаки,
Ни к чему нам иудова мука.
Лучше сразу стреляйте, братки».
Но другие, не ведая сраму,
Принимали как должный удел,
Что взрывали часовни и храмы
И вели христиан на расстрел.
Широко шла Россия, да тесно
Вышла к подлости и нищете.
Дал Господь ей последнее место –
На кровавом
голгофском
кресте.
На кресте векового безверья,
На кресте векового вранья,
На столетнем кресте лицемерья –
Под нависшею тьмой воронья.
И летят сквозь потёмки и стылость
Пустобрёхов кремлёвских слова,
Что Россия уже возродилась,
А Россия – почти что мертва.
Гей, Россия! За прошлые бденья,
За остаток растраченных сил
Испроси у Владыки прощенья,
Воскресенья нам всем испроси!
Может, ради нездешнего света
На последней туманной черте
За раскаянье честное это
Он простит нас на смертном кресте.
БЕРЕМЕННУЮ ЖЕНЩИНУ БОТИНКОМ...
Беременную женщину ботинком
Омоновец с размаха бьёт в живот.
Разгневанная жутким поединком
Толпа от возмущения ревёт.
Ревёт уже почти звериным криком,
Упрямо рвётся пленницу отбить,
Но перед мёртвым полчищем великим
Толпа невольно вытянулась в нить.
Сквозь море роботов ей не прорваться,
И свист дубинок ей не побороть.
Где нету совести, не состояться
Добру, к которому зовёт Господь.
Где нету совести, там зло у власти,
Закостенелой наглости закон,
Там рвёт беспомощный народ на части
И бьёт его ботинками ОМОН.
И бьёт с особенной, двойною силой
Беременных – одним ударом двух.
Неколебимым этаким Аттилой,
В ком никогда не просыпался дух.
Зачем машине дух? В цене железо.
Что толку в теле из костей и жил?
Вон как беременной ботинком врезал,
Всю силу бездуховную вложив!
Ведь знал злодей, что если искалечит
Жизнь двух, и трех, и даже десяти,
Режим ему возможность обеспечит
От гнева всенародного уйти.
Да что народ! Плюют на всю планету,
Когда дают дурдомовский ответ,
Мол, всю Москву проверили, и нету
Омоновца-садиста, нет как нет.
Вот почему злодейство стало модой.
Как высшим орденом, бесчестьем горд,
Беременную правдой и свободой
Омоновец Россию бьёт в живот.
ГОВОРЯТ, ОЛИРИЧИВАТЬ НАДО...
Евгению Евтушенко
Говорят, олиричивать надо
Гнев рассерженной лиры моей.
Я и сам бы охотней рулады
Сочинял для услады людей.
Да рулады тогда лишь охотно
С беззаботных срываются струн,
Если в мире светло и свободно,
А душою беспечен и юн.
Но душе не легко оставаться
Молодой и беспечной, когда
Над страною ненастья клубятся
И гремит за бедою беда.
Разве вспомнит душа о лиризме,
Если новый обман у ворот,
Если в нашей истерзанной жизни
Так забыт и унижен народ.
Но без правды и песни не выйдет.
Широко и свободно дыша,
Зло и правду душа лишь увидит
И услышит их – только душа.
И, лиризма цветы отметая,
Пусть их горы уже нанесло,
Скажет людям, где правда большая,
Где смертельно опасное зло.
Так, в награду за пулю в нагане,
Что сразила его наповал,
Маяковский в бичующей «Бане»
О партийном начпупсе писал.
Так Есенин, на карту поставив
Жизнь и честь перед стаей лжецов,
Гнев пророка «Страной негодяев»
В лица главных швырял подлецов.
Потому как душе лишь привычней,
Не уму, а душе лишь одной,
Где лиричней, а где сатиричней –
Выбрать лиры сердечный настрой.
ТРОПИНКА ЛЕЖИТ НА ИСТЁРТЫХ КОРНЯХ...
Тропинка лежит на истёртых корнях,
Не путь – испытанье Господне.
Ещё говорят: нету правды в ногах,
В ногах-то и правда сегодня.
По саду иду и под ноги гляжу,
Глаза лишь на миг поднимая.
А в кронах такая цветущая жуть,
Такая свобода шальная!
Вокруг сногсшибающий запах такой,
Что чувствуешь духом и телом,
Как кружится, кружится шар наш земной
В просторе сиренево-белом.
И я уже знаю коварный исход
По майскому саду круженья –
Уж если не корень подножкой собьёт,
Так пьяный настой от цветенья.
Я, КОНЕЧНО ЖЕ, И ГРЕШНИКОВ ЛЮБЛЮ...
Он сказал: «Страшитесь Божьего огня.
Я, конечно же, и грешников люблю,
Но прославлю прославляющих Меня,
А бесславящих Меня – посрамлю».
ВОРОБЬИ ДЕРУТСЯ В СВЕЖЕЙ КРОНЕ...
Воробьи дерутся в свежей кроне,
До небес подняв шумливый писк.
Словно бы в закусочной «У Лёни»,
Напились и всклень, и взвень, и вдрызг.
Видно, в кроне мало им простора,
Вон какая битва разожглась!
Миг, и вот уже пернатых свора
С веток встрепенувшихся снялась.
Носятся, крикливой стаей вьются,
И с натугой отмечает взор,
Что летят, летят, а всё дерутся,
Всё не стихнет вспыхнувший раздор.
КАК ЗАСОХШИЙ ТЕРНОВНИК...
Путину
За былые года
Срок терпения вышел.
Умных слов никогда
От тебя я не слышал.
