Плоты
ПЛОТЫ
Без Меня согнутся
между узниками
и падут между убитыми...
Ис. 10, 4
1.
Лишь только вода коренная
Сходила в протоке степной,
Затёсами брёвен сверкая,
Плоты из далёкого края,
Вдоль старых домов проплывая,
Сезон открывали сплавной.
2.
Сначала игрушечный, пробный,
Лишь в два нешироких звена,
Плыл плотик по-девичьи робкий,
И, лёгких, продетых под скобки,
Была пара вёсел видна.
3.
Казалось – с великим испугом,
Задолго еще до моста,
Гребцы всё ругались друг с другом,
Надёжней в броске чтоб упругом
И легче была бы взята
Опасная эта черта.
4.
Мальцы, мы упорно бежали
За маленьким первым плотом;
Смотрели, как вёсла взлетали
И в тёмной воде застывали,
И снова взлетали потом,
И вдруг – на весу – проплывали
Под жутко мелькнувшим мостом.
5.
Была эта ласточка – первой,
А после совсем без числа
В своей аккуратности мерной
Флотилия брёвен плыла.
И нам открывалось наверно,
Какая в том польза была.
6.
Дровами мы печки топили;
Из дерева стулья, столы,
Кровати, шкафы мастерили;
Из брёвен дома возводили;
Из досок – заборы, полы;
Из чурок игрушки точили;
И как-то опилки варили
И делали, нам говорили,
Тетради, которые были,
Как пена речная, белы.
7.
Да что, всех из дерева грузов –
Эльбрус, что над миром царил,
И даже полуторки кузов
Из досок покрашенных был!
8.
Сосед наш, шофёр дядя Миша,
В ограду, бывало, въезжал,
И, голос мотора заслыша,
Я мигом навстречу бежал.
9.
Приветливо хлопала дверца,
И, дюже на слово востёр,
Сосед заводил разговор:
“Уж ноныча всыпем ей перца,
От самого, значица, сердца!..
Лишь ты бы удобней уселся
Ко мне на колени, шофёр!”
10.
И я поудобней садился,
В стекло ветровое смотрел,
И “газик” наш тихо катился,
И двор, словно речка, струился,
Всё скрыться за кузов хотел.
Учитель мой пел, веселился,
Сопел, а порой и сердился.
И шибко я этим гордился,
И лихо баранкой вертел.
11.
Но в фырканьях, всхлипах и всхрапах
Жар нашей полуторки тух.
И вот на колёсах разлапых
Она, как вздремнувший петух,
Стояла под ругань старух,
Но был я и нем к ним, и глух...
О, сладкий бензиновый запах!
Железа и дерева дух!..
12.
Конечно, проточная свежесть
Всё это сводила на нет;
С моста
деревянного
свесясь,
Гребцам мы смотрели во след.
13.
А те и грести уж забыли;
Откуда и смелость бралась –
Стояли у вёсел, курили,
О чем-то подолгу смеясь...
14.
Но, чтобы нам, малым мальчишкам,
От скуки весенней поры
Совсем не пропасть и не слишком
Запруживать наши дворы,
На смену плотам-коротышкам
(Как мы их прозвали, кубышкам),
С верховий шли в хрипах, одышках,
С жильём у костров и дымишком,
С висевшим на кольях бельишком,
Плотищи, под стать городишкам, –
В настоях смолистой коры.
15.
И нынче в житейской запарке,
Лишь только почую густой
В расплавленном воздухе жарком
Сосновой коры перестой,
В картине привычной и яркой
Вдруг видятся передо мной
Плоты в два квартала длиной.
16.
Тела их из нескольких звеньев,
Изгиб повторявших реки, –
С какой-то изысканной ленью
(Неважно, что были тяжки),
Тихонько спрямляло теченье,
Но больше –
покорное рвенье,
Громаднейших вёсел гребки.
17.
Теперь уж не парою вёсел,
А сразу шестью, восемью,
Чтоб ход был, пусть труден, но сносен,
И берег с яругой не грозен, –
Гребцы в стрежневую струю
18.
Всей мускульной мощью врезались:
“Бей левой! бей правой!”, – крича.
И плёсы вдали открывались,
И шли перекаты, журча.
19.
Большие плоты прибивались
К яружине, где каланча.
20.
Уже впереди возвышались
Быки мостовые. Урча,
Речные валы устремлялись
К бокам водорезов, взрывались,
Хлестали
устои
сплеча.
21.
Большие плоты не решались
Вести под мостом сгоряча.
22.
Плоты отдыхали у яра,
Свежо и смолисто дыша;
И тут городишко наш старый
Вдруг словно в какие-то чары
Впадал,
на яругу спеша.
23.
Иные над речкой стояли
И, греясь на солнце, без слов,
С крутой высоты наблюдали,
Как всё исчезало с плотов –
Как ветки с конур убирали,
Растяжки и вёсла снимали,
Железа листы от костров.
24.
Другие с обрыва сигали
И, сбросив с себя до трусов
Всё, чем телеса покрывали,
На плот по доске забегали
И в воду с разбега ныряли
И, вынырнув, лихом кричали,
И этим купанье кончали, –
Водица была будь здоров!
25.
