Третье послание Есенину
Интернетские гонки
СЕРГЕЮ ЕСЕНИНУ
(Третье послание)
Ни у кого такой не встретил хватки.
Сайтистов, позапрятав глубже лень,
Бросал я в Интернете на лопатки,
А ты меня бросаешь каждый день.
Вот, правда, уважительней и мягче
С недавних пор пошли твои броски,
Как в показательном борцовском матче,
Когда недопустимы синяки.
Предполагаю, что с тобой случилось.
Мои слова ты принял за брехню,
Что, полагаясь на Христову милость,
Со временем тебя я догоню.
Двенадцать тысяч были между нами
Читательских воинственных полков.
А я грозил пока еще словами,
Что в схватке победить тебя готов.
«Какой наглец! — подумал ты, наверно. —
Сам Маяковский поотстал, остряк.
А ведь хвалился силою безмерной
И был тебе не пара — сибиряк.
На беспощадных наших поединках
Он так неподражаемо блистал,
Как лучезарный глянец на ботинках,
Как солнце отражающий кинжал.
Он сыпал стихотворных строчек перец,
Но не по-русски, Господи, прости.
И я тогда сказал ему: "Ты немец,
Коротким век твой будет на Руси".
Ошибся в предсказаньях я, признаться.
Непредсказуем русский наш народ.
Горлан отстал тысчонок на пятнадцать,
Но первым по следам за мной идёт.
Точнее шёл. Покуда ты не взялся
Неведомо откуда, сибиряк,
И ровно на шесть тысяч не подкрался,
И не услышал я твой лисий шаг».
Наверно, так подумал ты, любимец
Нахрапистого сайта Поэмбук,
Куда по высшей воле мы прибились
И где меня приветили не вдруг.
Читатели сначала налетели
На свеженького жадною толпой,
Но сразу почему-то захотели
За жизнь поспорить с новеньким со мной.
А в общем-то, совсем не почему-то.
Моё мировоззренье с большинством
Сайтистов расходилось очень круто
И в частностях, и в главном, основном.
Сплотившись дружно, старожилы сайта
Обрушились с упрёком на меня —
В эпоху возрождения писать так,
Преступно, всё ругая и черня.
Мол, я порочу власть, а власть все силы
Лишь одному сегодня отдаёт,
Чтоб лучше и вольготнее в России
Жил нищетой измученный народ.
Я отметал упрёки их: а кто же
Довёл народ до ручки, как не власть?
Когда уже ни кожи и ни рожи,
Совсем легко народу в грязь упасть.
А кто, скажите, как не власть, богатства
Народные позволил поделить,
И олигархи мигом государство
Поизодрали, проявляя прыть.
Меня корили, что я, дескать, всуе
О Боге да о Боге говорю.
Не надо пропаганду им такую.
Мол, этим бредом всех я уморю.
А я им говорил, что бред не в этом.
Безбожие — вот это бред так бред.
Что ночи, мол, не справиться с рассветом,
Да здравствует Божественный рассвет!
Но вновь аборигены Поэмбука
Меня корили, но уже в другом,
Что я пишу — вот, право, закорюка! —
Так, как писали в веке золотом.
Эпоха Пушкина осталась в прошлом,
Её серебряный отбросил век.
Писать, как Пушкин, — это нынче пошло,
А по-есенински — искусства верх.
Позвольте, возражал я старожилам,
Но сам Есенин Пушкина считал
В поэзии вершиной всем вершинам
И страстно о судьбе его мечтал.
Об этом он открыто, а не втайне,
Поведал в биографии своей,
Что к Пушкину его всё больше тянет...
Я правильно ответил им, Сергей?
«Всё верно!» — говоришь ты и стихами
Пытаешься мой вывод подтвердить.
Но я обеими машу руками,
Прошу страстями малость поостыть.
Ты прав — потёмки сердце человека,
Порою сам себе он злейший враг.
Тебя в актив серебряного века
Зачислили, но это ведь не так.
Ты выше всяких школ и направлений
Ты летом — ярый зной, зимой — мороз.
Как настоящий, а не мнимый гений
Ты школы-направленья перерос.
Ты Божьей дудкой был, и эту дудку
Вручил тебе не кто-то — Дух Святой,
И ты стихи писал как будто в шутку,
И каждый был чистейше-золотой.
Но нынче почитатели признали
Тебя главой серебряных певцов.
Вот почему они тебя читали,
Да и читают так, что будь здоров.
Что делать с ними, если в детском трансе
Они бредут по утренней заре.
Они помешаны на декадансе,
Они помешаны на серебре.
А почему меня они неплохо
Читают, толком не могу понять.
Ни золотой и ни другой эпохе
Господь мне не судил принадлежать.
Но, кажется, догадываюсь всё же.
Не мало их кружил безверья бес,
И вот теперь ты в них, светлейший Боже,
Рождаешь к православью интерес.
Они меня так яростно ругали
За то, что я, срываясь, но служу
Христовой Истине и без регалий
Я только Господу принадлежу.
Уж так они меня словесно били,
Что бить устали в эту мать и в ту,
И лживых идолов своих забыли,
И за Христом признали правоту.
По капельке, но в духе возрастают,
Пускай и не заметен этот труд.
Вот почему меня они читают,
Да и тебя как Божью дудку чтут.
У нас, Сергей, глубинное единство.
Всю жизнь без Бога жили мы с тобой.
Но Истина нам протрубила чисто,
Что жизнь — она не что-нибудь, а бой.
Но бой не за греховную свободу
Писать стихи, какие захочу,
А бой за то, чтобы людскому роду
Не потонуть в пучине буйных чувств.
Бой за Христа, за честное служенье
Немеркнущим законам бытия.
Об этом — каждое стихотворенье,
Об этом ратуем и ты, и я.
И потому к серебряному веку
Мы охладели сердцем и душой.
В любимце общем видим мы калеку,
Изъян духовный, тяжкий грех большой.
И если честно говорить и строго,
За вседозволенностью новых школ —
Невосполнимое забвенье Бога
И эгоизма гиблый произвол.
Одно спасёт нас — пушкинская вера
В отеческую узкую стезю
От общей жизни заземлённо-серой,
Когда Христу и жизнь и душу всю.
И если здесь не роковая прелесть,
А зрелое предвиденье уже,
С тобою мы окажемся в апреле
На новом интернетском рубеже.
На той границе будем, где ветрище
Разгульно пустится в весенний пляс,
И, может быть, какая-нибудь тыща
Читателей тогда отделит нас.*
Окажемся с тобой на Рубиконе,
Ни хаму не доступном, ни хлысту,
И вместе к Божьей подойдём иконе
И от души помолимся Христу.
14.01.17 г.,
ОбрЕзание Господне;
Святителя Василия Великого.
* Предсказание сбылось. Разрыв составил
1200 читательских голосов.
