Шестьдесят восемь строк о раннем детстве
Вот сорок третий год закончил бег,
Сорок четвертый взял свои начала.
Уж чем там отличился человек –
Не знаю, может рана подгадала,
Иль повезло солдату в кой-то век.
Но, как бы ни случилось, а отец
Тот год встречал в Москве с семьей своею.
Какой определен ему конец
Солдат не знает, тем сердца скорее
Стучали у двоих – приди малец!
Три дня, две ночи, а потом в окоп.
Обычная солдатская работа,
Жена и дочки не боялись, чтоб,
Врага от дома гнать ведь должен кто-то,
Штыком и кулаком, иль пулей в лоб.
Вернулся к ратному труду солдат
Не ведая о сыне, но мечтами,
Надеждой полон. Свой посильный вклад
Он внес, а далее жене и маме
Растить посев, а он хранить их рад.
Что отпуск свой провел с женой не зря,
Солдат узнал весной. Тогда природа
Вдруг шевельнулась севом января.
Решила мама, пусть война, невзгода –
Мир расцветет с приходом октября.
И он пришел, октябрь, а с ним и я,
Явился парнем крепким и горластым.
Еще печалью полнилась земля…
Я горло драл осенним днем ненастным…
А мама улыбалась, говоря:
Кричи-кричи, не умолкай сынок,
Пусть голос перекроет битвы звуки.
От дома папка твой пока далек,
Еще не скоро он протянет руки
К тебе крикун, расти – да минет срок.
Вот я и рос врагу наперекор,
Отцу и маме радость и надежда.
Уж в августе пошел, был шагом скор,
Смышлен, умен – не так себе невежда.
Внимательно всех слушал разговор.
Когда в сорок седьмом пришел отец
Я много уж познал в делах житейских.
Хоть, не о том бы должен знать малец,
Не о проблемах тыла, и армейских…
Мне б в сказку – и счастливый чтоб конец.
Ну, сказкой не назвать, но и роптать,
Когда страна войной переболела…
Когда минуло время бедовать…
Когда улыбка, пусть еще не смело –
Цветет!.. долой привычку горевать.
Вот и отец, израненный солдат
Пришел живой, а мне так, просто дядя.
Я долго привыкал, хоть был и рад…
Я прятал взгляд, в глаза сиротам глядя…
Казалось – сам был в чем-то виноват.
А мама расцвела как маков цвет,
Не все солдатки мужиков дождались.
Товарки-вдовы зыркали вослед…
Их дети от обиды задирались…
А я стеснялся им давать ответ.
И был-то невелик, но понимал,
Какою мерой им хлебнуть придется.
Меня отец на плечи поднимал,
А сироте немного достается
От жизни ласк – тогда уже познал.
Скопила память встречи многих лет.
Мне детских глаз виденье неизбывно
Шинель любую провожавших вслед.
Сорок четвертый взял свои начала.
Уж чем там отличился человек –
Не знаю, может рана подгадала,
Иль повезло солдату в кой-то век.
Но, как бы ни случилось, а отец
Тот год встречал в Москве с семьей своею.
Какой определен ему конец
Солдат не знает, тем сердца скорее
Стучали у двоих – приди малец!
Три дня, две ночи, а потом в окоп.
Обычная солдатская работа,
Жена и дочки не боялись, чтоб,
Врага от дома гнать ведь должен кто-то,
Штыком и кулаком, иль пулей в лоб.
Вернулся к ратному труду солдат
Не ведая о сыне, но мечтами,
Надеждой полон. Свой посильный вклад
Он внес, а далее жене и маме
Растить посев, а он хранить их рад.
Что отпуск свой провел с женой не зря,
Солдат узнал весной. Тогда природа
Вдруг шевельнулась севом января.
Решила мама, пусть война, невзгода –
Мир расцветет с приходом октября.
И он пришел, октябрь, а с ним и я,
Явился парнем крепким и горластым.
Еще печалью полнилась земля…
Я горло драл осенним днем ненастным…
А мама улыбалась, говоря:
Кричи-кричи, не умолкай сынок,
Пусть голос перекроет битвы звуки.
От дома папка твой пока далек,
Еще не скоро он протянет руки
К тебе крикун, расти – да минет срок.
Вот я и рос врагу наперекор,
Отцу и маме радость и надежда.
Уж в августе пошел, был шагом скор,
Смышлен, умен – не так себе невежда.
Внимательно всех слушал разговор.
Когда в сорок седьмом пришел отец
Я много уж познал в делах житейских.
Хоть, не о том бы должен знать малец,
Не о проблемах тыла, и армейских…
Мне б в сказку – и счастливый чтоб конец.
Ну, сказкой не назвать, но и роптать,
Когда страна войной переболела…
Когда минуло время бедовать…
Когда улыбка, пусть еще не смело –
Цветет!.. долой привычку горевать.
Вот и отец, израненный солдат
Пришел живой, а мне так, просто дядя.
Я долго привыкал, хоть был и рад…
Я прятал взгляд, в глаза сиротам глядя…
Казалось – сам был в чем-то виноват.
А мама расцвела как маков цвет,
Не все солдатки мужиков дождались.
Товарки-вдовы зыркали вослед…
Их дети от обиды задирались…
А я стеснялся им давать ответ.
И был-то невелик, но понимал,
Какою мерой им хлебнуть придется.
Меня отец на плечи поднимал,
А сироте немного достается
От жизни ласк – тогда уже познал.
Скопила память встречи многих лет.
Мне детских глаз виденье неизбывно
Шинель любую провожавших вслед.