А третьи, присев к плотогонам,
Где ивы прибрежные шли,
С каким-то особым жаргоном
Распросы о сплаве вели,
Дивились великим уронам
В верховьях саянской земли,
Которые с каждым сезоном
Леса вековые несли.
26.
Куда-то девалась беспечность,
Ворчали: “Не шибко моги...
А баяли, будто бы вечность
Лесину нам брать из тайги...”
27.
И вскоре, всегда на закате,
Гоня угрожающий вал,
Большой ленгидэповский катер,
Качаясь, к плотам подплывал.
28.
Проворно концы отдавали,
И катер, прижавшись к плоту,
Горячий и дымный вначале,
Как будто застыв на лету,
С намёком о цели едва ли,
Стоял, как солдат на посту,
Но мы, наблюдавшие, знали
Задачу военную ту.
29.
С восходом июньского солнца
Чудной начинался аврал.
(И видеть его вам придётся
Со мною; пусть слишком уж мал,
Над яром, как нынче сдаётся,
Я утром всех раньше стоял)...
30.
Спускались к воде плотогоны,
Тяжёлые вёсла неся,
И первых гребков по затону
Средь вёсельных скрипов и стонов
Круги расходились, скользя.
31.
И катер, стоять не отчаясь,
Всё ждет на серёдке и ждет,
Когда самый первый отчалит
К деревьям прикрученный плот;
Но вот, на волнах чуть качаясь,
К мосту уж махина плывёт.
32.
И катер, зависший на месте,
Красиво подходит к хвосту,
Красиво – умение взвесьте! –
Берёт на буксир честь по чести
Отчаливший плот на ходу;
И вот они замерли вместе,
Как будто не в речке, а в тесте
Вершат церемонию ту.
33.
И мощно напрягшийся катер,
Борясь со стремниною вод,
Выводит на самый фарватер
Натянутый в линию плот;
И между быками, как в кратер,
Где всё и кипит, и ревёт, –
Цепочка прицельно плывёт...
34.
А катер работал, работал
И в галечник ткнулся в конце,
И видел я капельки пота
На штурманском красном лице,
И было оно – да чего там! –
В каком-то сиявшем венце...
35.
Но годы другие бывали –
Без спеха,
ругни,
суеты;
По целому лету стояли
Вдоль нашего яра плоты.
36.
И остро, как пролитой бражкой,
Всё лето пах берег крутой
Корой, бело-розовой кашкой
И свежей проточной водой.
37.
Обычно меж берегом речки
И краем ребристых плотов,
К обеду нагретых, как печки,
Довольно широкий был ров,
В который, страшась, как овечки,
Сигали мальцы без штанов.
38.
А в речку свалившись, стремились
Стрелой из воды и щепья.
Волчком в промежутке крутились
И, словно бы с жизнью простились,
Как медная горстка копья,
Шли дружно под воду, вопя,
Но, видимо, свыше хранились –
На берег живьём выносились,
Удачливый опыт копя...
39.
Так плавать в Сибири учились.
Так плавать учился и я...
40.
Потом уж, набравшись уменья,
Нырял я с плота в быстрину,
И наискось, против теченья,
Вздымая рывками волну,
В заречную плыл тишину,
Где в роще, смягчённое тенью,
Искристой листвы шелестенье,
И птиц щебетанье и пенье;
А ближе к воде, в отдаленьи,
Где сглаживал сход крутизну,
Жарою дыша и томленьем,
Рассыпал песок желтизну.
41.
О, Боже! что было блаженней
Лежать и дремать на песке
И кожею чувствовать жженье
И бег муравья по руке,
И в теле во всем расслабленье,
В блаженный покой погруженье,
Неведомой лени служенье
От всяких забот вдалеке.
42.
И если б над этою тишью
Пусть даже над ухом, в упор,
Смешок прозвучал дяди Миши:
“Давай за баранку, шофер!”, –
Его бы я вряд ли расслышал,
И лишь на песке бы, что пышет
И призрачно воздух колышет,
Свободнее руки простёр!..
43.
Но вот уж и солнце садится,
И ты поневоле встаёшь,
И кажется жгучей водица,
И к дальним плотам ты плывёшь,
И тело, как вольная птица,
Что клетку покинуть стремится,
Сквозь струи
журчащие
мчится,
Сгоняя напавшую дрожь.
44.
Берёшь бок лесины с налёта.
Одежда на месте лежит.
Но давит неловкое что-то;
Уж тут не забава – работа
На брёвнах вечерних кипит.
45.
Как будто бы в росте уменьшен,
Одежды накинешь тряпьё
На тело нагое своё –
У края с полдюжины женщин
Смеются, стирая бельё.
46.
На брёвнах с отпавшей корою
И мылят, и скалками бьют,
И чистой полощут водою,
И в тазики, выжав, кладут.
47.
Закатные блики плывут.
Сбегаешь на берег доскою,
И путь твой неловок и крут...
48.
Но вот, успевало лишь утро
Зарёю в протоку упасть,
Как разом, послушно и круто,
Менялась на заводи власть.
49.
Еще в дымном мареве дали,
Но люден уж берег реки.
Как мухи, плоты облепляли
Различных сортов рыбаки.
Здесь всякое утро бывали
Преклонной поры старики.
На стульях складных восседали
Почтительных лет мужики.