Твоё слово звучит,
Как засохший терновник,
Словно цифры твердит
Канцелярский чиновник.
CТРАШНО КАЧАЕТ ДЕРЕВЬЯ...
Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
Словно природы кочевье
Путь совершает земной.
В шуме листвы хлопотливом,
В диком порыве ветвей
По городам и по нивам
Хлещет рекою своей.
Странное это стремленье!
Бьётся, как порванный флаг.
Хочет пропасть в отдаленье,
А от окна – ни на шаг.
И, как деревья бушуя,
Душу я тешу свою,
Но, в шуме листьев кочуя,
Всё у окошка стою.
Странное это кочевье
Нынче случилось со мной.
Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
(Продолжение следует)
У Тебя, Всевышний, Правда,
А у нас на лицах стыд.
Исповедать грех бы надо,
Да гордыня не велит.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
Единства быть не может никогда.
Деленье меж людьми неистребимо.
Одни хотят жить с Господом всегда,
Другие – ощущать богатства зримо.
ЖИЗНЬ ЗЕМНАЯ – ЛИШЬ ВНЕШНЕ ЖАР-ПТИЦА...
Жизнь земная – лишь внешне жар-птица,
А по сути – меча лезвиё.
Кто безудержно к власти стремится,
Потеряет бесславно её.
НАШ НАРОД НЕ В ЛУЖНИКАХ СПЛОТИТСЯ...
Из просторов, от мороза синих,
От заводов в стылых городах
Привезли трудяг со всей России
Защищать Россию в Лужниках.
Говорят, что кровные собрали
И в экспрессах двинули в Москву.
Но чтоб это было так, едва ли,
Знаю я рабочую братву.
Ведь за все старания-потуги –
Не зарплата, а считай, труха.
Только расплатиться за услуги
Жадного зверюги ЖКХ.
Ну, чуть-чуть, конечно, остаётся,
Так ведь целый месяц надо жить.
Как же им, беднягам, удаётся
На билеты денежки копить?
Десять лет не приезжал я в гости,
Десять лет родной не видел быт.
Десять лет я не был на погосте,
Где отец мой с матерью зарыт.
Мне за жизнь былую, трудовую,
Ветерану честного труда,
Пенсию назначили такую,
Что сгореть бы надо со стыда.
Вот живу и каждый день сгораю
Со стыда – за родину свою.
И за тех, кто толпы собирает
Защитить отечество в бою.
Лжерабочие! Как мне сдаётся,
Тайну вы не сможете открыть,
Как вам, бедолагам, удаётся
На билеты денежки копить.
Но скажите, о каких старались
Вы кричать отъявленных врагах?
От кого вы, право, собирались
Защищать Россию в Лужниках?
От меня – российского поэта?
От крестьян российских – без земли?
От рабочих – что поездку эту
Личным оскорблением сочли?
Ну так защищайте! И учтите –
Очень близок ваш закатный час.
Ничего-то вы не защитите.
Очень мало силушки у вас.
Наш народ не в Лужниках сплотится,
Все его – места и уголки.
Русь, как прежде, правдой защитится,
Как спасают речку родники.
ИЗ БЛОКА
(Комментарий)
ПЕСНЯ
Лениво и тяжко плывут облака,
И лес истомлённый вокруг.
Дорога моя, тяжела, далека,
Но песня – мой спутник и друг.*
* Вот так же без песни и жизнь бы моя
Покоя и счастья не знала.
Но с песней к исходу приблизился я,
И чудо! – исхода не стало.
ВРАГ МОДЕРНИЗМА, ЛУЧШИЙ МОДЕРНИСТ...
Николаю Метнеру
Враг модернизма, лучший модернист,
Ты этим и прославился, наверно,
Что в классику, душой безгрешной чист,
Вливал потоки свежего модерна.
И классика, расширив горизонт,
Те новшества охотно принимала,
И вот уж в старом новое живёт,
Не потеснив гармонии нимало.
Но это высших гениев стезя –
Дерзать в предельной мере осторожно.
Казалось бы вот этого нельзя,
И всё-таки оказывалось можно.
Тут красота духовной высоты,
Чутьё необъяснимой смутной грани,
Через которую не можешь ты
Переступить, чтоб жизни не изранить.
Не нанеси духовного вреда! –
Но постоянно были вертопрахи,
Что жизни грань сметали без труда
И доводили классику до плахи.
На лобном месте развращённых чувств
Они гармонию четвертовали.
И потому так бесконечно пуст
Тот модернизм, что модернизм едва ли.
Скорее это музыкальный дуст,
Что ложно модернизмом обозвали.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
(Об апостоле Петре)
Как совесть ни глуха,
Но лишь её накал –
Начало всех начал.
Он горько плакал по ночам
При пенье петуха.
«ЕСЛИ КРИКНЕТ РАТЬ СВЯТАЯ...»
(Перефразировка С. Есенина)
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю»,
С болью пусть, но ради рая,
Волю Божью принимая,
Брошу родину мою.
ИЗ ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА
Кто дерзнёт, чтоб в Законе Христовом
Что-то править на гибель свою?
Но воюют, воюют со Словом,
Погибая в неравном бою.
«ДОН-ЖУАН» БАЙРОНА. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ
ИЗ МОДЫ ВЫШЛА
Учили персы юношей при Кире
Стрелять из лука, ездить на коне
И правду говорить. И в нашем мире
Мы это всё усвоили вполне;
Конечно – лук в музее, а не в тире;
Но конный спорт – по-прежнему в цене;
А что до Правды – то сия наука
Из моды вышла, как... стрела из лука.
