КУСОЧЕК ХЛЕБА. Часть седьмая. КИФАНГОНДО. (18+)

Утром Рогозин с Рамиресом доложили советнику Гонсалесу о своём прибытии из столицы. Потом было совещание командиров, на котором обсудили завтрашнюю передислокацию. Чтобы курсанты зря не слонялись без дела, он поручил им собрать мешки со всех укреплений лагеря, высыпав из них песок. Они пригодятся при возведении новых блокпостов. Егор пытливым взглядом рассматривал территорию стрельбища, когда к нему подошёл советник и через Рамиреса предложил проверить огневую подготовку кубинских стрелков. Рогозин позвал несколько своих бойцов для управления появляющимися мишенями. Стационарные были установлены на пятьдесят, семьдесят пять и сто метров, в самом конце было вкопано несколько столбиков, вершины которых венчали пустые бутылки, едва различимые невооружённым глазом.

 

Егор присматривался к парням с острова Свободы, на их лицах была отпечатана решимость, осознание того, для чего они здесь находятся. Они не выглядели и не вели себя так, как это присуще европейским наёмникам, ибо ими руководила идея, толкающая их на реальную борьбу за реальную свободу угнетённых и поверженных в рабство людей. Кубинцы твёрдо верили в правое дело революции и в то, что даже на этой земле защищают именно её. Это их сплачивало и дисциплинировало, все были хорошо подготовлены и знали, что кому и как делать. Каждый, помимо своей, владел ещё, как минимум, одной смежной военной специальностью. Наряду с этим, их нельзя было упрекнуть в отсутствии чувства юмора, эти люди могли шутить и веселиться в любое время и в любой обстановке.

 

Первая пара вышла и улеглась на огневом рубеже. После команды «Огонь» пули взрыли весь песок вокруг мишеней, оставив их не тронутыми. Рогозина это насторожило. Он осмотрел прицельные планки, поправил у стрелков положение ног и выдал им ещё по рожку. Бойцы переглянулись, и всё повторилось сначала, под громкий смех всех присутствующих.

 

- В чём же подвох? – Недоумевал Рогозин.

 

- Санчо, - обратился к нему Рамирес, - у меня создалось впечатление, что это не ты их тестируешь, а они тебя проверяют. Один из них говорит, что их так стрелять не учили.

 

- Тогда пусть покажут результаты своего обучения, - Егор нежно поглаживал свою «Настеньку».

 

Стрелок, лежащий слева, отложил автомат в сторону, взяв в руку только рожок. После возгласа «Хоп!» он рванул вперёд, сделал кувырок через голову и, прицельно метнув нож в ближайшую мишень, замер у первого бугорка, используя его, как укрытие. А тот, который справа, прикрывал его автоматным огнём, встав на колено.

 

Он короткими очередями в три-четыре патрона расстрелял ближние цели, потом, на ходу, продолжил укладывать следующие. Поравнявшись с напарником, перебросил ему автомат, а сам, в ныряющем прыжке, бросил нож в появившуюся мишень, пронзив её прямо в центре. Далее их роли поменялись, и они стали быстро перемещаться, перебрасывая оружие, и прикрывая друг друга, поочерёдно используя метательные лезвия для поражения имитаций человека. Расстреляв последнюю и всадив, вдобавок, в неё два ножа, они хлопнули друг друга по ладони, затем, весьма артистично, исполнили мужской поклон с его женским эквивалентом – реверансом, после чего один из них взял со столбика бутылку и, шутя, поставил себе на голову.

 

Едва он отнял от неё руку, как она разлетелась вдребезги от выстрела Рогозина. Стрелки попадали на землю, такого поворота событий никто не ожидал и даже не предполагал. Мгновенно наступила тишина, многие сидящие на земле вскочили на ноги, а Рогозин опустил «Настеньку» прикладом на землю и с невозмутимым спокойствием дунул на кончик ствола, как это делают в кино американские ковбои со своими револьверами после удачного завершающего выстрела. Ропот волнения прошелестел в рядах кубинцев, а когда оба стрелка, покручивая головами по сторонам, стали подниматься, отряхивая с себя пыль вперемешку со стеклянной крошкой, он перерос в бурные овации. Рогозина подхватили на руки и несколько раз подбросили вверх, чему он и не сопротивлялся. Взаимопонимание между всеми было налажено.