И те, кому не позволяли
Жениться годочки-годки.
И те, кого все отгоняли:
“А ну потеснитесь, мальки!”
50.
И все – в воду снасти бросали,
Следя, как плывут поплавки...
51.
Бывало, сидишь и сторожко
Ждёшь трепетной дрожи уды.
Нырок поплавка! – и сорожка
Летит,
трепеща,
из воды!
52.
И вот уж сорожка на снизке,
И леску натянет вконец,
И голос послышится близкий:
“Вот это малец так малец!”
53.
И тут, как бывает, до кучи
Вся рыба тебе на крючок –
И окунь, и ёршик колючий,
И редкий в округе ленок.
И, как заклинанье под кручей,
Разносится возглас могучий:
“Побойся же Бога, сынок...”
54.
Однажды вдвоём мы сидели
С одним пожилым рыбаком.
Сорожки клевать не хотели,
Минуты тоскливо летели,
А мы всё сидели молчком.
55.
“А знаешь, – бесстрастно вначале
Сказал он, над снастью привстав, –
Лес раньше в плотах не гоняли”. –
“А как же?” – “Тогда называли
Все эти дела – самосплав.
Лесины по речке пускали;
Те сами себя и сплавляли.
А ниже им путь заграждали,
Кошель поперек создавали,
Цепочками бревна вязали,
На трос их стальной нанизав...”
56.
Ногами усердно потопав,
На плёс он кивнул головой:
“Вон там вон, дружок, у Гортопа,
Кошель и у нас был такой.
57.
Подбросивши жерди-подстилки,
Мы брёвна от самой воды
Катили наверх к лесопилке,
Имея паёк за труды.
Тряслись от натуги поджилки.
А долго ли так до беды?
58.
И, право, беда не щадила.
Надсадных, простудных полно.
А сколько покрепче схватило
Болезней – и знать не дано...
Да скольких еще задавило
Проклятое это бревно...
59.
Но кто же считал – грохотала
Такая война над страной,
Что всем доставалось не мало.
Мужицкая плоть воевала,
Навеки братаясь с землей,
А женская – насмерть стояла
У домны, станка и штурвала,
На рубке, в бригаде сплавной.
60.
Взять нашу шарашку хотя бы:
По племени-роду – весь мир,
А так – молодухи да бабы,
И я среди них – командир,
С сухою рукой, но не слабый,
До всякой работы вампир.
61.
Бывалыча, солнышко встало –
Уж в лодке, багришко в руке,
И всё разгребаешь завалы
В запруженной лесом реке.
62.
А были запоры лихие,
Так брёвнами сгруды забьёт,
Что вряд ли помогут святые,
Одно лишь тебя и спасёт –
Бабёнок взъерошенный взвод;
От вечной натуги литые,
Горластые и молодые,
Они всем наукам в обход
Придумают штуки такие,
Что спёртые брёвна шальные
(Торчат как щетина иные!)
Становятся точно ручные,
И каждое в заводь плывет,
Где в воду забредши их ждет
Всё тот же грудастый народ.
63.
Бывали и сбои, конечно.
Иная скользнет под затор,
И в памяти нашей – навечно.
А чем же поможешь сердечной,
В руках-то один лишь багор...”
64.
Сосед мой, примолкнув, проверил,
Не гол ли на леске крючок,
Дно удочкой ловко замерил,
Слегка подтянул поплавок
И, хмыкнув, добавил: “По-зверьи
Могуч, – на себе, брат, проверил, –
Под брёвна летящий поток:
Схватился за трос, сивый мерин,
И вылез наверх, а не то б...”
65.
Сухою рукой на минутку
Прижав самосада кисет,
Другою свернул самокрутку
Вконец опечаленный дед,
И как же под дедову дудку,
Взгрустнувшую вдруг не на шутку,
Не сдаться печали в ответ?
66.
Я вспомнил минувшее лето,
Жарою пылающий день
И как мы на брёвнах нагретых
Лежали, и встать было лень,
И, вёслами хлюпая где-то
Вблизи, лодки двигалась тень
К плоту в блеске знойного света,
И стук – словно палкой о пень;
67.
И лёгкое булькнуло что-то;
И разом взметнувший нас крик
Каким-то, как молния, лётом
Аж в самое сердце проник...
Аркашка, весь мокрый от пота,
И с губ не сбегающий тик...
68.
Под плот он нырял за братишкой,
И жутко бурлящая мгла,
На узников падкая слишком,
Его затянуть не могла...
69.
Всё реже встречался он с нами,
Аркашка, наш признанный вождь.
Как рак-перестарок с клешнями,
Был отчим его с кулаками
Огромными – желчен и тощ.
Аркашка ходил с синяками,
С плясавшими в тике губами;
Зачах и сломился, как хвощ.
70.
А вскоре уехал Аркашка
С семейством куда-то на Дон.
Растаяла дымка времен,
И там, где по берегу кашка,
Лишь Петькин темнеет затон.
71.
И стоит взгрустнуть лишь немножко,
Как вот уж и мистика слов:
Наверно, та малая крошка,
Играя со мной, понарошку,
Садила на жала крючков
Ельца и леща, и сорожку,
Ершей, окуней и ленков...
72.
Давно не стоял я, однако,
На этом высоком яру.
