ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ Часть I
ПУТЕВЫЕ ЗАМЕТКИ Часть I
Борис Ихлов
Самолет приземлился в аэропорту «Министро Пистаррини». В Шереметьево не могли взлететь – не закрывалась дверка багажа.
Первая поездка в Аргентину, 1997.
Белорус Петя Борисов спас нас от долгих часов мучений в аэропорте с помощью горилки и куска сала. Он хорошо пристроился в профсоюзе, пользовал спортивный инвентарь и прочие блага. Никакого отношения к движению Петя не имел, вытащил его в Аргентину на конференцию Международного союза трудящихся (МСТ) Толик Матвиенко. Матвиенко выдал аргентинцам либеральный профсоюз за собственный, но не рассказал (а мы узнали только через десять лет), что он сотрудник белорусского КГБ. Летел с нами и рабочий Игорь Азарко, который основал в Белоруссии прозападный профсоюз СМОТ из трех человек.
В Буэнос-Айресе сутки не могли получить вещи – не открывалась дверка багажа.
Петя выгрыз себе место под солнцем, Игорь и Толик были безработными и существовали за счет МСТ, им выдавали в месяц по 300 долл., что и по российским меркам было довольно большой суммой.
Лисандро Платцер, переводчик, поступил в аспирантуру МГУ, но не закончил, занялся гостиничным бизнесом, сначала в Екатеринбурге, потом в Москве. Было время, по нужде посещал психоаналитика.
Однажды, в Москве, объявил мне: «Для вас литовские эсэсовцы – враги. А для латышей это национальные герои-освободители». Для каких латышей?
Началась конференция UIT CI, Международного союза трудящихся, одного из осколков троцкистского 4-го Интернационала.
Полненький Даниэль, Даня Калищук с украинскими корнями, член исполкома МСТ, второй человек в организации, имел девичьи губки, короткие ножки и ручки, выступать к президиуму пробирался не спеша, слегка покачивая бедрами, чуть вращая ручками и улыбаясь. Что-то у него было с глазами, в России ему сделали операцию.
Подошел. Сел. Посерьезнел. Видимо, его ужимки производили впечатление.
На первом этаже здания МСТ тренировались боевики – для охраны митингов и демонстраций. Однако менталитет троцкистов показывал сразу, что ничего серьезного эта организация сотворить не могла.
«Сознание народа поворачивается», - говорил мне Даня и показывал руками вокруг головы – как оно поворачивается. «Главное, - говорил Даня, – захватить власть. А дальше мы пригласим специалистов, МВФ, «Крайслер», и они устроят нам экономику».
Газеты в России смеялись над тождественным высказыванием Гриши Исаева, когда тот сказал, что пригласит американского президента Рейгана, статья в «Комсомолке» называлась «Ронни, мы дадим тебе миллион».
Как-то, ерничая, спросил сотрудницу редакции газеты МСТ Мерседес, почему рабочие Аргентины не берут власть. «Понимаешь, - ответила всерьез Мерседес, - на их сознание влияет буржуазная пропаганда». О том, что общественное сознание определяется общественным бытием, «революционерка» не слыхала.
Одна активистка МСТ возила меня по Буэнос-Айресу. Показывая на открытый бассейн для водного поло, сказала: «Это спорт для буржуазии». Ткнула в какой-то дом: «Это здание принадлежит империализму». Катамараны в заливе – тоже буржуазные. Что бы сказали «революционеры», если б узнали, что в России на катамаранах катаются бедные студенты-туристы.
Менталитет «революционеров» при первом знакомстве вводит в ступор.
Встреча в офисе с активистами МСТ, рабочими завода. Один из них – вроде аксакала. Задаю вопрос: сколько профсоюзов на вашем заводе? Долгое бурное обсуждение. Слово передают аксакалу. Аксакал: «Один».
Офис МСТ, активист МСТ спрашивает:
- О, где ты купил эту сумку?
- В Москве.
- А где в Москве?
- В метро.
- А где в метро?
- В переходе.
- А зачем ты ее купил?
- Чтобы вещи складывать!
Рассказываю:
- Летчик-космонавт, герой Советского Союза…
- Какой космонавт?
- Ну… в космос летал!
- А… Экс-космонавт.
Как-то приехал в Аргентину в плаще. Приняли за шпиона. Почему-то считают, что все сотрудники спецслужб ходят в плащах.
Однажды ужинали с Бенши в кафе, я, как обычно в белой рубашке. Бенши:
- Сейчас уже отдых, можно в футболке.