Дж БАЙРОН.
«Дон-Жуан»
Да, в мире нынче ложь или бравада.
Давным-давно из моды вышла Правда.
ВЗОЙДЕШЬ ЛИ ТЫ, ЗВЕЗДА СВОБОДЫ?..
Взойдёшь ли ты, звезда свободы,
Над нищей родиной моей?
Узнают ли её народы
О лучшей участи своей?
Или под плётками диктата
Их разностопые стези
Дойдут до общего заката
В безбожье, рабстве и грязи?
ТЫ ПОЭТ. ТЕБЕ МНОГО ПРОСТИТСЯ...
Ты поэт. Тебе много простится.
Без боязни о правде пиши.
Только совесть в себе не глуши.
Сколько надо молиться, молиться,
Чтоб гордыню изгнать из души!
ДВА ПЕРЕЗРЕЛЫХ ПОДРОСТКА...
Два перезрелых подростка
Правят и правят страной.
Может быть, в детский их просто
Садик отправить какой?
УЖ НЕ ЖДУ ОТ ЖИЗНИ НИЧЕГО Я...
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль прошедшего ничуть:
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуь!
М. Лермонтов.
«Выхожу одиня на дорогу...»
Не найти свободы и покоя
На земле. Они нас ждут в раю.
Но ведь как же надо, мощь утроя,
Благодатно жизнь прожить свою!
ВЛАДИМИРУ МАЯКОВСКОМУ
У меня, да и у вас, в запасе вечность,
Что нам потерять часок-другой?
В. Маяковский.
«Юбилейное»
Религию идейно невзлюбив
И предпочтя бунтарское сверженье,
Ты всё-таки церквей речитатив
Взял без боязни на вооруженье.
Ты веру был готов спалить до тла,
Но не смущался ради звонкой цели,
Чтоб, как церковные колокола,
Стихи набатом над страной гудели.
На сокрушенье мировых оков
Ты был готов отдать всей жизни годы,
И всё же в партию большевиков
Ты не вступил, чтоб не терять свободы.
Властитель поэтических вершин,
Владеющий, как Пушкин, русским словом,
Ты опускался до людских низин –
Их лозунгом вести к вершинам новым.
Ты знал – в походе нужен идеал
И ты назло разгулу и потерям
О Ленине поэму написал:
Не веря в Бога, ты в него поверил.
Но вера гасла – исподволь, не вдруг,
И гибель – если с нею распроститься.
Ты видел – отбиваются от рук
Рабочие, крестьяне и партийцы.
Страну тянуло неуклонно вниз.
В низинной пошлости увязло счастье.
И ленинский словесный коммунизм
Выплескивался в гиблое мещанство.
И вот, на горло песни наступив,
Ты пишешь, пишешь, пишешь фельетоны.
И этот сатирический мотив
Уж не набат, а только перезвоны.
И вот уже не раз и не другой
С тобою на одну и ту же тему:
«Ну что ты мелочишься, дорогой?
Взорли! Пиши о Сталине поэму!»
«Но я поэт, – ты им сказал, – не шут.
И не лимон, который крепко выжат.
Ни строчки по заказу не пишу.
Пускай Кудрейки по заказу пишут».
И всё-таки ты им на зло взорлил!
Ты «Баню» написал в размахе русском.
Победоносиков в той пьесе был
Земным божком – партийным главначпупсом.
Над ним московский зритель хохотал,
Да так раскатисто – на всю планету.
А Сталин злился. Он себя узнал.
Он не простит тебя за вольность эту.
Когда, расставшись с будущей женой,
Ты подошёл к окошку в комнатёнке,
За дверью приоткрытой и стеной
Услышал шаг, расчётливый и тонкий.
Вошёл огэпэушник. «Это ты?» –
«А кто ж ещё?» – И ты к нему навстречу
Шагнул к двери. Но около тахты
Как будто кто ударил в грудь и плечи.
И ты, качнувшись, на спину упал,
Но, боль в груди почувствовав, поднялся.
Стрелявшего уже и след пропал,
Лишь револьвер дымящийся валялся
У ног твоих. «Сквитались мы с тобой,
Победоносиков...» – И всё покрылось
Безжизненной какой-то темнотой,
Лишь что-то яркое вдали светилось...
Когда твой гроб спустил служитель в печь,
В окошко дверцы Лиля Брик смотрела.
Огонь объял тебя. Дошёл до плеч.
И вдруг приподнялось из гроба тело.
Брик закричала: «Боже! Он живой!»
А ты всё выше, выше поднимался.
Вослед за Пушкиным, твой век земной
Живой, набатной славой продолжался.
ИЗ ПОЭЗИИ СДЕЛАЛИ ШОУ…
Из поэзии сделали шоу,
Поэтический рейтинг ввели.
Ищут, ищут поэта большого
На развалинах русской земли.
И находят поэта такого
(Ведь они мастаки находить!),
У которого нету ни слова,
Чтоб на слово могло походить.
А поэту на рейтинги эти
В высшей степени сил наплевать,
Ведь в большом, настоящем поэте
Только Божья одна благодать.
Нет в поэзии шоу и спорта,
Ни полкапли мирского в ней нет:
Ты – от Господа или – от чёрта,
Ты – поэт или ты не – поэт.
НЕ МНОГОМУ ЖИЗНЬ НАУЧИЛА...
Не многому жизнь научила.
Но с этим так радостно жить! –
Дарёной не хвастаться силой,
И Бога за правду любить.
Да в здравом понятии строгом
Мещанскую страсть унимать –
Что всем нам отмерено Богом,
Своим никогда не считать.