Затон, избавляясь от мрака,
Снегами сверкнул поутру.
73.
Вчера мы отца схоронили,
И вот я в угрюмой тоске
И в горе, что сердце давили,
Пришел постоять на реке,
Припомнить далёкие были,
Следы на вчерашнем песке.
74.
Белее, чем платье невесты,
Сплетённые снегом пласты,
Забытой степной чистоты,
Лежали на Петькином месте,
Где раньше качались плоты.
75.
Плотов, что мне снятся доныне
Под яром, где прочим под стать
Купаться любил, загорать, –
И летом уж нету впомине,
Как нынче сказала мне мать.
76.
“А может, и к лучшему это.
За все свои долгие дни
Не мало мальчонков со света,
Проклятые, сжили они.
Стоят как дурная примета...
Придешь за водицей с рассвета
И туточки вспомнишь про это –
Война, лесосплав, трудодни...”
77.
Ах, мама! всё та же ты, право,
И седенькой бабушкой став...
Печальную, горькую славу
Военной поры лесосплава
Сверхновый сменил лесосплав!
78.
Я ехал в наш край енисейский,
Жестокою вестью убит,
Смотрел, как равнина летит,
Как лес в белой ризе блестит, –
Но встречные
наглостью дерзкой
Составы
весь портили
вид.
79.
Набитые лесом сибирским,
Плотней, чем речные плоты,
В стремленьи настырном и быстром,
Такой неземной длинноты,
Они проносились со свистом
В печальном просторе искристом,
Как залпы зениток, часты.
80.
Мы долго с соседом стояли
В курилке, а грузы неслись.
Он сплюнул: “Чтоб черти их взяли!
Опять нам пейзаж измарали...
Ну, Русь, матка-боска, держись!
Саяны насквозь обобрали,
Теперь за Приморье взялись...”
81.
Как раньше в низовья, – на запад
Лесное богатство текло,
Лишь терпкий, казалось мне, запах
Коры да обломанных лапок
До нас донося сквозь стекло.
82.
В круженьи подъёмов и склонов,
Весь мир под колёса гребя,
Составы иных плотогонов
Летели, гремя и скрипя,
Стараясь и нас из вагонов
Втянуть заодно под себя.
83.
Всё плыло и слева и справа
Во всю ширину и длину,
Владельцы сверхнового сплава
Куда-то огромной оравой
Огромную гнали страну.
84.
И было им проще и лучше
Справляться со сплавом одним –
Такой удивительный случай! –
Не нужен ни друг, ни попутчик,
Ни прочий какой-нибудь субчик;
Их всех бы докучливой кучей –
Под брёвна! к русалкам речным!..
85.
Ах, мама! не так уж и долго
Смогла ты пожить без плотов,
Без цепкой той памяти – только
Всего-то с десяток годков;
И горько от этого, горько,
Да, видимо, жребий таков.
86.
Под старость она и сказалась,
Работа по пояс в воде.
Ужасная хворь навязалась.
Беду прибивает к беде.
Одна лишь могилка осталась...
И где оно, прошлое, где?..
87.
Я шел вдоль железной дороги,
Лесок был осенний совсем.
Зачем занесли меня ноги
Сюда – уж не знаю, зачем.
Я думал о маме, о Боге,
Что грех мой велик... Между тем,
88.
Желание вдруг промелькнуло
Идти и идти на восток,
Где весь встрепенулся от гула
Почти облетевший лесок.
Пусть край мой ужасно далёк,
Где молнией жизнь промелькнула,
Где свежей могилы песок...
Прости! я приехать не смог...
89.
Постылых рублей не хватило...
Никто не помог из друзей...
Прости... Но ведь есть еще сила
Дойти до могилы твоей!..
90.
Но бешено вдруг налетело
В грохочущей мощи густой
Состава вселенское тело,
Земли сотрясая устой.
91.
По насыпи взвившимся бесом
Над рухнувшей тишью лесной,
Играя неслыханным весом,
Как будто жестянкой пустой,
Платформы, груженные лесом,
Летели одна за другой.
92.
Летели, летели, летели,
Летели, летели, да так,
Что в воздухе вихри свистели,
И срезы на соснах блестели,
Как высшего качества знак.
93.
На запад, на запад, на запад
Лесное богатство неслось,
И крепко ударивший запах
Коры и обломанных лапок
Пронзил мое сердце насквозь.
94.
И властно по склонам белёсым
С неведомой силой беды
Тянуло под шум, под колёса, –
Как тянут под брёвна откосо
Шальные потоки воды...
95.
О Господи, милый мой Боже!
Дай кротости духа и сил,
Чтоб в мире, опутанном ложью,
Я тихо свой путь совершил;
96.
Чтоб в годы сдирания кожи
С народа, что жил и не жил,
Когда по железнодорожью
Лес плыл за границу и плыл
И нынче плывет сквозь таможни
(Да благо, один бы он был!);
97.
Чтоб в годы бесправья, острожья,
Из грязи великовельможья,
Разбитых и мыслей и крыл, –
98.
Я вышел тропой своей всё же
К погосту, крестам и подножью
Родных и далёких могил...
99.
И к речке, подёрнутой дрожью,
Где так я купаться любил.
28. 03. 2006 г.
