Эдгар

Вновь прячется солнце за кромкою леса,

И ночь опускает на землю завесу,

День в последних муках догорает,

Красный луч на стенах чёрных тает;

Тают с ним и ушедшего дня надежды,

Тьма, как трясина, тянет на дно за одежды,

В мёртвой тиши не слышно крика сов,

Лишь скрипит пронзительно на окне засов:

Буйный ветер так иногда играет

И зловещим гулом меня пугает.

В нём я, узник, давно заточённый в башне,

Слышу горести мук, что одна другой страшней,

Всем телом трясясь, прижимаюсь к холодной двери,

Но тщетно: сам себя оградил я от старой потери:

Ни души не осталось в проклятом замке,

И, выпив зелье, из неведомой склянки,

Влачу ныне жизнь мертвеца-вампира,

Поднявшись сюда - на вершину мира;

Тогда же средь груды истлевших и ветхих бумаг,

Нашёлся, - из ямы так вдруг иногда выступает костяк, -

Обёрнутый кожей старинный один фолиант, -

Его написал позабытый давно некромант.

Наугад я раскрыл посреди тома страницу

И вслух прочитал тайных слов крупицу:

Лязгнул тогда зловеще на двери замок,

Который с тех пор я отпереть уж никак не мог;

Так и превратился мой дом в темницу,

Заперев в своих стенах бессмертную птицу.

Тщетны были все мои мольбы и стенанья:

Невозвратно то, что скрылось за невидимой гранью.

 

Но разум мой бедный стремится к покою,

Стараясь достичь его верной тропою:

Стряхнув наважденье, ведёт, как ребёнка, меня

В камине разжечь посильнее дыханье огня.

Минута прошла, и замёрзшие брёвна пылают,

На стене так причудливо тени поспешно мелькают:

Загоревшись на кровавом сердолике,

Скрыться уж спешат в какой-то старой книге;

Своим бегом они оживляют тела на картинах

И прячутся снова в углах, заплетаясь в густых паутинах.

Лишь тогда, убаюканный нежной тоскою,

Я в мыслях своих наслаждаюсь ушедшей порою,

По волнам меня носит забытых времён

И кажется, будто жизнь моя была всего лишь далёким сном.

 

 

* * *

 

 

Тебя увидел я впервые в колыбели,

Когда, склонившись над тобой, тихонько пели

Три вечные сестры - три милые подруги,

А к ним без страха ты протягивала руки;

Не ведала ещё их имена,

Но ими с щедростью была одарена:

Первая из граций звалась Красота,

Что улыбкой твои одарила уста,

Совершенством телесным тебя она одела

И, нежно взглянув, к небесам улетела;

А второй из сестёр - сама благодетель -

Была многоликая Мать-Добродетель,

Она изготовила нить белоснежных жемчужин,

Чтоб путь твой всегда оставался небесно-воздушен;

Последней к тебе подошла младшая Фея,

Носящая дивное имя - Психея,

В руках её твоя трепетала душа...

Соединив вас в одно существо, она упорхнула прочь неспеша.

Ты на меня неожиданно кротко взглянула

И, улыбнувшись довольно, тихонько заснула;

Во мне отчего-то вдруг сердце тревожно забилось,

Будто предчувствуя то, что ещё не свершилось,

На горе моё ничего в тот момент я не знал,

А рок неминуемый тогда нас с тобою связал.

 

Быстро бежали вперёд день за днём, а за годами - годы,

Я изредка видел тебя, чадо вольной Природы,

Хоть смутный огонь уж глубоко во мне трепетал,

Но мало тогда я вниманья ему уделял.

Менялись игрушки, и платья менялись,

Но дары те чудесные всё также с тобой оставались:

Смехом звонким ты пленяла чужие думы,

Звонкой песней звучал он в громогласном шуме,

И, глядя в твои кристально-синие глаза

Казалось, будто в них сокрылась вся небесная краса.

Однажды повстречались мы с тобой

У замка моего на просеке лесной,

Куда я часто уходил побыть с собой наедине,

Мечтам предаться в тишине;

Издалека увидел я: ты будто вся сияешь,

Как яркая звезда округу освещаешь,

Держа цветок в руке, ввысь радостно воздетой,

Летишь ко мне сверкающей кометой.

И надолго забылось моё уединенье,

Когда в лесных краях мы вместе искали забвенья;

Увы, ты нашла его раньше, оставив меня горевать,

В бессонные ночи напрасно избавления ждать.

 

Стрелки часов всё вперёд бежали,

И вот мы вдвоём у алтаря предстали,

Тонувшем в цветах и в море свечей,

Целый сонм которых не мог тягаться с красотой твоей;

В мой замок ты новой хозяйкой вошла,

Но вскоре вечный покой без меня в нём нашла.

Не продлилось долго наше хрупкое счастье,

Ты, как ель молодая, была сломлена жутким ненастьем:

С каждым днём всё сильнее бледнела

И в полуденном зное под жаром лучей холодела;

Осень принесла с собой унылые дожди,

А сердце твоё замолчало в ослабевшей груди,

Сомкнулись навсегда твои искристые очи,

Оставив меня одного в объятиях чёрной ночи.

В тот час я отправил всех слуг своих на волю,

Чтоб никто не посмел моему перечить горю,

Велев напоследок ворота крепко запереть,

Замыслив твёрдо вскоре умереть.

Тьма кругом... Лишь свеча у остывшего ложа

Освещает мертвящим светом побелевшую кожу,

Тебя, одетую в подвенечное платье,

В последний раз заключил я в свои объятья,

И мы отправились вновь на ночное свидание,

Только в этот раз было особым прощание.

На пороге стою потерянно и безотчётно...

Окна и двери закрыв на засовы плотно,

Мрачно смотрю на ступени лестниц истёртые...

Вдруг сами наверх повели меня ноги нетвёрдые

Туда, где я провожу теперь свои годы бессчётные,

Отданный на растерзание скорбным думам...

 

 

* * *

 

 

Вдруг, пробуждённый внезапным шумом,

Я заметил, что ветр, распахнувший окно,

Пламя в очаге погасил уж, наверно, давно;

Во тьме непроглядной ища запропавшие свечи,

Внезапно я понял, что вижу прекрасно очертания печи;

Тогда обернулся к источнику слабого света,

И вижу: в открытой двери очертанья Её силуэта...

Вновь ветер подул и исчезло виденье мгновенно,

Будто не было там его никогда совершенно,

Но факелов пламень искрился в коридоре так ярко,

Что отбросил я прочь остаток воскового огарка;

Помчался по лестнице вниз, словно прыгнул в обрыв,

Все страхи свои моментально забыв,

Чтобы призрак любимой в запущенном замке скорей отыскать,

И никогда от себя не отпускать.

Но, выбившись быстро из сил, бродил я по залам часами,

Пока ноги вновь не привели меня сами

К нашему дорогому покою,

Где мы были разлучены давным-давно безликой судьбою.

Дрожь пробежала по моему омертвевшему телу:

Тень над постелью источенной тихо взлетела,

И, встав предо мной, в объятья холодные манит,

Обликом милым бескровное сердце мне ранит;

Без сил я валюсь перед Ней на колени,

Боясь в то же время могильного прикосновенья;

Желая Её обрести, призывая во снах,

Не в силах теперь устоять перед Ней на ногах:

В мученьях и страхе боюсь я развеяться в прах.

Как жажду с Тобою остаться вдвоём навсегда!

Но кто-то мне шепчет из мрака с тоской: "Никогда..."