ЛАТИНОАМЕРИКАНСКАЯ НОВЕЛЛА

Борис Ихлов

Дружины ученых и писателей… всегда впереди в всех набегах просвещения, на всех приступах образованности. Не должно им малодушно негодовать на то, что вечно им определено выносить первые выстрелы и все невзгоды, все опасности.

А. С. Пушкин

Начать нужно не с новеллы. Начнем с революции.

Родольфо Уолш - аргентинский журналист, писатель, революционер. В 1961-м раскрыл замысел ЦРУ десантировать кубинских контрреволюционеров на Плайя-Хирон и предупредил Фиделя. Предупредил и леворадикальную «Монтонерос» о готовящемся мартовском перевороте, но та не отреагировала.

После военного переворота 24.3.1976 - член леворадикальной партизанской организации «Монтонерос», в период реакции призвал организацию отказаться от самоубийственных активных боевых действий, «эффектных, но не эффективных», «Монтонерос» же предпочли самоубийство.

25.3.1977, через день после публикации «Открытого письма писателя военной хунте» писатель был убит в перестрелке с военными, пытавшимися его похитить.

Похищение и убийство – основной метод аргентинской хунты, полицейские и спецслужбы отлавливали профсоюзных активистов, сажали их на боинг, кололи им наркотик и сбрасывали в океан.

В письме Уолш указал на органическую связь геноцида с «экономическими реформами по Фридману». 25 марта в доме, где он встречался с семьей «пропавшего» товарища, его ждали. Уолш успел выхватить пистолет и погиб в бою, как погибла его дочь, 26-летняя журналистка Мария Виктория. 29.9.1976 дом «Хильды», как ее звали в подполье, осадили солдаты. Когда все члены группы, кроме нее и ее друга Альберто Молины, были мертвы, они вышли на улицу и, выкрикнув: "Вы не убьете нас, мы сами выбираем свою смерть!», выстрелили друг другу в головы…» («Смерть за работой»).

Памятник письму (стеклянные пластины с текстом) установлен в бывшем подпольном пыточном центре - Школе механиков военно-морских сил Аргентины. Вот фрагменты его письма:

«… 25 изуродованных тел всплыло с марта по октябрь 1976 года на побережье Уругвая, включая труп 15-летнего мальчика Флореаля Авельянеды, связанного по рукам и ногам, и, согласно вскрытию, с «ранами в области заднего прохода и открытыми переломами». Небольшая часть из погибших, вероятно, была замучена до смерти в Школе механиков Военно-морских сил и выброшена в Ла-Плату с кораблей. Настоящее кладбище обнаружил местный житель в озере Сан-Роке в Кордобе, когда плыл по нему на лодке в августе 1976 года. Он сразу же обратился в полицию, где его заявление не приняли, и в газеты, которые отказались публиковать эту информацию… Очевидно участие в этих преступлениях департамента по иностранным делам федеральной полиции, которое возглавляют чиновники, спонсируемые ЦРУ через Агентство США по международному развитию (например, такие как Хуан Гаттети и Антонио Геттор) и подчиненные начальнику резидентуры ЦРУ Гарднеру Хэтэуэю…

За один год реальная заработная плата работников сократилась на 40 %, ее доля в национальном доходе уменьшилась до 30 %; с 6 до 18 часов увеличилось количество рабочего времени, необходимого для оплаты семейной корзины; были воскрешены формы принудительного труда, нехарактерные даже для пережитков колониализма. Резко заморозив зарплаты во время стремительного роста цен, отменив любые формы коллективных требований, запретив внутренние собрания и комиссии работников, удлинив рабочий день, повысив уровень безработицы до рекордных 9 % и пообещав 300 000 новых увольнений, вы откатили производственные отношения к началу индустриальной эпохи. Но когда работники протестуют, вы объявляете их деятельность подрывной и похищаете их целыми группами, и потом в одних случаях их находят мертвыми, а в других - не находят вовсе…»

Согласитесь, это не CNN и не российская журналистика.