 

Три национально-освободительных движения в Анголе, борясь между собой за власть в стране, развязали гражданскую войну, в которой безжалостно уничтожалось мирное население. Любая группировка, попав на условно приграничные сопредельные территории, вела себя как свора бандитов по отношению к нему. Людей казнили без суда и следствия, особенно мужчин, убеждая себя в том, что они являются участниками или потом пополнят ряды противоборствующего формирования. Также, маскируясь под них, по стране разъезжали хорошо вооружённые банды мародёров, которые убивали всех, кто мешал им творить беспредел. По этой причине, никто не встречал цветами, продвигающуюся в сторону города Кашито, военизированную колонну МПЛА.

 

Им навстречу двигались войска ФНЛА, основной костяк которых представляли боевики баконго. Они были усилены более чем наполовину солдатами армии Заира. Особой ударной силой было подразделение прожжённых бывших португальских военных, участников колониальных войн, примкнувших к антикоммунистическим организациям. Их дополнял отряд военнослужащих регулярной армии Южно-Африканской республики. Холден Роберто спешил овладеть столицей и взять на себя контроль над ней перед провозглашением независимости страны. Его знаменитая фраза «Завтракаем в Кашито, ужинаем в Луанде» была сродни немецкому блицкригу во времена второй мировой войны, и несла в себе обязанность вдохновлять каждого солдата. Заручившись радостным восторгом от взятия одного города, он в спешном порядке рвался вперёд.

 

К полудню войска МПЛА подошли к посёлку Кифангондо, расположенному в двадцати двух километрах от столицы на левом берегу реки Бенго, близ озера Пангила, окружённого труднопроходимыми берегами, и кишащего крокодилами. Местность была холмистой и укрытой лесами, что давало стратегическое превосходство в обороне. Курсанты Рогозина приступили к воздвижению фортификационных сооружений на отведенном им участке. Предстоящее крупномасштабное сражение с уготованной линией фронта, в котором он впервые примет участие, не пугало и даже не настораживало, хотя, в его представлении, не должно было сильно отличаться от тех партизанских рейдов, в которых ему приходилось бывать с офицерами спецназа КГБ. Как командир, он нёс на себе ответственность за определённый участок фронтовой территории и за людей, которых сам обучал военному делу.

 

Он подружился со многими кубинцами и, благодаря Рамиресу, этому уникальному человеку, мог с ними общаться на любые темы. Его интересовали жизненные истории людей, чем они занимались до революции и после, где обучались военному искусству, каких рыб они вылавливают на своих побережьях, каким образом на Кубе изготовляются сигары, каков на вкус кубинский ром, и что собою представляет сафра по уборке сахарного тростника.

 

Ближе к вечеру, подводя итоги уходящего дня, Рогозин с Рамиресом присели на ящики возле БТРа. Егор достал свой блокнот и карандаш. Хосе Мартин, механик-водитель этой машины, тут же обратил внимание на его рисунки. Перелистав и узнав, кто их автор, он достал помятое фото Че Гевары:

 

- Сможешь изобразить?

 

Рогозин внимательно рассмотрел фотографию, приспособил её перед собой и его карандаш начал исполнять виртуозный танец на листке блокнота, оставляя после себя следы, которые постепенно превращались в объёмный портрет бородатого мужчины с беретом на голове. За его работой уже наблюдало несколько человек, они одобрительно перешёптывались, чтобы не отвлекать художника. К образовавшемуся скоплению подтягивались освободившиеся бойцы, увеличивая количество присутствующих. Вот Рогозин остановил карандаш, немного подумал, добавил ещё пару штрихов, затем, с довольным видом, решил подписать рисунок и подарить его Хосе.

 

Едва он успел вывести карандашом «На память Хо…», как все бойцы дружно вскочили – к ним группой в несколько человек подошло высшее руководство. Все расступились, и Рогозин оказался в самом центре. Главнокомандующий обратился к нему:

 

- Слышал о тебе, Макалузо, не очень много, но достаточно, чтобы сделать выводы. На стрельбище ты вёл себя, как янки, для которого жизнь цветного ничего не значит. Если бы ты, хотя бы поранил моего солдата, промахнувшись, я бы приказал тебя публично расстрелять, не глядя на твои умения и заслуги.

 

- Команданте, человека, решившего отпустить бороду, можно обвинить в небритости, - ответил Егор, - я лишь хотел показать вашим бойцам, что нет предела совершенству.

 

- Хм. А это что такое? – Переводил Рамирес слова главкома, взявшего в руки блокнот Рогозина. – Талант не бродит в одиночестве? Кто эта женщина? - Интересовался он, внимательно рассматривая множественные изображения Нганы.

