Он поздоровался, закашлялся...

* * *
Он поздоровался, закашлялся
И в помещение вошел.
Мы поняли, что он стесняется,
И беден, и вообще осел.
 
А значит, в наши помещения
Он будет часто приходить,
Надеясь преуспеть, продвинуться,
Надеясь в жизни смысл найтить.
 
Он будет угождать и кланяться,
Но не получит ни хера,
И будет очень продолжительна
Сия жестокая игра.
 
И мы увидим, как со временем
Он сгорбится и станет сед,
А мы нисколько не состаримся,
На пользу нам теченье лет.
 
Ведь в наших важных помещениях
Мы пьем, производя прием,
Дыханье жалких посетителей –
И потому всегда живем.
 
Заходит посетитель трепетный –
И ну юлить, и ну молить,
А мы уж начеку – и теплое
Дыханье начинаем пить.
 
 
* * *
Глупость мира нечего исследовать,
Все равно до дна не досягнешь,
Глупо и восстанье проповедовать,
И смиренье, и другую ложь.
 
Милый зяблик наслаждался пением,
А теперь нахохлившись сидит,
Ведь его утробу с упоением
Ест какой-то птичий паразит.
 
Я над птичьей маленькой могилою
Посылаю в пустоту вопрос:
«Чем тебе мешала птичка милая,
Для чего ты смерть в природу внес?»
 
Спрашиваю, а кого – неведомо,
Пустота не отвечает, но
Я замечен, – видимо, поэтому
Клоун рядом вертится давно.
 
Даровито шутит над страдальцами,
Ловко пародирует калек;
Вот он щелкнул костяными пальцами –
И на свете умер человек.