ВЛАДИМИРУ ВЫСОЦКОМУ
Везло мне больше, брат мой, чем тебе:
подольше те же рыла измывались.
Я прятал горе, словно плод – физалис,
за броский вид готовности к борьбе.
Нужны на грани гибели дела
тому, чей голос должен быть не слышен,
весь сказ о ком от зависти облыжен...
По всей стране таких лежат тела ,
и на крестах сотрётся след имён –
в каком-то смысле, без вести пропали;
но и при славе выжил бы едва ли
с опасной меткой «больно уж умён».
Прости там мне, что всё ещё я жив,
толкую тех, кого ты знаешь лучше,
что тон порой – не мне бы, а кликуше...
Но в главном, слове, тоже не фальшив.
Мне святы тож традиция и долг,
и струн поверх натянутые нервы,
и не пусты про собственные жертвы,
увы, слова и мысли про итог.
Поздравь себя, что вот уж века треть
пяток сидит твоей гитары в нише.
Отметь: калибром, может быть, пониже...
Смягчись: ...ну, это надо посмотреть.
Они поймут. Понятлив вестник тот,
в ком нет восторга выслуги и чина,
кому такой, как ты, и есть вершина
и кто блюдёт порядок честных нот.
