Чай с лимоном – 2. Связная
– Ты какой-то трогательный. Или тронутый. – Выдергивая ладонь из его пальцев, сказала она, но без раздражения, досадуя на себя за то и за промедление, виной которому стало её удивление, вызванное неожиданной выходкой незнакомца в виде прохладного, мягкого прикосновения. Неспешное, но без напускной апатичности, будто ему вообще была чужда всякая искусственность, к тому же, оно сразу располагало в пользу обладателя своей заинтересованной живостью. Однако ей показалось странным отсутствие какого-нибудь привычно встречавшегося мотива. Скользя от предплечья к кисти руки, он точно считывал её, как карту, с возмутительным интересом юного натуралиста.
– Тебе что... жалко? – Спросил незнакомец, переводя на неё взгляд, не испытывающий необходимости выныривать из мира собственных мыслей, чтобы вернуться к реальности, ввиду их почти физического единства.
– Жалко? Какое неправильное слово!
Он было собрался уходить, но осёкся и, кажется, передумал:
– В самом деле, неправильное. Но что ты знаешь о словах?
– Что их часто не хватает, и невозможно сказать, сколько времени между ними помещается. Ещё, что они очень похожи на сообщающиеся сосуды.
– Не думаешь, что правильнее было бы сказать "на двери"?
Она прежде не встречала такого человека, которому можно было что-то говорить, оставляя как бы открытые окончания, которые не повисали в воздухе немым вопросом, отражённым в недоумевающем или слепо уверенном, насмешливом взгляде собеседника, а подхваченные с той стороны, становились незапертыми дверями. Её восхищала гибкость открывавшихся мест, отзывающихся на их присутствие именно теми цветами, звучанием, фактурами, словом, теми ландшафтами, которые оба были способны полюбить.
Вечер, начавшийся игрой игристого и чёрно-белого, сменился бело-красным, когда золотыми пуговками клапанов он расстегнул портьеры. Стоя в круге света, вслед за вдохом тишины, эти губы, пальцы и изгибы выдыхали лавовый закат. Силуэты людей за столиками замерли от первого прикосновения льющихся звуков, загорелись желанием от второго и вновь стихли после третьего, но осталось наполненным молчание несущих его по домам через лабиринты ночных улиц.
Официантка поставила блюдечко с дольками лимона и две чашки. Жёлтый ломтик луны отразился на тёмной, ароматной поверхности.
Она снова поймала его взгляд, начавший было от неё ускользать, растворяться, как кубик сахара, и, какое-то время молча следовала за ним, пока в одном переулке не нашёлся и не стал совершенно ясным вопрос, способный его удержать:
– Ты бы мог сыграть что-то для меня?
Он будто впервые её по-настоящему заметил и повернулся всей широтой ответа, от которого, казалось, стало тесно даже близлежащим домам:
– А ты поверишь, что всё это для тебя?