Две культуры

Начать нужно не с новеллы – а с того, что Ленин выделял в культуре каждой нации де культуры.

Нужно начать с повести.

«Заупокойная месса» венесуэльца Артуро Услара Пьетри непохожа на сочную, порой цветастую, порой изысканную прозу Кортасара, Маркеса, Карпеньтера и других выдающихся писателей Латинской Америки. Она явно выделяется и в галерее портретной живописи латино-американских диктаторов. «В сеньоре президенте» Астуриаса мир чудовищного насилия теряет обыденный облик, превращаясь в бредовую фантасмагорию, преломляясь сквозь магические индейские верования… В «Я, Верховный» Роа Бастоса доктор Франсия цитирует труды, которые будут написаны о нем сто лет спустя после его смерти, Еще ярче фантазия проявляется в «Осени патриарха» Гарсиа Маркеса. Причудливо-гротескные, гиперболические образы сплетаются в барочном изобилии в «Превратностях метода» Карпентьера. На этом фоне произведение Услара Пьетри поражает суровой простотой, намеренно безыскусным видом», - пишет В. Силюнас.

На самом деле повесть Услара Пьетри не лишена интеллектуальных изысков, например, в монологах и диалогах падре Соланы, текст насыщен исконно испанскими обозначениями (сьерра, росарио, пеоны, сельва, гаучо, авенидо, пончо, словом, «цветет коларио по всей Ведадо»). С другой стороны – нет и хотя бы документальной, не то, чтобы дактилоскопической точности в изображении исторических событий. Еще точнее – там вообще нет истории.

Восхождение диктатора Апарисио Пелаеса (прототипа генерала Хуана Висенте Гомеса, 1857-1935) – это непрерывная гражданская война. Как только во главе государства становился какой-либо генерал, другой генерал тут же поднимал восстание против него, один диктатор сменял другого: Хосе Антонио Паэс, Гусман Бланко, Хоакин Креспо.

Все они были обуреваемы жаждой власти, и это единственный двигатель истории в повести.

Показаны бесконечные грязные интриги, бесконечные предательства, показаны зверства заговорщиков. Так, генерал Мендоса приказывает четвертовать трупы и засунуть им в рты их отрезанные половые члены. Из чего вытекает, что репрессии диктатора Пелаеса были вполне оправданы. Больше того – в повести в отличие от Сталина диктатор Пелаес еще и отпускает ослушников из тюрьмы.

Хорошо знающие историю сталинизма, историю кубинской революции, историю чилийской или аргентинской хунты могут недоумевать – потому что у Устара Пьетри диктатор Пелаес - и не диктатор вовсе, нет ни стадиона с арестованными, ни описания пыток, ни концлагерей – ничего. Кроме мелких замечаний о посаженных в тюрьму недовольных. Сколько их? Неужели сотни тысяч? Нет, всего-то тысячи.

Массы в повести легко возбуждаются, воспламеняются и следуют за каждым мошенником, который желает лично сесть на президентское кресло. Почему возбуждаются – неведомо, не вскрывает этих причин автор. Например, до прихода Гомеса Венесуэла имела 35 млн боливаров внешнего долга и годовые расходы на 4 млн боливаров превышали доходы. В начале 30-х у Венесуэлы уже не было никакого внешнего долга, а в казне было 96 млн боливаров.

Понятно, что страна поднялась за счет эксплуатации нефтяных месторождений. Но дело не в том, что Гомес приписывал экономический взлет исключительно себе, хотя и его роль в этом взлете, несомненно, имеется. Дело в том, что у генералов, постоянно подымавших восстания против Гомеса, не было причин подымать восстания, а у масс – их поддерживать, ведь благосостояние населения медленно, но росло.

И если Гомес военными и полицейскими методами подавил анархию, партизанщину, бандитизм, перманентную гражданскую войну – на целых 26 лет – это его заслуга, а не преступление.