 

- Это его жена, - сказал Рамирес. У главкома вздёрнулись брови, а взгляд потеплел:

 

- Ладно, слова о янки беру обратно. Мой Бог! Да это же дружище Че! Ты знал его? Где с ним встречался? Алжир? Конго?

 

Рогозин протянул ему фотографию, принадлежащую Хосе:

 

- С неё рисовал, только что.

 

- Открою секрет, хоть Че мне и друг, но я от него не в восторге, - и, наклонившись к Рамиресу, добавил, - уж очень он не любил умываться. Надеюсь услышать о тебе, Макалузо, ещё много хорошего, - главком на прощание похлопал его по плечу, - а это, позволь мне оставить себе на память. Хорхе, меня зовут Хорхе, допиши вот здесь. - Он ещё раз с удовлетворением посмотрел на изображение Че Гевары и положил рисунок в командирский планшет. Потом им была проведена воодушевляющая беседа с кубинцами, которая закончилась всеобщим возгласом:

 

- No pasaran!

 

- Кто это был? – поинтересовался Рогозин у Рамиреса после их ухода.

 

- Главнокомандующий кубинским экспедиционным корпусом в Анголе, действующий секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Кубы Хорхе Рискет Вальдес-Салданья. Рискованный ты парень, Санчо. Хорошо, что с этой бутылкой всё так обошлось. Твоя постоянная привычка ходить по лезвию бритвы когда-нибудь тебя подведёт.

 

… Приближающийся авангард объединённых войск Холдена Роберто был атакован силами пехотного батальона, состоящего из хорошо вымуштрованных африканцев, бригады и миномётной батареи МПЛА. После упорного боя с преобладающими силами противника, бойцам пришлось отступить на укреплённые позиции. Рогозин так и не понял, было ли это заранее продуманное тактическое решение руководства, но то, что стечение обстоятельств оказалось верным, он не сомневался. Линия обороны была выбрана очень удачно и позволяла контролировать единственные трассы с асфальтным покрытием, связывающие столицу с северными и северо-восточными районами страны.

 

По гребню холмов Кифангондо пролегала весьма мощная бетонная труба, снабжающая Луанду пресной водой. На участках обороны труба являлась естественным препятствием для войск ФНЛА и её использовали, как укрытие, оборудовав вдоль неё окопы и стрелковые ячейки. Путь, по которому могла передвигаться боевая техника и пехота противника, был единственным, и пролегал вдоль шоссе Кашито-Луанда, сначала по мосту через озеро Пангила и далее к следующему через реку Бенго.

 

К вечеру того же дня, после усиленной артподготовки, войска Роберто попытались закрепить свой успех, но были отброшены назад с множественными потерями для себя. Обе стороны стали наращивать свои силы, подтягивая пополнение и тяжёлое вооружение. С помощью бульдозеров и экскаваторов проводились инженерные работы, связанные с возведением новых оборонительных сооружений, окопов в полный профиль, позиций для артиллерии, предполагающих наиболее эффективное применение для пушек, миномётов, безоткатных орудий, установок «Град-П» и четырёхствольных зенитных установок, развёрнутых кубинцами для стрельбы по наземным целям.

 

Почти две недели противники пробовали свои силы, встречными боями производя своеобразную разведку, концентрируя и накапливая резервы, продолжая усиленно укреплять линию обороны. Многочасовая артподготовка и бомбёжка с воздуха велась вслепую и, можно сказать, наносила войскам МПЛА редкий единичный урон. Гибло много животных, населяющих территории, на которых люди развернули боевые действия.

 

Первым же вечером, по подсказке механика Хосе, Рогозин выкопал в земле полуметровый окопчик, застелил его листьями, выбрал удобное положение для тела, а Мартин закрыл его БТРом, соорудив, таким образом, защиту от осколков и прямого попадания артиллерийского снаряда. Это давало возможность посвятить несколько часов, восстанавливающему силы беззаботному сну. Во время артподготовки, взрывная волна сбрасывала на землю с больших деревьев полчища разнообразных пауков и змей. Они разбредались и расползались в разные стороны в поисках нового пристанища. Той же ночью, безмятежный сон Рогозина был нарушен множественным прикосновением волосатых лапок к его оголённым участкам тела.

 

Забыв, спросонья, где он находится, Егор попытался резко вскочить, но больно ударился головой о днище БТРа. В первое мгновение, он воспринял это за нападение противника и успел, выхватив нож, сделать несколько взмахов. Наполненный пауками окоп, в котором он лежал, прикосновение шероховатого и холодного тела проползающей по нему змеи, в совокупности с ночной теменью и ограниченным пространством, вызвали в нём панический страх, который не поддавался контролю. Это был не тот противник, с которым он привык встречаться через перекрестие прицела или лицом к лицу. Рогозин стал стремительно покидать своё убежище, давя всех, кто попадался на его пути.

