А на том берегу твой костёр не погас
Аудиозапись
Август. В средней полосе России солнце дает концерты экваториальной жары, иногда разбавляя их грозовыми ночными антрактами.
Приехали вечером к моим родителям помочь полить то, чему не достаётся небесной воды. Томаты в теплице рдеют восковыми боками, нахохлились, ждут.
Муж набирает из пластиковых бочек нагретую за день воду и подносит ведра к порогу теплицы. Я ковшом аккуратно делю влагу, выливая её в лунки рядом с растениями.
В душном вечере плывёт песня: «А на том берегу незабудки цветут…». Это супруг поставил в машине диск Малинина. Уже, опорожняя последнее ведро, понимаю, что песня не заканчивается! Она повторяется снова и снова!
Выхожу их овощной парилки, вытираю пот со лба. Когда же уже это светило утихомирится? Почти у горизонта уставший раскалённый шар, а всё ещё душно. Хочется себя тоже полить или плюхнуться в бассейн.
И вдруг снова:
«…В первый раз я любил и от счастья был глуп,
В первый раз пригубил дикий мёд твоих губ»
Может что-то заело в проигрывателе? Прохожу к воротам и… спотыкаюсь о собственное «ох!». В распахнутой настежь «Subaru» на месте водителя сидит мой папка и… плачет.
Слушает и плачет. Увидев меня, он отворачивается, вытирает рукавом глаза и снова поворачивается ко мне уже с другим обычным лицом.
- Папочка, что случилось?!
- А что случилось? Ничего, - делает он удивлённые глаза, вздыхает и выключает аудио. - просто песня очень хорошая, жизненная.
Я вдруг понимаю, какой мой отец, всегда уверенный в себе, снисходительно подшучивающий над мамой, до хрипоты обсуждающий политические события с зятем, какой он... нежный слабый и ранимый в душе. Конечно, он никогда мне не расскажет, какие воспоминания всколыхнули слова песни "...а на том берегу мой костёр не погас, а на том берегу было всё в первый раз...".
Да разве всё можно рассказать?! Можно просто жить с этим прошлым, хранить (охранять) в памяти сердца только для себя, согреваться иногда им в трудные минуты и позволять себе изредка расслабиться, плача тайком.
Папа скупо делился воспоминаниями о военном детстве, оккупации. Но я видела, как он собирает с тарелки остатки еды корочкой, смахивает в ладонь крошки хлеба со стола и бросает их в рот машинально, не задумываясь. Иногда, после пары рюмочек, рассказывал, как "с мамай, бабушкой твоей, двумя младшими сёстрами и братишкой эвакуировались, разбомбили эшелон, возвратились пешком домой. А города почти нет, и дома нашего нет. Отрыли землянку. Еду таскали с помойки возле немецкого штаба. Однажды нашли под снегом дохлую лошадь. Котлеты из неё мамка очень вкусные делала...".
Я все его воспоминания потом, как могла, записала в рассказах и стихах. Но плакал-то папа не об этом. Малинин-то пел о чём-то хорошем, что было у каждого в первый раз, когда "от счастья глуп". Вот об этом мне папа так и не рассказал. С собой унёс .