Один персонаж из очередной группы заговорщиков уверяет, что они могут рассчитывать на общественное мнение. Ему возражает другой, который понимает, что следующий диктатор будет не лучше прежнего: «На какое общественное мнение? Народ держат в рабстве и невежестве, что он знает обо всем этом?»

То есть. Народ для заговорщиков – стадо, не имеющее представления о сути государственных переворотов, его надо вести, как стадо. И не потому оно невежественно, что его на это обрекает черный труд, а просто его сознательно не информируют… И какое же это рабство? Венесуэла – не США.

И далее: «Мы будем действовать как авангард народа. Позже народ поймет, что мы сделали. И с восторгом поддержит нас». Первый заговорщик ему возражает: не хватало еще взять на вооружение большевистскую программу. Второй заговорщик указывает ему: «Мы живем в эпоху социальных революций. Посмотрите, что происходит в мире».

Третий заговорщик заявляет, что дело не только в свержении диктатора, н в изменении системы. Однако что это за система, как ее менять – не уточняет.

Бессмысленность всех этих разговоров выдает тот факт, что у большевиков не было никакой программы. Ленин специально это оговаривал, указывая, как и меньшевики, что Россия – отсталая, не созревшая для социализма страна, задача большевиков – перетащить в нее всё самое передовое из развитых капиталистических стран.

Непрерывная гражданская война: испанцы, поработившие и истребившие коренное население Южной и Центральной Америк, по закону истории, расслоились по доходам, расслоение генерировало политэкономическое противоречие, испанские богачи стали воевать с испанскими богачами уже на чужой. индейской земле, и привлекать к своим междоусобицам американскую испанскую бедноту.

Чего же добивались мятежные генералы, каких изменений системы, интересы каких социальных слоев выражали?

Левые аналитики пишут о «зарождении свободного сознания в отсталой стране». В повести говорят о тирании и стремлении к свободе, к демократии, к законности или к правильной законности. Но какому тираническому гнету подвергались крестьяне или ремесленники Венесуэлы? Свободы слова не желали даже поэты типа Соланы. О свободе от чего говорят разнообразные заговорщики в книге Услара Пьетри? От самих себя?

Эдуардо Галеано в своем историческом очерке «Вскрытые вены Латинской Америки» описывает и порабощение коренного населения Америки испанцами, и дальнейшую борьбу Латинской Америки за свою независимость. Наконец, после распада СССР, ей удается вырваться из жарких объятий мирового жандарма, МВФ и европейских банков. Этот фон полностью отсутствует в повести Услара Пьетри. Но именно борьба сделала большинство южноамериканских писателей политиками, они прекрасно разбираются в способах политического обмана.

Хосе Алькантара Амансар (Доминикнская республика) описывает не столько события, сколько ощущения, впечатления от происшедшего: «Город показался ему набухшим, воспаленным, натянутым, будто струна» - в рассказе «Провал» об уничтожении Команданте.

Травиесо и Транденсилья – скорее хроникеры, скорее, публицисты. Никарагуанец Традеснсилья решил посвятил себя революции, поехал в Сальвадор помогать Фронту Фарабундо Марти, был схвачен, передал ЦРУ, но сумел обмануть американских разведчиков. Он будто бы согласился оклеветать движение в Сальвадоре, но в момент пресс-конференции рассказал о нем правду, а дальше его вытащили из США никарагуанские дипломаты.

Бесхитростный, без претензий рассказ 19-летнего Орландо Транденсилья, подобный ему рассказ кубинца Хулию Травиесо «Борьба не закончена» о расстреле предателя контрастируют с литературными изысками Борхеса в рассказе «Другой».