 

Выбравшись наружу, он еще долго не находил себе покоя, размахивая руками и перебирая ногами. В таком состоянии им было встречено утро. Поведав Рамиресу о событиях прошедшей ночи, Рогозин позволил ему осмотреть себя. На шее, со стороны правого плеча, была выявлена лёгкая припухлость размером с мелкую монету, а на внутренней стороне локтевого сгиба той же руки, сильным зудом и жжением выдало себя белёсое пятно с розовым окаймлением. Появились болевые ощущения в правой стороне тела, тормозившие моторику всей руки, особенно пальцев. Внезапный приступ тошноты согнул его пополам. Не медля ни минуты, Рамирес потащил Егора в тыл, где размещалась большая палатка полевого госпиталя. Кубинка, возглавляющая медицинскую службу, едва взглянув на Рогозина, тут же отрезала:

 

- У плохого солдата всегда перед боем понос? Возвращайтесь на передовую, здесь у меня люди, которым действительно нужна медицинская помощь. Трусы!

 

- Сеньорита, - Рамирес подчёркнуто выделил это обращение, намекая на то, что с таким характером она не скоро станет сеньорой, - вы в своей практике не сделали столько уколов больным, сколько этот человек отправил на тот свет плохих парней. Он провалился в яму, кишащую ядовитыми пауками, ему не нужна санация, хотя бы антигистаминное, противоаллергенное, если есть, конечно.

 

У Рогозина начались проблемы с дыханием. К нему подбежала негритянка, местная травница, добровольно примкнувшая к госпиталю. Она заглянула в его глаза, взяла за руку и потащила к себе в палатку. Подошла кубинка, принесла порошки, потрогала его лоб, осмотрела припухлость на шее:

 

- Ему надо много пить. Вода с лимоном. Обильное питьё. Пусть примет вот это.

 

Травница попросила оставить её наедине с Рогозиным, Рамирес тоже настоял на этом.

 

- Видите ли, мм, - он вновь захотел быть вежливым.

 

- Кармелита, так меня зовут.

 

- Видите ли, Кармелита, - повторился Рамирес, - этого человека уже многое связывает в Африке, хотя он здесь не по зову сердца, как вы. Будет лучше, если помощь ему окажет ваша медсестра. Африканские лекари рассматривают, прежде всего, психо-духовные аспекты, считая, что никто не заболевает без уважительной причины. Не хочу вас обидеть, но мне кажется, что мой товарищ сейчас в надёжных руках, хотя они и чёрного цвета.

 

Из палатки, вытирая ладони ветошью, вышла негритянка:

 

- Это было предупреждение духов Шамондо. Его друг, за которого все просили, покинул Африку, не исполнив своего долга, хотя и не по своей воле. К утру яды нейтрализуются, и он вернётся в строй, отвар из целебных трав и мазь на основе жира удава сделают своё дело, - потом шёпотом добавила, обращаясь к Рамиресу, - теперь он должен сражаться за двоих. Шамондо требует человеческой крови, много крови.

 

…Рогозин изготовил себе маскировочный костюм наподобие гилли из мелкоячеистой сетки с множеством петель, в которые вплёл полоски ткани и кусочки местной растительности. Таким же образом украсил свою «Настеньку», приспособив ещё для её оптики солнцезащитный козырёк. Брал свой жилет-разгрузку с минимумом вещей, боезапас и, оставляя за себя Рамиреса, перед рассветом уходил на «охоту». Несколько удачных выстрелов, правда, на приличном расстоянии, и он возвращался обратно – местность начинала обрабатываться артиллерией противника.

 

В очередной раз, закамуфлированный, он лежал в своём укрытии и рассматривал через прицел вражеских солдат. Вот двое заспорили между собой, оба чернокожие, различительной чертой которых, был цвет военной формы, говорящий о принадлежности их к вооружённым силам разных государств. Один из них доживал оставшиеся секунды. И тут Рогозин задумался, нет, скорее всего, эти мысли принадлежали тому, кто в нём сидит:

 

- Не устал отнимать жизни? Ты чувствуешь себя Богом, делая жену этого солдата вдовой, а детей сиротами? Разве это твоя война? И вообще, что ты тут делаешь?