Большая ли это награда?
Чего-то ещё попросить?
Но кажется – больше не надо.
И это, дай Бог, сохранить.
НЕУЖЕЛИ ВЫ НЕ ВИДИТЕ, ЧТО ЭТО ВЛАСТОЛЮБЕЦ?..
Неужели вы не видите, что это властолюбец?
Неужели вы не видите, что ради власти он
Против нищего народа императорский трезубец
Повернёт, нарушив нагло волю Бога и закон?
Неужели вы не знаете, что горы обещаний
Он с себя легонько сбросит, словно их и не давал?
И останется героем телерадиовещаний,
Создавая демократа недоступный идеал?
Ну, а разве не по воле кэгэбиста-демократа,
Столько лет бездарно-грязных просидевшего в Кремле,
Разорвали Русь на части, как на части рвёт граната,
Те, кто хапал миллиарды в воровской кромешной тьме?
Разве это не по воле демократа-кэгэбиста
Все заводы развалились, все поля позаросли,
И спивается народец, наркоманит в жизни мглистой,
В загнивающих просторах нашей матушки земли?
О! такой народец просто одурачить и обставить –
Обещай поднять зарплату да винца пообещай.
За одно уже за это он начнёт владыку славить
И хвалить его таланты, только уши навостряй.
Боже мой! Каким дебильством наградила нас природа
За отход от чистых, светлых, славных замыслов Христа!
Ты прости, Господь, измену неразумного народа,
Дай раскаянье несчастным, распечатай нам уста.
За грехи большие наши – и большие наказанья:
Этот грязный и коварный к власти гибельный приход,
Это в гнусном униженье вековое прозябанье,
Это рабское терпенье возгордившихся господ.
Дай нам разума и воли, как в годину дальней смуты,
Инодельцев-иноверцев в шею выгнать из Кремля,
Чтоб с Россиюшки великой пали путинские путы,
Чтоб вздохнула полной грудью наша русская земля.
КАК НАМ ЖИТЬ ПОСЛЕ НАГЛЫХ ОБМАНОВ?..
Как нам жить после наглых обманов?
Как нам жить, угодившим в беду?
Рано утром истерзанный встану
И в соседнюю церковь пойду.
Опущусь перед строгим распятьем
И Спасителю с болью скажу:
«Жить с любовью мне надобно к братьям,
А я зло на кремлёвцев держу.
Да и как мне любить их, родимых,
Если столько вреда для страны
Принесли они, воины мнимых
Перемен, под смешок сатаны?
Я про беды свои забываю,
Денег нет, ремешком затянусь.
Но набатно греметь продолжаю
За народ мой несчастный и Русь.
Знаю, власть нам даётся от Бога,
Но позволь мне её не принять.
Разреши непокорно и строго
Каждый шаг её злой обличать.
Пусть слова обличенья, как птицы,
Над страной разорённой летят.
Ведь народ с дикой ложью смирится,
Если правды заглохнет набат.
Боже, Боже! Пусть грех мой великий
Оправдается поступью дней,
Чтобы правды пречистые лики
Воссияли над Русью моей».
ТЫ СКАЖИ, ТЫ ОТВЕТЬ, ТЫ СОЧТИ...
Ты скажи,
Сколько лет может власть продержаться на лжи.
Ты ответь,
Сколько может она управлять не уметь.
Ты сочти,
Сколько ям нам нароют они на пути.
Ты смотри,
Как они присосались к стране – упыри.
Ты смекни,
Сколько денег в стране наворуют они.
Ты заметь,
Как они соловьями наладились петь.
Ты не верь,
Что они за народ и за правду теперь.
Ты возьми
Запасись, как Христос, понадёжней плетьми.
Ты готовь
Эти плети за правду пустить, за любовь.
По задам,
Господам, что всю жизнь испоганили нам.
И тогда,
Может быть, и взойдёт возрожденья звезда.
Или нет?
Так и будем молчать до скончания лет?
ИНТЕРНЕТСКИМ ХУЛИТЕЛЯМ ЕВГЕНИЯ ЕВТУШЕНКО
“А что вы цитируете Евтушенко,
ведь он грузинам продался?..”
Реплика читателя
Когда ваши хилые души ещё лишь в проекте Христовом
Задумками значились только в Его всеохватном уме,
Парнишка по имени Женька корпел над загадочным словом
В далёкой железнодорожной заваленной снегом Зиме.
Стихи выходили такие, что лучше бы не выходили,
И он самодельную прятал тетрадку из старых газет.
Но строчки опять возникали и душу его бередили,
И против мальчишеских «ну их!» понову просились на свет.
И вновь он записывал мысли, огрызок губами мусоля:
Когда-нибудь что-нибудь выйдет из этого изо всего.
Рождался сибирский характер, рождалась сибирская воля.
Потом они так пригодятся в нелёгкие годы его.
Ещё ваши хилые души ни чуточку не осознали,
Что жить им на этой планете, а значит и вволю грешить,
Парнишка по имени Женька на крепость из крови и стали
Поднялся, одними стихами надеясь её сокрушить.
Ещё он по-ленински думал, что в крепости стены прогнили,
Ударь кулаком их покрепче, и сразу же рухнут они.
Но стены лишь с виду гнилыми,
лишь с виду непрочными были,
На деле стоять предстояло ещё им немалые дни.
Конечно, уже загнивала могучая наша держава,
Конечно, для власти навозом уже становился народ,
Но били всё так же умело, хотя уже более ржаво,
Всех тех, кто вывертывал души по зову Христа на испод.