Борхес предлагает читателю-зрителю как некую ювелирную вещицу фантазию о встрече с самим собой, только молодым. И вот что старый сообщает молодому: «Была еще одна война… Англия и Америка дрались с немецким диктатором о имени Гитлер, потом – повторение битвы под Ватерлоо… Россия усиливает свое влияние на планете, Америка не решается стать империей, суеверно боясь прослыть недругом демократии».

Интересно, где же была эта битва а-ля Ватерлоо, между кем и кем? Борхес – не свободен в своих мыслях, он отштампован, полностью подчинен манипуляции массовым сознанием с помощь СМИ, которые уверяют, что СССР, который и был главным противником Гитлера, якобы вообще нипричем. И о какой демократии США можно говорить после зверств янки в Северной Кореи или Вьетнаме, не говоря уже об оголтелом расизме, сдобренном неприкрытыми имперскими амбициями? Мы видим, что Борхес – просто безграмотный дурак.

Еще в одном рассказе Борхеса «Конгресс» - речь о еще одном мифе, которому верит Борхес - об общечеловеческих ценностях. Герои этого рассказа пытаются создать организацию, альтернативную ООН – путем собирания из разных стран и разных страт по одному человеку. Вселенский Конгресс должен был бы представлять «всех людей и все нации без исключения». Как? Чрезвычайно просто: не надо собирать многочисленные собрания из многочисленных рабочих, врачей, ирландцев, папуасов и пр., которые бы выдвигали и голосовали за своих делегатов в Конгресс. Нашел где-нибудь в Перу какого-нибудь перуанца – и готово дело, считаем, что он представляет всех перуанцев. Хотя они и знать не знают об этом!

Аналогично один пермский уфолог с коллегами уфологами однажды обратился к мировому разуму от имени мирового земного сообщества. На мой вопрос, просило ли его это сделать мировое земное сообщество, уфолог без тени сомнения заявил: «Мы выражаем чаяния всего человечества».

Ранее чаяния всего рабочего класса СССР вместо самого рабочего класса выражала элита КПСС, и мы помним, чем это закончилось. На чем же основано убеждение Борхеса в возможности Вселенского Конгресса? На том, что нет никаких классовых, конфессиональных, профессиональных или национально-этнических противоречий, все люди следуют одним и тем же ценностям – общим, общечеловеческим.

И вот какими проблемами озабочены инициативные организаторы Конгресса: «Достаточно ли одного инженера, чтобы представить всех инженеров, в том числе из Новой Зеландии?»

Еще Борхес уверен, что Ибсен был противником браков: «Беатрис Фрост… исповедовала веру, насаждавшуюся Ибсеном, и не хотела ни с кем себя связывать». Тогда как Ибсен всего лишь поддерживал борьбу женщин за свои права. В пьесе «Кукольный дом» Нора покидает семью исключительно потому, что ее муж – деспот и не признает ее права на самостоятельные решения (напр.. занять для него же денег).

Плеханов, наоборот, утверждал, что в отношении «женского вопроса» ибсеновская «гора родила мышь»: новая женщина должна остаться в детской, чтобы воспитывать нового человека (Плеханов Г. В. Ибсен. Соч. М.: Гос. изд-во, 1925. Т. 14. С. 229).

Правда, и Луначарский в этом вопросе мало чем отличается от Борхеса, он считал, что Ибсен сделал уступку мещанству, Сольвейг по Луначарскому - мещанка, «заступница напакостившего буржуа».

Политика и религия

Маркс, Ленин были материалистами, потому считали, что практика – выше теории. Историк Ю. И. Семенов, который в советское время выдавал себя на марксиста, уточнял классиков: лишь та практика выше теории, которая обогащена теорией. То есть – на самом деле не практика выше, а обогатившая ее теория. То есть: опять партия, которая главный теоретик – выше рабочего класса.

Маркс же с немецкой грубой простотой писал: «В науке нет ничего, кроме ее практического применения». Энгельс дополнял, бросая в лицо эстетствующим философам: «Чтобы познать пудинг, надо его съесть».