 

- Ты же прекрасно знаешь, что любой солдат знаком с издержками своей профессии, к своей жене и детям живыми возвращаются победители или калеки. Там – плохие парни, тут хорошие. Умирают одинаково все. А здесь я воюю за то, чтобы многим другим жилось лучше, чтобы им не надевали железные ошейники и не относились, как к животным. Если бы это меня разглядывали в прицел, ты бы уже давно молчал. Я просто делаю свою работу, ту, которой меня обучили. Ещё у меня есть воинский долг, скреплённый присягой, и доверие людей, пославших меня сюда. С большой вероятностью могу сказать, что лишив жизни этого человека, я спасу от мучительной гибели многих других, не имеющих отношения к войне. Ты моими глазами видел все их бесчинства.

 

Солдат баконго в ссоре толкнул обеими руками заирца. Егор плавно нажал на спусковой крючок. Быстрая перезарядка. Второй военный ненадолго пережил первого. Рогозин отполз назад, перекатился и стал менять позицию – два выстрела подряд с одного места, не есть поступок профессионала.

 

Ежедневно, как на работу в тир, он выходил на заранее намеченные позиции, чтобы сделать свои несколько результативных выстрелов. В один из дней, возвращаясь обратно, Рогозин решил срезать путь и попал на участок, занимаемый женской ротой, состоящей из активисток МПЛА. Все они носили мужскую военную форму, и никто из них, даже пышногрудые, не пользовались лифчиками.

 

Утончённым взглядом проснувшегося в нём художника, Егор фиксировал в своём сознании мимолётные моменты замеченных пикантных женских прелестей, невольно любуясь и отдавая должное, совершенно свободному доступу своих глаз к их обозрению. Рогозин учтиво улыбался девушкам в ответ, слегка кивая головой на их дружелюбные приветственные жесты. Он был здесь единственным мужчиной и, буквально, своим внутренним восприятием чувствовал на себе жар всеобщего внимания от направленных на него любопытствующих взглядов. Несколько чернокожих женщин окружили его, весело и эмоционально, как присуще всем негритянкам, подшучивая на португальском языке.

 

- Atirador de elite? Sniper?

 

- Да, снайпер, - кивнул Рогозин головой, с трудом разобрав единственное слово.

 

- Тогда попади в меня! – с хохотом они затолкали его, почти не сопротивлявшегося, в палатку. Там молодая женщина совершенно бесцеремонно расстегнула его поясной ремень и влезла к нему в штаны. Вероятно, она была католичка, ибо тут же обратилась к Богу, закатив глаза:

 

-Боже, завтра ты можешь прибрать меня к себе. Тогда я не смогу себя простить за то, что не воспользовалась случаем, который ты послал мне сегодня!

 

Они, раздевая Егора, аккуратно сняли и поместили его «Настеньку» рядом со своим оружием. Расстеленное на больших листьях покрывало приняло на себя Рогозина, и одна из женщин уселась на него сверху:

 

- Попал! Он действительно снайпер! – негромкий доброжелательный смех расслабляющее подействовал на всех присутствующих. Под восторженные возгласы и неумолкающие шутки, наездница положила ладони Рогозина на свои груди и, закинув голову назад, продолжила динамичные движения. Женщины, возбуждаясь, постепенно освобождали себя от одежды.

 

Егор чувствовал себя султаном среди наложниц. Гормоны, переполняющие молодую кровь, напрочь откинули все напоминания о войне, о возможности неминуемой гибели в бою, о супружеской верности, стеснительности и обо всём другом на свете. Он ничего не понимал из сказанного ими дословно, но сама атмосфера спонтанно создавшихся коллективных отношений, затянула его в омут своих объятий с головой, наполняя его тело и разум, новизной воспринятых ощущений.

 

Спустя пару часов, наступило расставание, которое было таким же жарким, как и приём. Ему были предложены жареные бобы с куском антилопы и разнообразные фрукты, от глотка спиртного он вежливо отказался. Каждая из женщин на прощание коснулась его рукой в знак благодарности. Ими было высказано множество добрых пожеланий, о содержании которых Рогозин лишь догадывался.

 

Утро следующего дня началось с продолжительной многочасовой артподготовки противника. Особенно доставала дальнобойная сто тридцатимиллиметровая артиллерия, доставляющая защитникам Кифангондо изрядное беспокойство. Её снарядам были доступны даже пригороды Луанды. Рогозин предложил на совещании командиров создать мобильную диверсионную группу по её уничтожению или выведению из строя артиллерийских расчётов, замену которым, явно, не скоро отыщут. В штабе поставленную задачу сочли невыполнимой по ряду причин.