День.
Без Меня согнутся
между узниками
и падут между убитыми...
Ис. 10, 4
1.
Лишь только вода коренная
Сходила в протоке степной,
Затёсами брёвен сверкая,
Плоты из далёкого края,
Вдоль старых домов проплывая,
Сезон открывали сплавной.
2.
Сначала игрушечный, пробный,
Лишь в два нешироких звена,
Плыл плотик по-девичьи робкий,
И, лёгких, продетых под скобки,
Была пара вёсел видна.
3.
Казалось – с великим испугом,
Задолго еще до моста,
Гребцы всё ругались друг с другом,
Надёжней в броске чтоб упругом
И легче была бы взята
Опасная эта черта.
4.
Мальцы, мы упорно бежали
За маленьким первым плотом;
Смотрели, как вёсла взлетали
И в тёмной воде застывали,
И снова взлетали потом,
И вдруг – на весу – проплывали
Под жутко мелькнувшим мостом.
5.
Была эта ласточка – первой,
А после совсем без числа
В своей аккуратности мерной
Флотилия брёвен плыла.
И нам открывалось наверно,
Какая в том польза была.
6.
Дровами мы печки топили;
Из дерева стулья, столы,
Кровати, шкафы мастерили;
Из брёвен дома возводили;
Из досок – заборы, полы;
Из чурок игрушки точили;
И как-то опилки варили
И делали, нам говорили,
Тетради, которые были,
Как пена речная, белы.
7.
Да что, всех из дерева грузов –
Эльбрус, что над миром царил,
И даже полуторки кузов
Из досок покрашенных был!
8.
Сосед наш, шофёр дядя Миша,
В ограду, бывало, въезжал,
И, голос мотора заслыша,
Я мигом навстречу бежал.
9.
Приветливо хлопала дверца,
И, дюже на слово востёр,
Сосед заводил разговор:
“Уж ноныча всыпем ей перца,
От самого, значица, сердца!..
Лишь ты бы удобней уселся
Ко мне на колени, шофёр!”
10.
И я поудобней садился,
В стекло ветровое смотрел,
И “газик” наш тихо катился,
И двор, словно речка, струился,
Всё скрыться за кузов хотел.
Учитель мой пел, веселился,
Сопел, а порой и сердился.
И шибко я этим гордился,
И лихо баранкой вертел.
11.
Но в фырканьях, всхлипах и всхрапах
Жар нашей полуторки тух.
И вот на колёсах разлапых
Она, как вздремнувший петух,
Стояла под ругань старух,
Но был я и нем к ним, и глух...
О, сладкий бензиновый запах!
Железа и дерева дух!..
12.
Конечно, проточная свежесть
Всё это сводила на нет;
С моста
деревянного
свесясь,
Гребцам мы смотрели во след.
13.
А те и грести уж забыли;
Откуда и смелость бралась –
Стояли у вёсел, курили,
О чем-то подолгу смеясь...
14.
Но, чтобы нам, малым мальчишкам,
От скуки весенней поры
Совсем не пропасть и не слишком
Запруживать наши дворы,
На смену плотам-коротышкам
(Как мы их прозвали, кубышкам),
С верховий шли в хрипах, одышках,
С жильём у костров и дымишком,
С висевшим на кольях бельишком,
Плотищи, под стать городишкам, –
В настоях смолистой коры.
15.
И нынче в житейской запарке,
Лишь только почую густой
В расплавленном воздухе жарком
Сосновой коры перестой,
В картине привычной и яркой
Вдруг видятся передо мной
Плоты в два квартала длиной.
16.
Тела их из нескольких звеньев,
Изгиб повторявших реки, –
С какой-то изысканной ленью
(Неважно, что были тяжки),
Тихонько спрямляло теченье,
Но больше –
покорное рвенье,
Громаднейших вёсел гребки.
17.
Теперь уж не парою вёсел,
А сразу шестью, восемью,
Чтоб ход был, пусть труден, но сносен,
И берег с яругой не грозен, –
Гребцы в стрежневую струю
18.
Всей мускульной мощью врезались:
“Бей левой! бей правой!”, – крича.
И плёсы вдали открывались,
И шли перекаты, журча.
19.
Большие плоты прибивались
К яружине, где каланча.
20.
Уже впереди возвышались
Быки мостовые. Урча,
Речные валы устремлялись
К бокам водорезов, взрывались,
Хлестали
устои
сплеча.
21.
Большие плоты не решались
Вести под мостом сгоряча.
22.
Плоты отдыхали у яра,
Свежо и смолисто дыша;
И тут городишко наш старый
Вдруг словно в какие-то чары
Впадал,
на яругу спеша.
23.
Иные над речкой стояли
И, греясь на солнце, без слов,
С крутой высоты наблюдали,
Как всё исчезало с плотов –
Как ветки с конур убирали,
Растяжки и вёсла снимали,
Железа листы от костров.
24.
Другие с обрыва сигали
И, сбросив с себя до трусов
Всё, чем телеса покрывали,
На плот по доске забегали
И в воду с разбега ныряли
И, вынырнув, лихом кричали,
И этим купанье кончали, –
Водица была будь здоров!
25.