Сибирских морозов закалка поэту вот так помогала.
И то, что партийным разносам он был, как признанию, рад.
И то, что на сценах московских их пятеро было сначала.
И то, что пополнился вскоре талантливый Женькин отряд.
И чем их увесистей били, тем, взгляд распахнувши, Россия
Сильнее спасительных ливней правдивые строчки ждала.
А ваши грядущие души уже до рожденья спесиво
Готовились встретить ухмылкой поэта святые дела.
Изменой былым идеалам его совестливые муки
Вы слишком легко посчитали до нынешней жизни своей,
В которой ни страшных сугробов,
ни липкой вокзальной грязюки,
Ни голода, ни инвалидов, ни гибельных очередей.
Вам выпало горе родиться в нежданно зажиточных семьях,
Где дачи, счета, иномарки, компьютеры и Интернет.
Где всё, как в далёких, не наших,
каких-то загадочных землях,
Где всё, как в старинном Эдеме,
лишь Бога и счастья в них нет.
Вам видеть и знать не случилось,
как всё это цветом махровым
Из гнусных советских развалин так быстро и пышно взошло,
Из жутких развалин державы, которую огненным словом
Крушил Евтушенко, считая её за великое зло.
Вам видеть и знать не случилось. Но всё это в сердце поэта
Вошло как смертельная пуля. Но в сердце из крови и жил –
Зиминской, сибирской породы. И вновь на растление это
Поэт безбоязненно бросил остатки разгневанных сил.
В строю, что когда-то считался
не жидким, не хилым, но сильным,
Он нынче один, с неизбежной сутулинкой прожитых лет,
«Куда ты! – кричит он. – Подумай!
Очнись от дурмана, Россия!»,
Но снова певцу и пророку – немое бессловье в ответ.
Элита в молчанку играла, народ от усталости спился,
Лишь только поэту на помощь спешил незнакомец вдали.
И рой ваш, и в сласть и в охотку, вовсю над поэтом глумился.
И вы об него вытирали ботинки, когда бы могли.
Но где будут ваши издёвки, вульгарные ваши словечки,
Когда от безумья очнётся, воспрянет наш нищий народ,
Когда всероссийской святыней зиминское станет местечко,
Когда к евтушенковским бюстам Россия цветы понесёт?
Тогда вы попробуйте бросьте, покиньте туман виртуальный,
Шеренгою вашею встаньте народной реки поперёк...
При жизни Иуды презренней в России поэт гениальный,
И только гораздо позднее он Божий поэт и пророк.
ОДНО ЛИШЬ ГОРЬКОЕ ПРЕЗРЕНЬЕ
Была в изгнанье жизнь моя;
Влачил я с милыми разлуку,
Но он мне царственную руку
Простёр – и с вами снова я.
Во мне почтил он вдохновенье;
Освободил он мысль мою,
И я ль в сердечном умиленье
Ему хвалы не воспою?
А. ПУШКИН.
«Друзьям»
Блажен, кто может так царю
Сказать в сердечном умиленье.
Я властолюбцу говорю
Одно лишь горькое презренье.
МОЛИТВА ЗАВТРАШНЕГО ДНЯ
И после странствия земного
В лучах вечернего огня
Душе легко вернуться снова
К молитве завтрашнего дня.
А. БЛОК.
«Разверзлось утреннее око...»
Ах, если б это было каждый день!
Ах, если бы не дьявольская лень,
Которая – опасней пули, бритвы –
Уводит нас от завтрашней молитвы.
ЖИТЬ БЕЗ БОГА – ЭТО ЗНАЧИТ ТО ЖЕ...
Жить без Бога – это значит то же,
Что и вовсе на земле не жить.
По природе каждый смертный должен
Идеалу высшему служить.
Для кого-то – это сила власти,
Для кого-то – сила красоты,
И выходит, сила чувства, страсти
Выше всякой в мире высоты.
Мы в страстях родимся и взрослеем,
И стареем в этих же страстях.
Даже, умирая, не умеем
Угасить в себе и скорбь, и страх.
Как мешки мукою, мы страстями
Так набиты, что трещать по швам
Мы начнём, лишь грубыми руками
Рок жестокий прикоснётся к нам.
И куда мы с этим глупым грузом –
Если всё небесное вокруг?
Только по инерции и юзом
В те места, где пламя вечных мук.
Что мы скажем ангелам и Богу,
Как начнём духовный разговор,
Если всю нелёгкую дорогу
По-земному жили до сих пор?
Но ведь были, были же минуты,
И в просветы чистые душа
Жизнь свою меняла очень круто,
Незнакомой вечностью дыша.
Так и жить бы ясностью небесной!
Прочь страстей неумолимый гнёт!
Но диктат неистребим телесный,
Ни на миг покоя не даёт.
И опять в оковах воля наша,
За приказом новым поспевай,
И кипит страстями жизни чаша,
Пьяной пеной плещет через край.
И опять земное нам дороже.
Как ему, родному, не служить!..
Но без Бога – это значит то же,
Что и вовсе на земле не жить.
ИЗ АЛЕКСАНДРА ШИШКОВА
(Славяно-русский корнеслов)
Нет слова «революция» в славянском языке,
Но ежели со временем оно там всё же будет,
Явленье революции – пороги на реке –
Народ наш непременно и осудит, и забудет.
ИЗ АЛЕКСАНДРА ШИШКОВА
(Славяно-русский корнеслов)
Строка по-славянски – струя,
От корня – строгать, простирать.
И то, что постиг нынче я,
Поэтам неплохо бы знать.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
Каждый должен к святости стремиться.