 

А тем временем войска ФНЛА предприняли массированную атаку силами пехоты, поддерживаемой БТРами французского производства и миномётным огнём. День уже перевалил на вторую половину, а бой всё никак не утихал. Врагу удалось приблизиться и закрепить свои позиции в районе моста через озеро Пангила и разместить неподалёку свой командный пункт. Но дальше пути к продвижению были перекрыты шквальным заслоном из всех видов стрелкового оружия, РПГ, миномётов, зенитных установок, развёрнутых для горизонтальной стрельбы. Но особую роль в этом театре военных действий сыграл хорошо скоординированный огонь реактивных установок «Град», которых ангольцы из-за одного ствола и первого применения в боях под городом Кашито, несколько раз переходившего из рук в руки, нарекли «МоноКашито».

 

В этот день «Настенька» Рогозина укоротила жизни двадцати девяти человек в военной форме разных оттенков. Командный состав выдавала привилегия носить солнцезащитные очки, их то и выбирал Егор в первую очередь. Трупы убирать было некому, поедать, кроме стервятников, тоже, ибо все дикие звери разбежались. От жары они разбухали и, разлагаясь, издавали зловонные запахи. Позже, солнце их высушивало, почти мумифицируя. Учитывая постоянное направление ветра, людям Холдена Роберто приходилось заматывать лица платками, чтобы хоть как-то защитить себя от смрада.

 

Противник вновь активировал дальнобойную артиллерию. Рассчитав её примерное расположение, Рогозин, за неимением поддержки в штабе, решился на отчаянный шаг в одиночку. Он внимательно изучил карту, подходы, укрытия, вероятные позиции с удобными секторами обстрела, и выработал для себя маршрут. Пополнил боезапас для винтовки и пистолетов, исключил из снаряжения всё, без чего он мог обойтись, обул охотничьи сапоги из толстой кожи с высокими голенищами, способными защитить его ноги от внезапных укусов змей. Не найдя Рамиреса, Егор написал на листке:

 

- Я занялся «дальнобоем» по своему плану. Вернусь, как позволит обстановка. Ты – главный.

 

Записка была оставлена на столике в палатке, придавленная патроном. Реку он перешёл по мосту, поприветствовал зенитчиков и, пройдя последний пост, после фразы «Но пасаран», свернул направо и канул в ночь. Многокилометровые марш-броски с полной выкладкой в тренировочных лагерях не забылись его организмом. Двигаясь в обход озера Пангила к высотам, обозначенным на карте как Кал, он выбрал оптимальный темп движения, согласованный с правильным дыханием. Берега озера были сильно заболочены и перенаселены крокодилами, этими виртуозными мастерами подводной маскировки, поэтому, форсирование отпадало сразу.

 

По расчётам Рогозина, его появления со стороны глубокого тыла, ожидать никто не будет. Он лишь опасался встречи со стаями шакалов или гиен, вот они представляли реальную угрозу его замыслам, ведь в одиночку с ними справиться почти не реально. Перебираясь от одного ориентира к другому, он, задолго до рассвета прибыл в намеченные места. Ровно в семь часов утра артиллерийская батарея начала обстреливать позиции МПЛА, выдав своё местоположение. Поднявшись ещё выше по склону, Рогозин выбрал удобную позицию, соорудил упор и разложил боеприпасы для удобства быстрой перезарядки.

 

- Так, батарею обслуживают заирцы, если их «проредить», то новый обслуживающий персонал прибудет не скоро. Кто же из них самый незаменимый? - Рассуждал про себя Егор, разглядывая один из расчётов. – Вот эти подносчики, снарядные, заряжающий с помощником, замковый. Вот наводчик, а этот будет командиром орудия, что ж, они то и подлежат ликвидации в первую очередь.

 

Подносчики притащили снаряды, пушки зарядили, пошли доклады номеров о готовности, командир батареи задал координаты и дал отмашку на огонь залпом. Громкий звук выстрела ударил по ушам. Орудия, подпрыгнув, изрыгнули заряды, и сизый дым от пороховых газов стал обволакивать ближнее к ним пространство. Никто не обратил внимания на то, что наводчик одной из пушек стал медленно сползать на лафет. Зазвякали вылетающие стреляные гильзы, поднесли новые снаряды. Рогозин сожалел, что не имел с собою РПГ, чтобы рвануть весь их боезапас.

 

Он продолжал методично, со свойственной только ему скорострельностью, «прореживать», как он выразился, вражеские расчёты. Вот произошла заминка, очередной артиллерист, падая, скошенный его пулей, сделал что-то не так. Пушка выстрелила сама по себе, ствол орудия разорвало, а её мелкие части шрапнелью разлетелись в разные стороны, выкосив всех, кто находился рядом. Оставшихся в живых, Егор добивал с колена. Орудия замолкли. Осознав, что это диверсия, на защиту батареи были брошены мобильные силы.

