КРЕСЛА

 

 

Семья Олежки до войны проживала по улице Свердлова. По тем временам она считалась хорошо обеспеченной. Стала жить в достатке после возвращения родителей Олежки из Монголии, где пробыли пару лет на заработках. На заработанные деньги была приобретена хорошая мебель. Среди всего прочего, было два шикарных кресла, нравившиеся Олежке, шестилетнему пацану, так как на них было очень хорошо подпрыгивать, хотя это запрещалось делать.

Самое главное, в семье был патефон. К шестнадцатилетней тёте Олежки часто приходили подруги. Под патефон танцевали по несколько часов. Олежке разрешалось его заводить. Жизнь протекала шумно и весело.

Всё прекратилось в июне 41-го года. Началась война, наступила другая жизнь. Немцы от западных границ на всех парах мчались на Восток, в Россию. Вскоре они оказались в Крыму. Город Олежки, как и другие города полуострова, был оккупирован.

Во дворе стояло здание бывшей четырёхклассной школы. В ней обосновался немецкий штаб. По квартирам двора стал ходить немецкий офицер с переводчиком. Фашист для штаба собирал различную мебель. Офицер был молодым человеком. На нём была зловещая, чёрного цвета, форма.

Войдя в квартиру, немец сразу обратил внимание на любимые кресла Олежки. Через переводчика офицер сказал, что кресла забираются для доблестной немецкой армии. Находившиеся тут же два солдата, резво ухватились за кресла. Увидев такое беззаконие, мама Олежки вознегодовала. Она стала силой отбирать кресла у солдат, крича, что немцы, как бандиты, нагло хотят забрать кресла, купленные на честно заработанные кровью и потом деньги. Скорее всего, переводчик не переводил всю бурную речь мамы. Но немец и так всё понял. Он молча подошёл к Олежке, вытащил из кобуры пистолет, взвёл курок, и приставил ко лбу. Олежка замер. Ему показалось, что он перестал дышать. Во взгляде фашиста не было ни радости, ни печали. Такой взгляд был бы, направь он пистолет на курицу. Олежка для него ничего не значил.

Офицер что-то сказал переводчику, и тот, перепуганный не меньше мамы, пролепетал, что офицер застрелит сына, если она не прекратит вопить. Тут взвыл от страха Олежка. Мама сразу успокоилась. Мило улыбаясь, быстро заговорила, что не представляет, как немецкий штаб может существовать без красивых кресел. Она стала подталкивать солдат к креслам, постоянно повторяя немецкое слово "битте," пожалуйста. Сама не спускала глаз с пистолета, упиравшегося в лоб Олежки. В тот напряжённый и страшный момент мама поняла, что она больше не хозяйка мебели и жизни. Офицер криво усмехнулся, медленно вложил в кобуру пистолет, и спокойно вышел из квартиры. Оккупант вёл себя так, зная, что он хозяин чужой жизни.

Солдаты унесли любимые кресла. Больше их не видели. Даже после того, как немцы бросили штаб, драпая из Крыма.

Тогда мама Олежки очень радовалась, что немцы не забрали патефон. Он потом выручил. В голодное время мама его поменяла в деревне на пол мешка муки.