А третьи, присев к плотогонам,
Где ивы прибрежные шли,
С каким-то особым жаргоном
Распросы о сплаве вели,
Дивились великим уронам
В верховьях саянской земли,
Которые с каждым сезоном
Леса вековые несли.
26.
Куда-то девалась беспечность,
Ворчали: “Не шибко моги...
А баяли, будто бы вечность
Лесину нам брать из тайги...”
27.
И вскоре, всегда на закате,
Гоня угрожающий вал,
Большой ленгидэповский катер,
Качаясь, к плотам подплывал.
28.
Проворно концы отдавали,
И катер, прижавшись к плоту,
Горячий и дымный вначале,
Как будто застыв на лету,
С намёком о цели едва ли,
Стоял, как солдат на посту,
Но мы, наблюдавшие, знали
Задачу военную ту.
29.
С восходом июньского солнца
Чудной начинался аврал.
(И видеть его вам придётся
Со мною; пусть слишком уж мал,
Над яром, как нынче сдаётся,
Я утром всех раньше стоял)...
30.
Спускались к воде плотогоны,
Тяжёлые вёсла неся,
И первых гребков по затону
Средь вёсельных скрипов и стонов
Круги расходились, скользя.
31.
И катер, стоять не отчаясь,
Всё ждет на серёдке и ждет,
Когда самый первый отчалит
К деревьям прикрученный плот;
Но вот, на волнах чуть качаясь,
К мосту уж махина плывёт.
32.
И катер, зависший на месте,
Красиво подходит к хвосту,
Красиво – умение взвесьте! –
Берёт на буксир честь по чести
Отчаливший плот на ходу;
И вот они замерли вместе,
Как будто не в речке, а в тесте
Вершат церемонию ту.
33.
И мощно напрягшийся катер,
Борясь со стремниною вод,
Выводит на самый фарватер
Натянутый в линию плот;
И между быками, как в кратер,
Где всё и кипит, и ревёт, –
Цепочка прицельно плывёт...
34.
А катер работал, работал
И в галечник ткнулся в конце,
И видел я капельки пота
На штурманском красном лице,
И было оно – да чего там! –
В каком-то сиявшем венце...
35.
Но годы другие бывали –
Без спеха,
ругни,
суеты;
По целому лету стояли
Вдоль нашего яра плоты.
36.
И остро, как пролитой бражкой,
Всё лето пах берег крутой
Корой, бело-розовой кашкой
И свежей проточной водой.
37.
Обычно меж берегом речки
И краем ребристых плотов,
К обеду нагретых, как печки,
Довольно широкий был ров,
В который, страшась, как овечки,
Сигали мальцы без штанов.
38.
А в речку свалившись, стремились
Стрелой из воды и щепья.
Волчком в промежутке крутились
И, словно бы с жизнью простились,
Как медная горстка копья,
Шли дружно под воду, вопя,
Но, видимо, свыше хранились –
На берег живьём выносились,
Удачливый опыт копя...
39.
Так плавать в Сибири учились.
Так плавать учился и я...
40.
Потом уж, набравшись уменья,
Нырял я с плота в быстрину,
И наискось, против теченья,
Вздымая рывками волну,
В заречную плыл тишину,
Где в роще, смягчённое тенью,
Искристой листвы шелестенье,
И птиц щебетанье и пенье;
А ближе к воде, в отдаленьи,
Где сглаживал сход крутизну,
Жарою дыша и томленьем,
Рассыпал песок желтизну.
41.
О, Боже! что было блаженней
Лежать и дремать на песке
И кожею чувствовать жженье
И бег муравья по руке,
И в теле во всем расслабленье,
В блаженный покой погруженье,
Неведомой лени служенье
От всяких забот вдалеке.
42.
И если б над этою тишью
Пусть даже над ухом, в упор,
Смешок прозвучал дяди Миши:
“Давай за баранку, шофер!”, –
Его бы я вряд ли расслышал,
И лишь на песке бы, что пышет
И призрачно воздух колышет,
Свободнее руки простёр!..
43.
Но вот уж и солнце садится,
И ты поневоле встаёшь,
И кажется жгучей водица,
И к дальним плотам ты плывёшь,
И тело, как вольная птица,
Что клетку покинуть стремится,
Сквозь струи
журчащие
мчится,
Сгоняя напавшую дрожь.
44.
Берёшь бок лесины с налёта.
Одежда на месте лежит.
Но давит неловкое что-то;
Уж тут не забава – работа
На брёвнах вечерних кипит.
45.
Как будто бы в росте уменьшен,
Одежды накинешь тряпьё
На тело нагое своё –
У края с полдюжины женщин
Смеются, стирая бельё.
46.
На брёвнах с отпавшей корою
И мылят, и скалками бьют,
И чистой полощут водою,
И в тазики, выжав, кладут.
47.
Закатные блики плывут.
Сбегаешь на берег доскою,
И путь твой неловок и крут...
48.
Но вот, успевало лишь утро
Зарёю в протоку упасть,
Как разом, послушно и круто,
Менялась на заводи власть.
49.
Еще в дымном мареве дали,
Но люден уж берег реки.
Как мухи, плоты облепляли
Различных сортов рыбаки.
Здесь всякое утро бывали
Преклонной поры старики.
На стульях складных восседали
Почтительных лет мужики.