 

Рогозин скатывался вниз по склону в сторону спасительного леса, ему наперерез мчала «Тойота» с крупнокалиберным пулемётом, смонтированным на её базе. Позади его преследовали человек пятнадцать головорезов баконго, для которых вся округа была родным домом. Перекрёстный огонь из пулемёта и автоматных очередей заставил Рогозина упасть на землю, перекатившись, он продолжал ползти к лесу, до которого оставалось ещё метров восемьдесят открытого пространства. Это видели и его преследователи. Чтобы как-то сбить их со следа, ему пришлось сменить маршрут, приняв влево и вверх по склону. Благо, травяная растительность ростом выше колена всё ещё позволяла это сделать. Джип подкатил и остановился у кромки леса, полностью отрезав ему путь. Баконго разбрелись длинной цепью и прочёсывали весь склон, встречи не избежать.

 

- Вспомнит ли о тебе Родина-Мать, Егорушка? – Язвительным тоном промелькнуло в голове от внутреннего голоса. – Или хотя бы Ада? А не забыл ли ты фразу на иностранном языке, чтобы душевно её повторять во время пыток?

 

- Рано хоронишь. И запомни, засранец, ты жив, пока живу я!

 

Он лежал на спине с ножом в руке, держа её выше головы, когда перед ним возникла фигура одного из воинов баконго. Воткнув его негру в горло, на два пальца ниже кадыка, Егор ногами принял обмякшее тело и перехватил из его рук автомат. Тут же, тремя совсем короткими очередями, положил носами в землю ближайших противников и длинную пустил в сторону «Тойоты», выиграв для себя несколько секунд, чтобы, подхватив «Настеньку», ныряющим прыжком с последующими откатами сменить место своего положения.

 

Пулемёт выкашивал все вокруг, не давая поднимать головы, а машина с ним направилась в его сторону. Рогозин всё так же лежал на спине, держа винтовку в руках. Выбрав момент, когда джип, наехав на кочку, принимал нормальное положение, а пулемётчик в это время ловил равновесие, он привстал туловищем и продырявил ему лоб. Автомобиль рванул прямо на него. Егор перекатился в сторону, носком сапога зацепил «Настеньку» за ремень, а руками ухватился за задний мост, проезжавшей над ним машины. «Тойота» поднялась метров на пятьдесят выше и стала разворачиваться.

 

Второй номер пулемёта крутил головой в поисках Рогозина, который неожиданно появился позади и в упор из пистолета расстрелял весь экипаж. И вот теперь пулемёт в его руках. Никому из тех, кто шёл по его следу он не позволил вернуться обратно, подключив для последних свою любимую «Настёну». Выбросив труп водителя, он поправил залитое кровью сидение под свой размер и направил машину ещё левее по склону, объезжая стороной не проездной участок леса. Заработали миномёты, но вслепую, не причиняя вреда.

 

Добравшись до правого берега Бенго, он уже мчал по накатанной вдоль её русла колее. Проехав несколько километров, он остановился с целью как-то себя обозначить и не попасть под перекрёстный огонь своих и чужих. Чтобы не бросать трофейный автомобиль с установленным пулемётом, который, без всякого сомнения, мог пригодиться в обороне, Рогозин соорудил нечто похожее на флаг парламентария, и тронулся дальше.

 

А тем временем, его отсутствие на утреннем совещании было воспринято, как неуважительное отношение к общему делу, сравнимое с грубейшим нарушением дисциплины. Его сместили с должности командира подразделения и назначили вместо него кубинца, а это означало, что он лишался Рамиреса, автоматически переходившего в подчинение нового командира. Доводы переводчика о том, что Рогозин мог быть на «охоте», веса не заимели, ведь, по их версии, он мог просто тайком сбежать, если никого не поставил в известность.

 

Записку от него он так и не получил, всему виной оказался досадный случай – ударной волной от разорвавшегося снаряда патрон опрокинуло, он скатился под стол, а её сдуло ветром.

 

Командованию докладывали о длительном бое на правом фланге, который происходил на территории врага без нашего участия, с множественным задействованием стрелкового оружия и миномётов. Кубинцы терялись в догадках, чей же отряд мог туда заблудить и что там вообще происходит?