Всё наоборот: лишь та теория чего-то стоит, которая подтверждена практикой, и, переворачивает свою формулу Маркс: нет ничего практичнее хорошей теории.

Многие троцкистские организации Латинской Америки ангажированы Вашингтоном, прочие левые весьма слабы. Те, кто держит в руках оружие - плохо знают Маркса. Энгельса, Ленина Плеханова или Троцкого. Но что касается латиноамериканских писателей - практика вооруженной борьбы научила их разбираться в политике, они слабо представляют, что делать, но точно чувствуют, когда враг пытается обмануть массы.

Что такое политика? Приведу пример.

Некая журналистка решила посетить ультраправую организацию. В офисе организации один из командиров военизированной охраны взял ее за шею и выкинул из офиса.

Ваши действия? Описать этот случай, спустить всех собак на эту организацию, отправить письма в муниципалитет и т.д.? Отмежеваться и от журналистки, и от ультраправых?

Нужно работать чужими руками: написать в вышестоящую ультраправую организацию, сообщив, что действия командира дискредитируют всю организацию. Это и есть политика.

В рассказе колумбийца Артуро Алапе «Правда» партизан Иларио знакомится с протестантскими проповедниками, они открывают ему «правду», и он перестает быть партизаном: «Я не чешу язык. Я всегда говорю правду. … я стал другим человеком. Господь открыл мне путь к иной правде».

Какова же правда Иларио? Донести на партизан, указать властям местоположение отряда. В связи с этим в руководстве отряда обсуждают, не казнить ли Иларио.

Рассказ документален, в нем описываются реальные события.

- Ведите солдат – и кончено дело… вы, как Христос, заплатите за свою правду.

- Тогда убейте меня.

- Мы не хотим вас убивать… Мы хотим, чтобы вы поняли.

Убить человека, который обрекает на смерть партизан исключительно из-за своего упертого идиотизма, мешает тот момент, что многие крестьяне из окрестных селений – протестанты, его казнь может восстановить их против партизан. Какое же решение принимает руководство отряда?

- Вы, Иларию, человек сбитый с толку своей религией, но мы не ставим вам это в вину… В знак доверия мы отпускаем вас… но вы не должны выходить за пределы своего ранчо.

Дело заканчивается тем, что Иларио приводит пастора и тот, понимая, что если отряд будет уничтожен, то и крестьяне отвернуться от религии, заверяет командование отряда, что церковь не будет стучать на партизан. И вызывается провести богослужение для партизан.

После богослужения партизаны пришли к протестантам и провели свою проповедь – «рассказали им про нашу правду».

Вот что такое политика.

«Лидеры и герои в нашем обществе пусты, глупы, всемогущи, ненавистны и губительны. Они лгут, когда называют себя представителями народа, и претендуют на то, чтобы говорить от его имени…» - пишет в автобиографической новелле «Юный грапиуна» бразилец Жоржи Амаду.

Теперь вспомним «школу лидера», которую успешно насадили в России американские «негосударственные» организации.

Гарсия Маркес – не просто безбожник, освобождающий сознание человека от гнета мифологии, которого католики называли нигилистом. В 1971 году он заявляет, что мечтает видеть Латинскую Америку социалистической, что мирный переход к социализму – утопия. Маркес - друг писателя и революционера Лисандро Отера, Маркес – издевается над парламентаризмом в его родной Колумбии («Похороны Великой Мамы»), Маркес – обличитель военной хунты в Колумбии, Маркес – приветствует революцию на Кубе, Маркес в 1973-м – восстает против военной хунты в Чили: «Богота. 11.9.1973. Членам военной хунты генералам Аугусто Пиночету, Густаво Ли, Сесару Мендесу Даньяу и адмиралу Хосе Торибио Мерино. Вы несете ответственность за смерть президента Альенде, и чилийский народ никогда не смирится с тем, чтобы им правила банда преступников, находящаяся в услужении у североамериканского империализма. Габриэль Гарсиа Маркес».