Так встречает день свою зарю.
Так в Святом Писанье говорится.
Так и я вам, братья, говорю.
ПОВТОРИТЕ РЕФОРМЫ СТОЛЫПИНА!..
Всё идеями кормите липовыми,
От которых не грех и поспать.
Повторите реформы Столыпина,
И Россия воскреснет опять!
Дайте землю крестьянам, обещанную
Вашим общим отцом по вранью,
Воплотите задумку их вечную
Возлелеять землицу свою.
Дайте землю, как воздух, бесплатную,
Без налогов на несколько лет.
И крестьянин рубаху заплатанную
Позабудет, как пьяный свой бред.
Он под осень в костюме с иголочки
Повезет продавать за кордон
И зерно, и изделия войлочные,
И отменного масла вагон.
Да еще и соседним заводишкам
Между делом подбросит сырья,
Чтоб не только промышленность водочная,
А была и другая своя.
Вот тебе и посыпались денежки
Не в кубышку, что вырастет в куб,
А степенно, расчётливо делающие
Храм и школу, дорогу и клуб.
И село, сорняками заросшее
Без любви и заботы людской,
Станет словно корона, возложенная
На раскидистый холм над рекой.
И округа, в которой движение
За последний повымерло срок,
Закружится сама в совершеннейшее
Завихренье шоссейных дорог.
Ах вы чудо-реформы столыпинские!
Что же в мире вам не сокрушить?
Даже бедных и глупых подлиповцев
Вы научите радостно жить!
Только вот ведь беда нестерпимая –
Как в тогдашний столыпинский взлёт,
Власть своя же, родная, родимейшая,
Те реформы сама и убьёт.
Ведь рабам подарить человеческое,
Значит гибель себе подарить,
Значит будет надеяться нечего
Беспредельно над людом царить.
Но, пронзая наш мрак, насыщающийся
Горьким пеплом сгоревшей земли,
Дух Столыпина в тучи сгущается
Над российской пустыней вдали.
Вскоре после 150-летия
со дня рождения П. Столыпина
(14.04.12 г.)
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
Да породнится милость с нами,
Да станет истиной святой:
Кто губит сам себя грехами,
Достоин жалости людской.
А ДУХ, ГДЕ ХОЧЕТ, ТАМ И ДЫШИТ...
Активизировалась мразь
С приходом Путина на царство.
Откуда только и взялась!
А впрочем, здесь и завелась,
В глубинах лжи и тарабарства.
Мир истины ей так же плох,
Как в доме вещь не золотая.
И как глоток отравы Бог
И церковь, дочь Его святая.
При всяком случае теперь
Она кричать до пены будет –
Забить гвоздями к вере дверь,
И мир навек её забудет.
На эту гнусь и этот бред
Перо ответ короткий пишет:
У сердца и дверей-то нет,
А дух, где хочет, там и дышит.
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
(Об апостоле Петре)
Как совесть ни глуха,
Но лишь её накал –
Начало всех начал.
Он горько плакал по ночам
При пенье петуха.
ИЗ ФЕОФАНА ЗАТВОРНИКА
Сознание спешит
Подвигнуть душу к славе.
А как душа решит -
И Бог помочь не вправе.
НО ЕСТЬ СВЯТЫЕ ОСТРОВА...
Проклятье вам на все века,
Тупые слуги Вельзевула!
Разгула вашего река
Земные царства захлестнула.
Но есть святые острова,
На них живёт Господне слово,
И ваши мерзкие слова
В ничто им превращать не ново.
ТЫ НЕ В РАДОСТЬ НАМ ДАН – В НАКАЗАНЬЕ...
Сколь неискренним было избранье,
Столь неискренний ты человек.
Ты не в радость нам дан – в наказанье,
Вот и помни об этом весь век.
НЕЛЬЗЯ НЕ БОРОТЬСЯ СО ЗЛОМ...
Пусть каждый телесно не вечен –
Нельзя не бороться со злом,
Иначе смертельный излом
Народной души обеспечен.
ШЛИ БЫ ВЫ В ПРОСТЫЕ УПРАВЛЕНЦЫ...
Ваши бездуховные коленца
Будут век потомки исправлять.
Шли бы вы в простые управленцы
Чем-нибудь попроще управлять.
ФАРИСЕЯМ НЫНЕШНЕГО ВЕКА
С преступного согласия Кремля
Вам разрешили грабить те богатства,
Которые Спаситель сотворил
Не для тщеславной чьей-нибудь забавы,
А для того, чтоб сотни поколений
Могли разумно жить до окончанья
Земного испытания на веру.
Но эти всенародные права
Вы с дьявольской усмешкой зачеркнули.
Что вам законы Божьи? Вы и Бога
Из совести своей изгнали вон,
Как раньше фарисеи изгоняли
Его из поселений иудейских.
Зачем вам Бог? Он только лишь обуза,
Он только лишь запрет для вас ненужный
Свои дела позорные вершить.
И без молитвы, без креста, без веры
Вы алчно в недра бросились вгрызаться,
Чтоб нефть и газ, и редкие металлы,
И камни драгоценные, а с ними
Шедевры Божьей мудрости – алмазы
Из гибнущей земли распотрошённой
Повыкачать, повыдрать половчее
И за рубеж повыгодней продать.
Вам наплевать на то, что миллионы
Уже едва концы с концами сводят,
На то, что сонмища пенсионеров,
Всё без остатка родине(?!) отдавших,
Приходят в магазины, как в музеи,
Чтоб посмотреть на глыбы буженины,
Понюхать, как копчёной колбасой
Всесильно пахнет даже сквозь витрины.