- Понимаешь, в футболке я сплю.
…
В харчевню шастает Шарко
По душам шаркая легко,
След в след стараясь за тобою…
…
Полный текст стихотворения отдал Патрисии, текст утерян.
***
Улица. Взрывы петард. Мы ёжимся: за такое в России так бы дали по шее, мало бы не показалось. На тротуарах местами вырванные кафельные плитки. Лисандро объясняет: «Ими швыряли в полицейских». Почудилось: «Вот бы сюда, вот где движение».
***
Чистенький, как дворец пионеров - онкоцентр напротив окон квартиры Вильмы, где нас поселили. Из дворца утром выходили люди, шли после ночной смены работники госпиталя, после посещения больных – родственники.
Вильма – певица в баре, голос – только для ора, лицо страшненькое. Но депутат парламента. Дверь в ее спальню была приоткрыта, чтобы видели, как она спит без трусов. Откровенно предлагалась, сделал вид, что не замечаю. Зато Матвиенко с удовольствием с ней закрутил. На нас с Петей Вильма обиделась, стала всем рассказывать, что мы алкаши, выпили всё вино в холодильнике. Две бутылки за две недели! Купили пару бутылок и поставили в холодильник, пусть подавится.
Мне же нравилась одна красивая аргентинка, в первую встречу приколола к моей рубашке значок с изображением Морено. Увы, нравы аргентинок мне не понять.
***
В те годы я печатался в пермской «Звезде», в «Рабочей трибуне», в «Советской России», в «Прямом действии», в анархистских «Черной звезде» и «Новом Несторе», в троцкистском журнале «Inprecor» (Интервзгляд), в сталинистской газете «Искра», в нашей магнитогорской «Рабочей газете», в газете «Class Struggle», в нашем волгоградском «Рабочем вестнике», в органе РПК, газете «Мысль», в бюллетенях КАСКОР, в бюллетене «In Defence of Marxism», в органе МСТ «Alternativa Socialista», в каком-то издании британского Militant и прочих левых изданиях, не говоря уже про собственный «Рабочий вестник». В общем, меня принимали за человека публичного. Однажды кто-то из МСТ мне сказал: «Тебя боятся». Напомнило: в Париже активистка «Лют Увриер» Марина Подгорная просила:
- Ты про нас ничего не пиши.
- Так ведь я так, для друзей…
- У тебя слишком много друзей.
Действительно, с троцкистами-манделистами, Дэвидом Манделем, Катрин Самари у меня были неплохие отношения, Дэвида я даже таскал за собой на нашу конференцию в Свердловск. Когда же я написал одну-единственную статью, где позволил себе вполне корректно покритиковать манделистов, Дэвид перестал со мной здороваться. Контакты с «Лют увриер» тоже мгновенно прекратились, как только я расчехвостил книжку на русском лидера Арлетт Лагийе, которую подарила мне Марина.
Казалось бы, троцкисты за демократию, против Сталина, но так же патологически болезненно относятся к любой критике в свой адрес. Такие же догматики, такие же демагоги, такие же невменяемые аутисты. В 1995-м я даже не подозревал, что троцкистские группы контролируются Вашингтоном.
А друзья – исчезли. Как волной смыло. Всех до одного.
***
Судопроизводство в Аргентине мелкое, 1700 рабочих, 250 техников, 50 инженеров, 50 управленцев.
Тигр – узкая речка, мы совершали экскурсию на небольшом пароходе. По берегам - смоковницы, лиственницы, кусты ежевики и богатые отели, дворцы. Но в начале экскурсии у пристани – страшная вонь от воды, бывшая с нами почвовед Людмила сказала, что рыбы тут жить не могут. Но прямо у пристани – бакланы, чайки.
Одна аргентинка сказала мне по-английски: «Мне нравится Тигр». Тогда я всё понял про Аргентину.
Позже в каком-то парке нам показали разновидность каучука – гомеро, с плотными овальными заостренными листьями.
Продукты из мяса – разнообразны, эмпанады (пирожки), чорисо (сардельки), чинчулин (сосиски), оболочка – из кишок быка.
***
Во вторую поездку в России была весна, прихватил с собой плащик. И забыл в самолете. Плащик долетел до Сантьяго и вернулся с Буэнос-Айрес. В офисе авиакомпании мне его вернули.
