Поэма одиночества
1
Когда об одиночестве твердят,
рисуя эфемерные картины,
я вспоминаю только свой расклад –
в пустой норе, где нет и паутины.
Всё на местах компьютер и моде′м
для многогранной связи с внешним миром,
где можно стать, без видимых проблем, –
тираном, скоморохом, иль сатиром.
Ведь интернет имеет некий смысл
существовать в определенной роли:
кого-то воспевать, кого-то грызть –
и тех, и этих с небольшой любовью.
И лишь в тебе судилище и суд.
Ты можешь быть правдивым и притворным,
вливать добро и зло в один сосуд
с гримасой отвращенья, но покорно.
И осуждая, радуясь, хваля
пытаешься подумать и о Боге,
чтобы потом успеть сравнить себя
с печальным фотоснимком в некрологе.
Вот одиночество. Оно рождает хлам.
Цепляется за всё, как ветки сада,
и режет подсознанье пополам:
на то, что надо, и чего, не надо.
Всё это, так похоже на игру
в одну калитку, и в одни ворота,
а результат не важен поутру.
Существовать – и есть твоя работа.
В пространстве без друзей и без врагов
рождаются химеры фарисейства,
как у оленя без больших рогов
желание приобрести семейство.
Привычка отключает нервный срыв,
кодируя его под сожаленье,
под незаметный внутренний нарыв,
не требующий, впрочем, удаленья.
А что потом? Потом без всяких схем.
Окно в ночи. Фонарь. Зима-пустышка.
И доказательства житейских теорем,
что смерть, на самом деле, – это слишком.
2
Кто жил в квадратных метрах одиночек,
кто с бездной одиночества знаком,
кто собирал на сердце тёмной ночью
печали и тоски металлолом,
меня поймет, простит, и не осудит,
не заподозрит в завышеньи цен
при сбыте непонятных словоблудий,
как злобный цензор, ушлый референт.
Возможно, и не так меня воспримут.
У всех своё предназначенье слёз,
свой аргумент, дорога в Хиросиму,
и свой ответ на собственный вопрос.
Но общность есть, все в горестях похожи,
как спящие под снегом города.
Объединяет всех одно и то же:
веселье, радость, но ещё беда.
Не только встреча, но ещё разлука,
когда она приходит невзначай,
являясь словно мерзкая старуха,
выплескивает жалость через край.
А мы, стараясь выбраться из плена
своих убогих, ненавистных стен,
пытаемся найти проход на сцену,
где есть возможность новых перемен.
Вот снова день сомненьями исколот,
в нём люди беззащитны и слабы,
а над землёю кружит чёрный ворон,
и конь храпит, вставая на дыбы.
Когда об одиночестве твердят,
рисуя эфемерные картины,
я вспоминаю только свой расклад –
в пустой норе, где нет и паутины.
Всё на местах компьютер и моде′м
для многогранной связи с внешним миром,
где можно стать, без видимых проблем, –
тираном, скоморохом, иль сатиром.
Ведь интернет имеет некий смысл
существовать в определенной роли:
кого-то воспевать, кого-то грызть –
и тех, и этих с небольшой любовью.
И лишь в тебе судилище и суд.
Ты можешь быть правдивым и притворным,
вливать добро и зло в один сосуд
с гримасой отвращенья, но покорно.
И осуждая, радуясь, хваля
пытаешься подумать и о Боге,
чтобы потом успеть сравнить себя
с печальным фотоснимком в некрологе.
Вот одиночество. Оно рождает хлам.
Цепляется за всё, как ветки сада,
и режет подсознанье пополам:
на то, что надо, и чего, не надо.
Всё это, так похоже на игру
в одну калитку, и в одни ворота,
а результат не важен поутру.
Существовать – и есть твоя работа.
В пространстве без друзей и без врагов
рождаются химеры фарисейства,
как у оленя без больших рогов
желание приобрести семейство.
Привычка отключает нервный срыв,
кодируя его под сожаленье,
под незаметный внутренний нарыв,
не требующий, впрочем, удаленья.
А что потом? Потом без всяких схем.
Окно в ночи. Фонарь. Зима-пустышка.
И доказательства житейских теорем,
что смерть, на самом деле, – это слишком.
2
Кто жил в квадратных метрах одиночек,
кто с бездной одиночества знаком,
кто собирал на сердце тёмной ночью
печали и тоски металлолом,
меня поймет, простит, и не осудит,
не заподозрит в завышеньи цен
при сбыте непонятных словоблудий,
как злобный цензор, ушлый референт.
Возможно, и не так меня воспримут.
У всех своё предназначенье слёз,
свой аргумент, дорога в Хиросиму,
и свой ответ на собственный вопрос.
Но общность есть, все в горестях похожи,
как спящие под снегом города.
Объединяет всех одно и то же:
веселье, радость, но ещё беда.
Не только встреча, но ещё разлука,
когда она приходит невзначай,
являясь словно мерзкая старуха,
выплескивает жалость через край.
А мы, стараясь выбраться из плена
своих убогих, ненавистных стен,
пытаемся найти проход на сцену,
где есть возможность новых перемен.
Вот снова день сомненьями исколот,
в нём люди беззащитны и слабы,
а над землёю кружит чёрный ворон,
и конь храпит, вставая на дыбы.