Вам наплевать, что множатся бомжи,
Как комары дождливым, тёплым летом,
И что у них за каждую помойку
Идут кровопролитные бои.
Вам наплевать, что русские мальчишки,
Ещё не зная, как прекрасна жизнь,
Её руками собственными губят,
Шприцы с наркотиком в свои вонзая
Исколотые вены.
Вам плевать,
Что гибнет Русь и внутренне и внешне.
Духовно – внутренне, материально –
По внешним признакам: теряя недра,
Сгорая, истлевая и взрываясь.
Но что для вас российская погибель?
Что превращение Руси в пустыню,
И даже больше – в лунную поверхность,
Безжизненную, пыльную, пустую?
Что Русь для вас? Когда в карманы ваши,
В награду за народные богатства,
Которые вы бросили в распыл,
Текут не то что Волги – Ниагары
Врываются неудержным потоком
Всё в долларах, всё в евро – не в рублях.
Что Русь для вас? Когда по миру виллы,
Огромней старых рыцарских дворцов,
Разбросаны, и виллы эти ваши.
Не хочешь жить в швейцарской, самолётом,
Понятно, тоже личным, сверхмодерным,
Лети на острова, которых лучше
И днём с огнём не сыщешь.
Что вам наши
Курорты у отравленной воды?
Вы жизнь себе отладили такую,
Какая президентам и не снилась,
Тем более премьерам и министрам,
И управленцам всех мастей и рангов.
Хотя и президенты, и премьеры,
И прочая подножная мура
Давно вам не чета, а только слуги,
Готовые любое ваше слово,
Любой каприз, любое пожеланье,
Разбив в поклонах лоб, осуществить.
Мне кажется, что эта сила власти,
Что возрастающая сила денег
Внушает вам, что правит всем не Бог
И не Его всесильный вечный разум,
А это вы, как боги на Олимпе,
Мир поделив на области влиянья,
Осуществляете свои причуды.
Но что вы скажете, когда взаправду
Всё человечество трубой гремящей
Господь на суд последний призовёт?
Когда, кивая на людское море,
Он каждого из вас сурово спросит:
– А что же сделал ты для малых сих?
И вот тогда, когда нутром поймёте,
Что Страшный Суд не сказка, не обман,
Когда закоренелый атеизм
Рассеется, как горькое похмелье,
И Бога вы увидите воочью,
И резко прозвучит вопрос Его, –
Что вы ответите, земные боги?
ЗАСУДИЛИ УДАЛЬЦОВА...
Засудили Удальцова,
Так на это ведь ума
И не надо никакого.
Суд, побои да тюрьма –
Жизни нынешней основа.
Но её отец-Дюма
Воплотил когда-то в слово.
Эх ты, тьма ты, наша тьма!
ИЗ ЖИЗНИ СТАРИЦЫ НИКОЛАИ
«От веры отрекись!» – ей на допросах
В лицо бросали нагло и упрямо.
«Не отрекусь», – она им отвечала
Негромко, со смиреньем постоянным.
И, видно, это более всего
Огэпэушников и жгло, и злило.
«Да знаешь, мы ведь цацкаться не любим,
Осудим и пошлём подальше в ссылку,
А надо – и на каторгу отправим!»
Она смиренно говорила им:
«И там ведь люди, приживусь, привыкну».
«Но мы тебя сошлём, – в ответ кричали, –
Туда, где даже птицы не летают!»
Она опять смиренно говорила:
«А птицы мне как раз и не нужны.
Но где найдёте вы такое место,
Пусть каторгу, тюрьму, – где Бога нет?»
ИЗ ДАНИИЛА СЫСОЕВА
«Взломаем небо! – Так решил Нимрод. –
Прорвёмся в рай своей земною силой!»
И башня Вавилонская растёт,
Губя из года в год за родом род,
Но становясь и царскою могилой.
НА СМЕРТНОМ КРЕСТЕ
России
Мы браним тебя чуть ли не матом,
Что ты в рабской живёшь нищете.
Ну а ты не живёшь – ты распята,
Как разбойник на смертном кресте.
В удивительных водах крещенья,
Что и вправду сама чистота,
Ты святое избрала служенье
Незапятнанной правде Христа.
Долго к жизни в Христе привыкала,
Груз языческих пут волоча.
И уж камнем незыблемым стала,
Но в вольтеровский век потеряла
Остроту неземного меча.
И, сам меч потеряв напоследок,
Ты тропинкой Иуды пошла.
Тот за тридцать еврейских монеток,
Ты бесплатно Христа предала.
И однако не все россияне
Покорились ударам хлыста!
Звёзды тысяч имён воссияли
За великую правду Христа.
Конвоиры кричали: «А ну-ка
Сбросьте крестики! Будет наука
Остальным с вашей легкой руки».
Вы в ответ им: «Да нет, большаки,
Ни к чему нам иудова мука.
Лучше сразу стреляйте, братки».
Но другие, не ведая сраму,
Принимали как должный удел,
Что взрывали часовни и храмы
И вели христиан на расстрел.
Широко шла Россия, да тесно
Вышла к подлости и нищете.
Дал Господь ей последнее место –
На кровавом
голгофском
кресте.
На кресте векового безверья,
На кресте векового вранья,
На столетнем кресте лицемерья –
Под нависшею тьмой воронья.
И летят сквозь потёмки и стылость
Пустобрёхов кремлёвских слова,
Что Россия уже возродилась,
А Россия – почти что мертва.
