ВЛАДИМИРУ ВЫСОЦКОМУ

Везло мне больше, брат мой, чем тебе:

подольше те же рыла измывались.

Я прятал горе, словно плод – физалис,

за броский вид готовности к борьбе.

 

Нужны на грани гибели дела

тому, чей голос должен быть не слышен,

весь сказ о ком от зависти облыжен...

 

По всей стране таких лежат тела ,

и на крестах сотрётся след имён –

в каком-то смысле, без вести пропали;

но и при славе выжил бы едва ли

с опасной меткой «больно уж умён».

 

Прости там мне, что всё ещё я жив,

толкую тех, кого ты знаешь лучше,

что тон порой – не мне бы, а кликуше...

 

Но в главном, слове, тоже не фальшив.

Мне святы тож традиция и долг,

и струн поверх натянутые нервы,

и не пусты про собственные жертвы,

увы, слова и мысли про итог.

 

Поздравь себя, что вот уж века треть

пяток сидит твоей гитары в нише.

Отметь: калибром, может быть, пониже...

Смягчись: ...ну, это надо посмотреть.

 

Они поймут. Понятлив вестник тот,

в ком нет восторга выслуги и чина,

кому такой, как ты, и есть вершина

и кто блюдёт порядок честных нот.