В новелле «Книга грешника» эквадорского писателя Альфонсо Баррера Альверде повествуется история мальчугана Пабло Сауля из бедной семьи, которых от бедности уходит с миссионерами проповедовать слово божье. Нелепость ситуации подчеркивает диалог миссионера с Пабло:

- Ты думаешь, у тебя есть призвание, сын мой?

- Да, святой отец.

Пабло сходится с аптекарем, который, наподобие святых отцов, продает фальшивые медикаменты – всяческие знахарские снадобья. В конце концов, судьба указывает Пабло, что ни его «призвание», ни его снадобья не нужны людям, и он возвращается к семье.

Альверде рисует замечательную картину, объясняющую социальную роль религии: «… прибытия миссионеров в горы с побережья ждали не столько грешники, сколько вполне достойные люди, жившие по обеим сторонам Анд – владельцы асиенд (крупных поместий с прикрепленными пеонами, т.е. батраками, Б. И.), чья вера в бога всецело зависела от издержек производства и требований повышения заработной платы. Они просили миссионеров приехать поскорее и уж если не на месяц, то хотя бы на два-три дня, чтобы своими проповедями внушить смирение и покорность труженикам».

И как же это таких простых вещей в политике не понимает Геннадий Зюганов…

Подмена реальности иллюзией – в рассказе аргентинца Бернардо Кордона «Убирайся, парагваец».

В реальности сельскую учительницу Норму Морелло хватают по ложному подозрению о ее связи с партизанами и профсоюзами, избивают, зверски пытают.

В это же самое время населению для отвлечения внимания предъявляют нелепую, глупейшую. иллюзию: некто из Парагвая выиграл в лотерею крупную сумму, его любовница, которой он дал отставку, объявляет, что хочет повидаться с ним исключительно с целью установить, всё ли с ним хорошо. Население стра ны делится на ее сторонников и противников… Кордон фактически показывает один из методов манипуляции массовым сознанием, к которому прибегают правительственные СМИ.

Российская литература еще н доросла до такого рода экспозиции, не говоря уже о европейской, живущей историческими и документальными фейками.

Книга «Арфа и тень» - последнее творение Алехо Карпентьера. В первой части он представляет читателю монолог папы римского Пия IX, собирающегося канонизировать в интересах церкви Колумба, расширившего христианский мир, имя его - Христофорос, «несущий Христа». Во второй части - исповедующийся перед смертью сам Колумб, обличающий себя как плута, шута, владельца Балагана Чудес. Подлинный Колумб - в третьей части, где в Ватикане происходит фантасмагорическое заседание, показания дают живые и мертвые, историки и писатели, апологеты и хулители Колумба, присутствует здесь и тень Колумба.

Реальная значимость деятельности Колумба – богатства открытых им Южной и Центральной Америк, ради которых испанцы истребили десятки миллионов индейцев, коренных жителей Америки, о чем рассказывает книга Галеано «Вскрытые вены Латинской Америки». Как человек Колумб – жестокий завоеватель. В 2004 году в Венесуэле группа сторонников Уго Чавеса сломала и увезла в неизвестном направлении бронзовую статую Колумба. В марте 2009 года префект Каракаса приказал снести статую Христофора Колумба. Президент Чавес одобрил это решение, заявив во время телевизионного выступления, что, достигнув Америки более 5 веков назад, Колумб положил начало геноциду индейского населения Америки.

Карпеньтер здесь беспредельно многословен, но его противоположение реальности и религиозной иллюзии - очевидно.

Другая новелла

Ни описания светского общества, ни тени гедонизма и даже эвдемонизма, ни намека на социальное партнерство, на классовый компромисс, несмотря на впечатляющее правление Перона, ни сельской идиллии, ни сверхдлинных семейных конфликтов, ни постмодернизма - ничего из того арсенала, чем богата европейская литература.