И те, кому не позволяли
Жениться годочки-годки.
И те, кого все отгоняли:
“А ну потеснитесь, мальки!”
50.
И все – в воду снасти бросали,
Следя, как плывут поплавки...
51.
Бывало, сидишь и сторожко
Ждёшь трепетной дрожи уды.
Нырок поплавка! – и сорожка
Летит,
трепеща,
из воды!
52.
И вот уж сорожка на снизке,
И леску натянет вконец,
И голос послышится близкий:
“Вот это малец так малец!”
53.
И тут, как бывает, до кучи
Вся рыба тебе на крючок –
И окунь, и ёршик колючий,
И редкий в округе ленок.
И, как заклинанье под кручей,
Разносится возглас могучий:
“Побойся же Бога, сынок...”
54.
Однажды вдвоём мы сидели
С одним пожилым рыбаком.
Сорожки клевать не хотели,
Минуты тоскливо летели,
А мы всё сидели молчком.
55.
“А знаешь, – бесстрастно вначале
Сказал он, над снастью привстав, –
Лес раньше в плотах не гоняли”. –
“А как же?” – “Тогда называли
Все эти дела – самосплав.
Лесины по речке пускали;
Те сами себя и сплавляли.
А ниже им путь заграждали,
Кошель поперек создавали,
Цепочками бревна вязали,
На трос их стальной нанизав...”
56.
Ногами усердно потопав,
На плёс он кивнул головой:
“Вон там вон, дружок, у Гортопа,
Кошель и у нас был такой.
57.
Подбросивши жерди-подстилки,
Мы брёвна от самой воды
Катили наверх к лесопилке,
Имея паёк за труды.
Тряслись от натуги поджилки.
А долго ли так до беды?
58.
И, право, беда не щадила.
Надсадных, простудных полно.
А сколько покрепче схватило
Болезней – и знать не дано...
Да скольких еще задавило
Проклятое это бревно...
59.
Но кто же считал – грохотала
Такая война над страной,
Что всем доставалось не мало.
Мужицкая плоть воевала,
Навеки братаясь с землей,
А женская – насмерть стояла
У домны, станка и штурвала,
На рубке, в бригаде сплавной.
60.
Взять нашу шарашку хотя бы:
По племени-роду – весь мир,
А так – молодухи да бабы,
И я среди них – командир,
С сухою рукой, но не слабый,
До всякой работы вампир.
61.
Бывалыча, солнышко встало –
Уж в лодке, багришко в руке,
И всё разгребаешь завалы
В запруженной лесом реке.
62.
А были запоры лихие,
Так брёвнами сгруды забьёт,
Что вряд ли помогут святые,
Одно лишь тебя и спасёт –
Бабёнок взъерошенный взвод;
От вечной натуги литые,
Горластые и молодые,
Они всем наукам в обход
Придумают штуки такие,
Что спёртые брёвна шальные
(Торчат как щетина иные!)
Становятся точно ручные,
И каждое в заводь плывет,
Где в воду забредши их ждет
Всё тот же грудастый народ.
63.
Бывали и сбои, конечно.
Иная скользнет под затор,
И в памяти нашей – навечно.
А чем же поможешь сердечной,
В руках-то один лишь багор...”
64.
Сосед мой, примолкнув, проверил,
Не гол ли на леске крючок,
Дно удочкой ловко замерил,
Слегка подтянул поплавок
И, хмыкнув, добавил: “По-зверьи
Могуч, – на себе, брат, проверил, –
Под брёвна летящий поток:
Схватился за трос, сивый мерин,
И вылез наверх, а не то б...”
65.
Сухою рукой на минутку
Прижав самосада кисет,
Другою свернул самокрутку
Вконец опечаленный дед,
И как же под дедову дудку,
Взгрустнувшую вдруг не на шутку,
Не сдаться печали в ответ?
66.
Я вспомнил минувшее лето,
Жарою пылающий день
И как мы на брёвнах нагретых
Лежали, и встать было лень,
И, вёслами хлюпая где-то
Вблизи, лодки двигалась тень
К плоту в блеске знойного света,
И стук – словно палкой о пень;
67.
И лёгкое булькнуло что-то;
И разом взметнувший нас крик
Каким-то, как молния, лётом
Аж в самое сердце проник...
Аркашка, весь мокрый от пота,
И с губ не сбегающий тик...
68.
Под плот он нырял за братишкой,
И жутко бурлящая мгла,
На узников падкая слишком,
Его затянуть не могла...
69.
Всё реже встречался он с нами,
Аркашка, наш признанный вождь.
Как рак-перестарок с клешнями,
Был отчим его с кулаками
Огромными – желчен и тощ.
Аркашка ходил с синяками,
С плясавшими в тике губами;
Зачах и сломился, как хвощ.
70.
А вскоре уехал Аркашка
С семейством куда-то на Дон.
Растаяла дымка времен,
И там, где по берегу кашка,
Лишь Петькин темнеет затон.
71.
И стоит взгрустнуть лишь немножко,
Как вот уж и мистика слов:
Наверно, та малая крошка,
Играя со мной, понарошку,
Садила на жала крючков
Ельца и леща, и сорожку,
Ершей, окуней и ленков...
72.
Давно не стоял я, однако,
На этом высоком яру.