В Аргентине - осень, резко похолодало, богатый португалец дал мне куртку. Но я уже успел простыть. Потому, когда бразилец Баба на митинге кричал в микрофон, что он еврей в Германии, гей в США и еще где-то какой-то угнетенный, я, не в состоянии услышать из-за грома почти ни слова перевода, отпросился. Хорхе привез мне какие-то лекарства. Когда смог ходить и сидеть на собраниях, кашлял так, что переводчица Наташа хваталась за голову.
13 мая лишь один телеканал сообщил о забастовке работников аэропорта, прочие свято следовали свободе слова – молчали. А с марта в Аргентине – всеобщая забастовка, 8 марта были арестованы 15 человек, принимавших участие в демонстрациях в предместьях Буэнос-Айреса, их жестоко избили, не давали пищи и заставили 4 часа стоять на коленях. Ложное обвинение в нападении на автобусы. Суд не освобождал из тюрьмы их и еще двух, проживающих в курортном городе Мар-дель-Плата, до тех пор, пока в их защиту не была развернута международная кампания.
Потом, когда после моей статьи о том, что в России силовики крышуют наркомафию, когда мне угрожали, а пермская полиция вместе с ФСБ украли у меня компьютер с работами за 9 лет, я запросил поддержки МСТ. На что Патрисия мне посоветовала: «Ты не пиши так резко». И никакой международной кампании.
Был еще митинг, в зале точно так же собралась огромная толпа. Мне дали выступить, я начал рассказывать о ситуации в России. И вдруг зал грохнул аплодисментами: Патрисия, которая переводила, вставила в мою речь что-то революционное.
После меня выступал Матвиенко. «Мы должны убить буржуазию! Иначе буржуазия убьет нас!» Гром аплодисментов.
Зачем буржуазии убивать трудящихся. Она ж с них прибыль получает.
Потом все пели «Интернационал».
Какая-то девушка в кулуарах спросила меня, что я думаю о речи Матвиенко.
- А ты?
- О, пламенная речь!
- А по-моему – демагогия.
Матвиенке донесли.
- Ты, Боря, не мешай мне! В тебе, Боря, сосредоточен весь негатив, который есть в евреях…
Потом я слышал и от Хорхе:
- О, Матвиенко – большой революционер!
- А что он сделал революционного?
Хорхе замешкался. Как легко стать революционером! Вот и Удальцов-Тютюкин в России – тоже революционер.
***
Конечно, не обошлось без обсуждения движущих сил революции. МСТ пригревает всех подряд: от «угнетенных» гомосексуалистов и феминисток до индейцев и безработных. Разговаривал с Хорхе: ведь это размывает организацию рабочего класса, вы собираете то, что должна собрать только революция.
Да, Троцкий считал, что в Латинской Америке в революционной ситуации будет доминировать не рабочий класс, а служащие. Но всё определяет цель: уничтожение старого общественного разделения труда, и в этом может доминировать только рабочий класс.
Этот тезис о рабочем классе позже использует Даниэль – в борьбе за власть.
Конечно, не обошлось без дискуссии, что же теперь в России. Сохраняется ли «переродившееся рабочее государство», как формулировал Троцкий. Действительно: как так – из рабочего государства – обратно в капитализм? И что поддерживать: остатки рабочего государства или слом тоталитаризма?
Часть МСТ считала, что сохраняется, часть склонялась к тому, что в России «не такой капитализм», часть – за капитализм. Безграмотный Калищук, поскрипев мозгами, выдавил из себя «симбиоз». Никому и в голову не могло прийти, что Троцкий формулировал определение из конъюнктурных соображений. Если переродившееся – во что? Если немного – то плевать, ведь нет идеального социализма. Если много – то рабочее государство нипричем.
Я сообщил публике, что Вашингтон решил дело просто: постановил, что в РФ рыночная экономика. Позже, после поездки в Белоруссию, выяснилось, что говорит Даня одно, а думает другое, в разговоре он мрачно высказал мне: «Видели бы они всё это в России, звериный капитализм».
***
Однажды нас вывезли в местный курорт, Мар-дель-Плата. По пути Даниэль листал штатовский статистический журнал «The World», сборник за год. Я попросил, стал переписывать цифры. Даня: «Ты прав, с теорией в МСТ слабовато. Но и ты – уж слишком…»
Побережье океана, комфортные отели и, разумеется, туалеты с русской матерщиной на стенах. Однако окунуться в воды Атлантики было не суждено. Пока мы пять часов ехали в поезде, температура упала на 20 градусов, был шторм. Петя Борисов все равно разделся и полез в воду, а я боялся простудиться - по обыкновению. Петя принес мне в пригоршнях умыться. Пили водку, она в Аргентине отвратительная. В отличие от виски, дешевого, 10 песо за литр, но не хуже шотландского.