Модерн, постмодерн, другая (по Ленину) культура – у жившего и творившего в Париже Хулио Кортасара, у поэта Рубена Дарию, у перуанца Варгаса Льосы, нбелевского лауреата, президента либерального проамериканского ПЕН-клуба.

Таких тем нет в латиноамериканской новелле. Латинская Америка – это дикая, сногсшибательная нищета, заполняющая всё существование. Обескураживающую, пригибающую нищету показывает Калатозов в своем фильме «Я Куба».

Нищета двигает на уголовщину и на подвиг, на герилью и на бесшабашный, цыганский праздник, карнавал. Она определяет и цыганское отношение к политике.

В новелле «Сын Андреаса Апарисио» Карлоса Фуэнтеса (Мексика) действие развивается в поселении из лачужек, сделанных из картона и гофрированного железа. Нищета мешает думать, молодой парень бросает школу, потому что его голова не приспособлена к учебе. Но именно такой и годится для фашистских организаций, которые расплодились по всей Латинской Америке в 30-е годы. В Мексике – Синаркистский национальный союз, созданный в Леоне в 1937-м при содействии Германии. Синаркизм (синарквизм) – от испанского «анархия», главный враг - коммунисты.

Посмотрите, как легко, как максимально просто для масс объясняет автор методы манипуляции массовым сознанием с помощью провокации - на примере действий фашистской организации: «…ударите по ним сзади, кричите «Вива Че Гевара», не жалейте глоток, чтобы все слышали, кто вы. А демонстрантов обзывайте фашистами. Повторяю: фа-ши-ста-ми».

Именно так поступают сегодня украинские фашисты: обстреливают мирные кварталы Донецка, обвиняя в этом российские войска и называя их фашистами.

И это не английская послевоенная новелла, между литературой латиноамериканской и европейской – пропасть. С первых страниц испано- и португалоязычные авторы окунают читателя во вселенную обескураживающей, подавляющей нищеты и в мир борьбы – революционной и просто борьбы за существование. Незадолго до избрания президентом Бразилии Лулы близ Рио де Жанейро был город, населенный карликами – низкий рост был следствием нищеты, не было еды, и жители питались крысами. В рассказе венесуэльца Ирле Эррера «Суббота, которая никогда не приходит» - жизнь и смерть обитателя помойки.

Приехавшие за золотом инков и майя, поработившие и истребившие местное население, сами стали жертвами собственных сородичей, братьев по языку.

Фашистской диктатуре капитала революционеры противопоставили партизанское движение. В условиях слабого развития промышленности базой движение был не рабочий класс, а, как предсказывал Троцкий – крестьяне и служащие. Вооруженные восстания не несли изменения способа производства – они лишь несли освобождение от гнета североамериканских монополий и протекционизм «правительства, идущего навстречу пролетариату».

Тема тинэйджеров – в рассказе уругвайца Марио Бенедетти «Как гринвичский меридиан».

У 14-летней Сусаны (Элены) из Уругвая родители – «старик» и «старуха», оба левые, расстались из-за политических разногласий. Элена уверяет, что она впитывала споры отца и матери как губка, на самом деле она далека от того, чем дышат ее родители, она живет на два дома, будто посередине, как гринвичский меридиан. Ничто ее не интересует, чтобы компенсировать свою невыделенность из окружающей среды, она кокетничает, как нимфетка, с первым встречным и врет ему, что ее якобы изнасиловал какой-то громила, якобы она забеременела и якобы собирается покончить жизнь самоубийством. И в конце рассказа сама разоблачает свое враньё.

Уругвай – самая дорогая страна Южной Америки. Тем не менее, в 2009-м правительство Уругвая расщедрилось и первым в мире выдало всем школьникам по ноутбуку в рамках программы Ceibal. В то же время - легальные марихуана, проституция, легализованы однополые браки. Т.е. страна, хотя и член МЕРКОСУР, находится под контролем США.