Затон, избавляясь от мрака,
Снегами сверкнул поутру.
73.
Вчера мы отца схоронили,
И вот я в угрюмой тоске
И в горе, что сердце давили,
Пришел постоять на реке,
Припомнить далёкие были,
Следы на вчерашнем песке.
74.
Белее, чем платье невесты,
Сплетённые снегом пласты,
Забытой степной чистоты,
Лежали на Петькином месте,
Где раньше качались плоты.
75.
Плотов, что мне снятся доныне
Под яром, где прочим под стать
Купаться любил, загорать, –
И летом уж нету впомине,
Как нынче сказала мне мать.
76.
“А может, и к лучшему это.
За все свои долгие дни
Не мало мальчонков со света,
Проклятые, сжили они.
Стоят как дурная примета...
Придешь за водицей с рассвета
И туточки вспомнишь про это –
Война, лесосплав, трудодни...”
77.
Ах, мама! всё та же ты, право,
И седенькой бабушкой став...
Печальную, горькую славу
Военной поры лесосплава
Сверхновый сменил лесосплав!
78.
Я ехал в наш край енисейский,
Жестокою вестью убит,
Смотрел, как равнина летит,
Как лес в белой ризе блестит, –
Но встречные
наглостью дерзкой
Составы
весь портили
вид.
79.
Набитые лесом сибирским,
Плотней, чем речные плоты,
В стремленьи настырном и быстром,
Такой неземной длинноты,
Они проносились со свистом
В печальном просторе искристом,
Как залпы зениток, часты.
80.
Мы долго с соседом стояли
В курилке, а грузы неслись.
Он сплюнул: “Чтоб черти их взяли!
Опять нам пейзаж измарали...
Ну, Русь, матка-боска, держись!
Саяны насквозь обобрали,
Теперь за Приморье взялись...”
81.
Как раньше в низовья, – на запад
Лесное богатство текло,
Лишь терпкий, казалось мне, запах
Коры да обломанных лапок
До нас донося сквозь стекло.
82.
В круженьи подъёмов и склонов,
Весь мир под колёса гребя,
Составы иных плотогонов
Летели, гремя и скрипя,
Стараясь и нас из вагонов
Втянуть заодно под себя.
83.
Всё плыло и слева и справа
Во всю ширину и длину,
Владельцы сверхнового сплава
Куда-то огромной оравой
Огромную гнали страну.
84.
И было им проще и лучше
Справляться со сплавом одним –
Такой удивительный случай! –
Не нужен ни друг, ни попутчик,
Ни прочий какой-нибудь субчик;
Их всех бы докучливой кучей –
Под брёвна! к русалкам речным!..
85.
Ах, мама! не так уж и долго
Смогла ты пожить без плотов,
Без цепкой той памяти – только
Всего-то с десяток годков;
И горько от этого, горько,
Да, видимо, жребий таков.
86.
Под старость она и сказалась,
Работа по пояс в воде.
Ужасная хворь навязалась.
Беду прибивает к беде.
Одна лишь могилка осталась...
И где оно, прошлое, где?..
87.
Я шел вдоль железной дороги,
Лесок был осенний совсем.
Зачем занесли меня ноги
Сюда – уж не знаю, зачем.
Я думал о маме, о Боге,
Что грех мой велик... Между тем,
88.
Желание вдруг промелькнуло
Идти и идти на восток,
Где весь встрепенулся от гула
Почти облетевший лесок.
Пусть край мой ужасно далёк,
Где молнией жизнь промелькнула,
Где свежей могилы песок...
Прости! я приехать не смог...
89.
Постылых рублей не хватило...
Никто не помог из друзей...
Прости... Но ведь есть еще сила
Дойти до могилы твоей!..
90.
Но бешено вдруг налетело
В грохочущей мощи густой
Состава вселенское тело,
Земли сотрясая устой.
91.
По насыпи взвившимся бесом
Над рухнувшей тишью лесной,
Играя неслыханным весом,
Как будто жестянкой пустой,
Платформы, груженные лесом,
Летели одна за другой.
92.
Летели, летели, летели,
Летели, летели, да так,
Что в воздухе вихри свистели,
И срезы на соснах блестели,
Как высшего качества знак.
93.
На запад, на запад, на запад
Лесное богатство неслось,
И крепко ударивший запах
Коры и обломанных лапок
Пронзил мое сердце насквозь.
94.
И властно по склонам белёсым
С неведомой силой беды
Тянуло под шум, под колёса, –
Как тянут под брёвна откосо
Шальные потоки воды...
95.
О Господи, милый мой Боже!
Дай кротости духа и сил,
Чтоб в мире, опутанном ложью,
Я тихо свой путь совершил;
96.
Чтоб в годы сдирания кожи
С народа, что жил и не жил,
Когда по железнодорожью
Лес плыл за границу и плыл
И нынче плывет сквозь таможни
(Да благо, один бы он был!);
97.
Чтоб в годы бесправья, острожья,
Из грязи великовельможья,
Разбитых и мыслей и крыл, –
98.
Я вышел тропой своей всё же
К погосту, крестам и подножью
Родных и далёких могил...
99.
И к речке, подёрнутой дрожью,
Где так я купаться любил.
28. 03. 2006 г.
День.