Встречались с местными троцкистами из МСТ, пустые разговоры.
По возвращении привез виски в Пермь, приятели из университета оценили: «Душу греет!»
***
Вторая поездка, 1998.
В дни шахтерской бузы на Горбатом мосту в Москве Калищуку удалось вытащить горняка Борю Брагина из Воркуты, тот оказался под стать Матвиенке. В одну из поездок был вместе с ним, Боря украл у стюардессы, которая собирала подносы после еды, ложку, вилку и нож. Поселили нас у какого-то парня, Боря увидел у меня в сумке бутылки водки, потребовал, чтобы я их достал. Сказал ему, что привез их, чтобы раздать, как подарки. Боря возмутился: «Я здесь! Я буду пить водку! На латиносов насрать!» Мы тогда обнаружили, что в Аргентине делают изумительное пиво, в больших по 0,7 л темно-зеленых бутылках, правда, хранить в холодильнике можно было не более суток, дальше можно выбрасывать.
Боря ничего не понимал. На конференциях мы сидели вместе, то с Борей, то с Матвиенко. Я делал пометки на листках бумаги, набрасывал тезисы выступлений. Для краткости шифровал. Потому ни Матвиенко, ни Боря не понимали, что я пишу. Однажды Боре нужно было давать ответ на чье-то выступление, он начал меня спрашивать, что говорить, я пытался сообщить что-нибудь скороговоркой, но зал оборвал – Ихлов влияет на Брагина! Матвиенко возмущался: «Ихлов ничего не показывает, прочитать невозможно!»
У всех у них, у Матвиенко, Брагина, Борисова, Азарко – интересы вполне фанаберские. Какое, к черту, рабочее движение, какая революция. На шашлыках в доме португальца я прямо высказал это Патрисии. Промолчала.
***
Третья поездка, 2001.
Дефолт. Многие нефтяные скважины, в Неукене, Сальте – закрыты: «нерентабельны». Калищук прыгает бодрячком, на мой вопрос, где его носит – небрежно-заносчиво: «Я был на улице! Революция!»
25-е января. В самолете «Эр Франс» рядом со мной два француза, оба подшафе, но, когда по радио объявили, оба послушно пристегнули ремни. Я заметил им, тогда один, специально для меня, смакуя эффект, закурил. Тут же прибежала стюардесса… Второй:
- Сколько часов лету до Перми?
- Это зависит от дороги…
- Зачем летишь в Буэнос-Айрес?
- Поддерживать левых.
И проскандировал: «Янки, гоу хоум!»
Дальше обсуждали, как Де Голль возил в Штаты доллары в обмен на золото. Буза в Аргентине французов никак не интересовала.
26-е. Студент-троцкист переводит своему товарищу надпись на моем членском билете: «Российское общественно-политическое объединение «Рабочий»». От себя добавляет - «революционное». Символисты… Вспоминается, как неожиданно став поклонником Северной Кореи, анархист Дима Костенко писал ранее в своем «Новом Несторе»: «Если зудит про мировую революцию, значит, троцкист». Прежде на конференциях испанская делегация МСТ, Рамос Аннибал и прочие, корили нас, что мы не говорим о социализме. Анекдот про молодого барана и старого.
Митинг.
«Когда народ един, он непобедим». Скандируют. Говорят. Партийные функционеры ходят кругами вокруг толпы. Толпа в центре расселась на траве, со всех сторон огромные плакаты, за ними не менее 6 тыс. участников. Говорят, что в прошлое воскресенье было три тысячи. Вокруг парка, вдоль улицы – высотные дома, в каждом горит свет в одной-двух квартирах, остальные на митинге.
Пародируют латиноамериканскую манеру ораторствовать – с придыханием и неистово. Шалят – поднимают руки «против», когда единогласно. Фронда. Надрывно орут «тихо!», когда уже все замолчали. Принимают резолюции освободить политзаключенных. Не партийных, а тех, кого посадили за митинги и демонстрации. Партии в Аргентине любовью не пользуются. Отношение к перонистам – как в СССР к КПСС в 1990-м. Митинг собрали сами жители домов.
Какой-то праволиберальный журналист пытается выступить. Толпа скандирует: «Ихо де путо!» (сын педераста).