Действие в новелле происходит в Европе, родители Элены, как и ее собеседник, побывали в тюрьме. Бенедетти представляет читателю тезаурус тинэйджеров периода 70-х, времени военной диктатуры и в Уругвае, и в Аргентине, когда арестовывали коммунистов, социалистов, профсоюзных активистов и тупамарос (городских партизан). Очевидный посыл рассказа - это не Элена посередине, это вся страта тинэйджеров – посередине.

В новелле «Я расскажу тебе сказку про Бабалу» Эдуардо Галеано не живописует сельву, не проникает в тончайшие переливы души, как Онетти, он пишет о пытках, о любви двух революционеров, которых революция обязывает расстаться.

Чилиец Антони Скармета в рассказе «Звонок» - почти документалист, он в деталях рассказывает о трусости профессора лицея. Профессора задерживает на улице полицейский, потому что этот полицейский – его бывший ученик. Только поэтому. Но профессор страшно трусит – в Чили всякое может быть.

Нет-нет, профессор может быть спокоен – за ним ничего хорошего не числится, полиция его не арестует… Тем не менее, профессор, собравшись кому-то позвонить, не звонит. На всякий случай.

«Задолженность банку росла с каждый днем, - рассказывает аргентинец Альфредо Варела судьбу крестьянской семьи. – Аренда, точно ненасытный вампир, высасывала все, что зарабатывалось на ранчо в поте лица…»

Двое сыновей уезжают в город, на фабрику, заработать денег и вытащить семью из нищеты. «Тем, кто работает на фабриках, не приходится думать ни об урожае, ни о падении цен на зерно, ни о том, как согреться холодными ночами». Братья ехали на крыше поезда, когда проезжали под мостом, мост снес им головы. Комиссар дал указание приобрести два гроба, но интендант захотел сэкономить, комиссар назвал его жуликом, а тот пригрозил раскрыть участие комиссара в недавней краже скота. Хоронили погибших в двух рогожных ешках, рассказ так и называется: «Два рогожных мешка».

Рубен Барейро Сагьер в новелле «Всего лишь миг» повествует, как в ходе противостояния партизан правительственным войскам дядя и племянник стали врагами, дядя отдает приказ расстрелять родственника и утешает его: смерть – это всего лишь миг. В другой новелле, «Клятва на крови», противостояние развело по разные стороны баррикады друзей детства, которые поклялись друг другу в верности, один из друзей, командир правительственных войск, стреляет в воздух и отпускает друга на свободу.

Женщина пришла к солдатам в маленькой дочерь на руках – партизаны сказали женщинам, что будет лучше, если они сдадутся, им ничего не будет. Солдаты глумятся над ней. Женщина сказала, чья она жена, просила найти супруга. Солдаты идут ей навстречу, они волочат мешок, откуда достают кровоточащую голову ее мужа. Лейтенант несколько раз пинает голову, как футбольный мяч, и хохочет.

Не правда ли, рассказ Артуро Алапе «Голова» или новелла Сагьера - не то, что английская новелла?

Какой же британский писатель посвятить свой роман истреблению ирландцев, индусов, австралийцев, индейцев? Кто сделает темой новеллы 100 миллионнов уничтоженных коренных жителей Южной и Северной Америк? Кто опишет казнь с применением пыток миллиона мирных граждан за два месяца оккупации Штатами Северной Кореи, кто рискнет поднять тему Сонгми или медицинских опытов над пленными вьетнамцами, кто осмелится отразить в своем творчестве убийств американскими солдатами полмиллиона мирных жителей Ирака?

Латиноамериканская новелла вобрала в себя обороты, междометия, характерные названия, пластику языка, аромат повествования – из фольклора. Ее язык и языки европейские – несравнимы. Но произрастает она из практики сопротивления, в том числе из сопротивления агрессии Вашингтона. Потому по уровню постижения мира она на голову выше английской новеллы.

Апрель 2023