Гей, Россия! За прошлые бденья,
За остаток растраченных сил
Испроси у Владыки прощенья,
Воскресенья нам всем испроси!
Может, ради нездешнего света
На последней туманной черте
За раскаянье честное это
Он простит нас на смертном кресте.
БЕРЕМЕННУЮ ЖЕНЩИНУ БОТИНКОМ...
Беременную женщину ботинком
Омоновец с размаха бьёт в живот.
Разгневанная жутким поединком
Толпа от возмущения ревёт.
Ревёт уже почти звериным криком,
Упрямо рвётся пленницу отбить,
Но перед мёртвым полчищем великим
Толпа невольно вытянулась в нить.
Сквозь море роботов ей не прорваться,
И свист дубинок ей не побороть.
Где нету совести, не состояться
Добру, к которому зовёт Господь.
Где нету совести, там зло у власти,
Закостенелой наглости закон,
Там рвёт беспомощный народ на части
И бьёт его ботинками ОМОН.
И бьёт с особенной, двойною силой
Беременных – одним ударом двух.
Неколебимым этаким Аттилой,
В ком никогда не просыпался дух.
Зачем машине дух? В цене железо.
Что толку в теле из костей и жил?
Вон как беременной ботинком врезал,
Всю силу бездуховную вложив!
Ведь знал злодей, что если искалечит
Жизнь двух, и трех, и даже десяти,
Режим ему возможность обеспечит
От гнева всенародного уйти.
Да что народ! Плюют на всю планету,
Когда дают дурдомовский ответ,
Мол, всю Москву проверили, и нету
Омоновца-садиста, нет как нет.
Вот почему злодейство стало модой.
Как высшим орденом, бесчестьем горд,
Беременную правдой и свободой
Омоновец Россию бьёт в живот.
ГОВОРЯТ, ОЛИРИЧИВАТЬ НАДО...
Евгению Евтушенко
Говорят, олиричивать надо
Гнев рассерженной лиры моей.
Я и сам бы охотней рулады
Сочинял для услады людей.
Да рулады тогда лишь охотно
С беззаботных срываются струн,
Если в мире светло и свободно,
А душою беспечен и юн.
Но душе не легко оставаться
Молодой и беспечной, когда
Над страною ненастья клубятся
И гремит за бедою беда.
Разве вспомнит душа о лиризме,
Если новый обман у ворот,
Если в нашей истерзанной жизни
Так забыт и унижен народ.
Но без правды и песни не выйдет.
Широко и свободно дыша,
Зло и правду душа лишь увидит
И услышит их – только душа.
И, лиризма цветы отметая,
Пусть их горы уже нанесло,
Скажет людям, где правда большая,
Где смертельно опасное зло.
Так, в награду за пулю в нагане,
Что сразила его наповал,
Маяковский в бичующей «Бане»
О партийном начпупсе писал.
Так Есенин, на карту поставив
Жизнь и честь перед стаей лжецов,
Гнев пророка «Страной негодяев»
В лица главных швырял подлецов.
Потому как душе лишь привычней,
Не уму, а душе лишь одной,
Где лиричней, а где сатиричней –
Выбрать лиры сердечный настрой.
ТРОПИНКА ЛЕЖИТ НА ИСТЁРТЫХ КОРНЯХ...
Тропинка лежит на истёртых корнях,
Не путь – испытанье Господне.
Ещё говорят: нету правды в ногах,
В ногах-то и правда сегодня.
По саду иду и под ноги гляжу,
Глаза лишь на миг поднимая.
А в кронах такая цветущая жуть,
Такая свобода шальная!
Вокруг сногсшибающий запах такой,
Что чувствуешь духом и телом,
Как кружится, кружится шар наш земной
В просторе сиренево-белом.
И я уже знаю коварный исход
По майскому саду круженья –
Уж если не корень подножкой собьёт,
Так пьяный настой от цветенья.
Я, КОНЕЧНО ЖЕ, И ГРЕШНИКОВ ЛЮБЛЮ...
Он сказал: «Страшитесь Божьего огня.
Я, конечно же, и грешников люблю,
Но прославлю прославляющих Меня,
А бесславящих Меня – посрамлю».
ВОРОБЬИ ДЕРУТСЯ В СВЕЖЕЙ КРОНЕ...
Воробьи дерутся в свежей кроне,
До небес подняв шумливый писк.
Словно бы в закусочной «У Лёни»,
Напились и всклень, и взвень, и вдрызг.
Видно, в кроне мало им простора,
Вон какая битва разожглась!
Миг, и вот уже пернатых свора
С веток встрепенувшихся снялась.
Носятся, крикливой стаей вьются,
И с натугой отмечает взор,
Что летят, летят, а всё дерутся,
Всё не стихнет вспыхнувший раздор.
КАК ЗАСОХШИЙ ТЕРНОВНИК...
Путину
За былые года
Срок терпения вышел.
Умных слов никогда
От тебя я не слышал.
Твоё слово звучит,
Как засохший терновник,
Словно цифры твердит
Канцелярский чиновник.
CТРАШНО КАЧАЕТ ДЕРЕВЬЯ...
Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
Словно природы кочевье
Путь совершает земной.
В шуме листвы хлопотливом,
В диком порыве ветвей
По городам и по нивам
Хлещет рекою своей.
Странное это стремленье!
Бьётся, как порванный флаг.
Хочет пропасть в отдаленье,
А от окна – ни на шаг.
И, как деревья бушуя,
Душу я тешу свою,
Но, в шуме листьев кочуя,
Всё у окошка стою.
Странное это кочевье
Нынче случилось со мной.
Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
(Продолжение следует)