Условия для митинга – идеальные. Наша бы милиция тут же отключила фонарь, под которым разместились организаторы, пригнали бы оркестр или устроили бы фестиваль русского народного танца. Здесь – ни единого полицейского за версту. После того, как полиция убила сначала шестерых, затем еще 27 человек. Выступающий: «Мы будем Советы!» Ракетный залп аплодисментов, в ушах – как гром динамика на дискотеке.
Подошла хорошо одетая женщина, узнав, что я из России, подала мне руку, за ней потянулись какая-то студентка, мужчина в очках.
Но если Советы – значит, захватить почту, телеграф, банки, железнодорожные и автостанции. Это работа с армией. Кто из них готов идти работать в Советах каждый день? Знают ли они финансы, управление производством? Одного единства мало. Вы будете смеяться, но этот лозунг восставших латиносов ныне переняла «Единая Россия».
Переводчик Лисандро мне высказал: «Я бы пошел работать каким-нибудь министром».
На самом деле, при нелюбви к партиям, партии же и направляют. Партийные функционеры организуют поддержку, обструкцию, успокоение. От МСТ – молодежь, от троцкисткой «Партидо Обреро» - народ постарше.
Одни функционеры раздают листовки, другие расселись на траве и пьют матэ. Люди старческого возраста собирают дань, бесконечно вежливо и заискивающе.
Рядом играют в волейбол, игроков не привлек даже ансамбль в начале митинга. Выражения лиц стоящих поодаль – пустые, равнодушные. Беседуют группами о 3-4 человека, не слушая ораторов.
Резолюция митинга: «Национализация. Отказ от долга. Госмонополия на внешнюю торговлю». Жди, дожидайся!
Бенши, студент лет 20-ти, хозяин квартиры, где меня разместили, пришел в два часа ночи: «Была жаркая дискуссия». О чем? «Как твое впечатление?» И, еще до того, как я начал говорить, вместо ответа на мои вопросы: «Очень хороший митинг!»
Митинги девальвированы, это отдых, развлечение, балабольство, которое выдают за работу.
Между тем, партии слабы. Нет ни власти, ни двоевластия, власть валяется под ногами – подобрать некому. Партии замордовали трудящихся, те по наивности повторяют жесты партийных ораторов. Ни одна левая организация не оказалась готовой к событиям, хотя МСТ постоянно твердил о революционной ситуации. У Бенши хоть дым в голове, но высказал: «Отсутствие революционного руководства. Сможет ли МСТ взять власть? Нет, нас слишком мало». Так ведь и большевиков было мало. А самое большое единство – на футбольном матче.
Вот-вот, в этом единстве треклятом все дело. Если скандируют – это не единство, а одинаковость. Завтра они забудут друг друга. А ведь тот, кто провозгласил Советы – имел в виду 1917-й. Они, глупые, считают, что это США и Европа разрушили СССР.
Чем-то всё это похоже на табачные бунты в России, когда торгаши и власти пользовали граждан как кордебалет.
28-е, первое заседание конференции МСТ.
МВФ предложил «соцпакет», чтобы вернуть долги. Но МВФ не нужен возврат долгов, ему нужно внешнее управление Аргентиной.
Криком исходили ораторы на утлом заседании, Калищук спал, точнее, показывал, что спит. Наталья, переводчица, красотка-малолетка, с чувством массировала ему шею. Он ее, стоящую сзади, как хозяин, подозвал, не глядя, махнув пальцем. Калищук сыто улыбался.
Наталья и ее старшая сестра Ольга съехали в Аргентину из Пятигорска. Был теракт, Ольге взрывом обожгло грудь. Жить в родном городе они уже не смогли. Ольга душевная, переводила гораздо лучше пустенькой Наташи, та просто городила слово за словом, без всякого смысла. Впервые увидев меня, Наталья удивленно спросила:
- Как ты попал в эту банду?
- А ты?
Стояла жара, у меня не было ничего, кроме плотных, тяжелых джинсов. Шли вместе в магазин выбирать мне шорты.
- У тебя в электронном адресе – bella, что это?
- Красавица.
Сделал ей комплимент, что-то из Пушкина. Она:
- Мужики аргентинцы – отстой. Каждый раз, когда прохожу мимо, слышу за спиной, как начинают обсуждать мою красивую жопу. Единственное, что они могут обсуждать – жопа.
Через несколько лет она спросит, не стала ли хуже ее ослепительная фигурка.
Привозил ей, Ольге, Патрисии в подарок всякие крема, духи и прочие мелочи из России.
- Зачем ты мне всё это везешь? Значит, тебе от меня что-то надо.