 

Рамирес вернулся в палатку и уселся за столик, наступив ногой на злосчастный патрон. Он нагнулся и обнаружил записку Рогозина, прочитав, сразу же кинулся к командующему. После доклада Рамиреса, того всё ещё мучили сомнения – не мог один-единственный человек устроить такую катавасию, да ещё в тылу врага.

 

- Команданте, заметьте, дальнобойные орудия молчат с самого утра, сделав всего пару залпов.

 

- А ведь действительно! Как я раньше не обратил на это внимание? – Подумалось ему.

 

С наблюдательного пункта доложили о приближающемся автомобиле с белым флагом, который двигался вдоль линии фронта с правого фланга и по правому берегу реки.

 

- Команданте! Это Макалузо! – Воскликнул Рамирес.

 

- Освободить для машины проезд по мосту! – Командующий отдал приказ и поспешил туда вместе с Рамиресом.

 

… Команданте, докладываю! – Егор, весь в ссадинах и царапинах, в обмундировании, заляпанном чужой кровью, с винтовкой на плече, пистолетом, заткнутым за пояс и с весёлым выражением на лице, будто вернулся с прогулки по городскому парку, вкратце поведал о том, что там произошло.

 

Главнокомандующий обнял его и поцеловал в щеку:

 

- Нам и нужно всего день-два, чтобы эти пушки не мешали. Мы ожидаем прибытия сорокаствольных «МоноКашито», что держим пока в секрете, потом сразу пойдём в наступление.

 

Рогозин оторвал от растения маленький листик, послюнявил его и прилепил к тому месту на щеке, которого коснулись губы команданте:

 

- У русских высшей наградой считается поцелуй Генерального Секретаря, - переводил Рамирес главнокомандующему, - пусть ваш будет интернациональным посланием самого Фиделя, обещаю три дня его не смывать.

 

Не зная, как отнестись к такому заявлению, он вдруг с улыбкой хлопнул Егора по плечу:

 

- Не уподобляйся моему приятелю Че. Вам, белым, следует умываться каждый день, - потом добавил, - мой приказ об его отстранении отменить.

 

- Команданте, пусть всё остаётся, как есть. От меня больше пользы, когда я свободный «охотник». Ответственность за других людей меня сильно ослабляет и лишает возможности проявлять свои навыки. Вот только без Рамиреса я в этих краях глух и нем.

 

- Хорошо, Макалузо, пусть будет так.

 

…Беседуя по пути в подразделение, Рогозин с переводчиком не заметили, как попали на кладбище павших воинов. Свежая могила с крестом из перевязанных между собой веток, была окружена вооружёнными женщинами. Они сразу признали Егора, окружили и, усердно жестикулируя, заговорили все вместе. Он взглянул на Рамиреса:

 

- Они говорят, что здесь лежит та, которой ты сразу приглянулся, и которая была первой. Она словно чувствовала быструю кончину и стремилась с пользой провести последние часы земной жизни. Утром она пала от снарядного осколка. Её звали Мабута.

 

Рогозин опустился на колени, разгладил землю у изголовья и положил туда снайперский патрон:

 

- Земля тебе пухом, Мабута. Пусть Господь, в которого ты верила, позаботится о твоей душе. Мы за тебя отомстим.

 

Женщины, по виду Егора понимали, что он возвращается после изнурительного боя и что его скорбь настоящая, не поддельная…

 

- Знаешь, Рам, я тут подумал, что ваш Шамондо переплетает судьбы людей так, как ему захочется. Здесь, в Африке, он действительно всесилен. Из всей лавины выпущенных сегодня пуль, меня не коснулась ни одна, потому, что эта женщина была принесена в жертву, и всего лишь, одним выстрелом. Вчера мы были с ней вместе, и ей так страстно хотелось быть любимой.

 

Рамирес поднял брови, и готов был добавить, что это уже «наш Шамондо», однако, взглянув на его закрывающиеся глаза, промолчал. Не успел он накрыть на стол, как Рогозин уснул. У него это было натренировано, в обычных условиях, время перехода от состояния бодрствования до засыпания не превышало двух минут. Но в этом случае сказалась усталость во всех её смыслах. Он с уважением смотрел на лицо своего товарища, который, с его способностями, мог спокойно сидеть в штабе, планировать военные операции, извлекать для себя разными способами денежную выгоду и продвижение по службе, но это всё было ему не нужно.

 

Он был из тех, кто любил разумно рисковать, беря в основу свои навыки и возможности. Для него было свято сказанное слово или обещание, которое он не даст, если не будет уверен, что сможет его выполнить. Таких людей, как он, называют преданными, нет, не навязанным идеалам, а тому, во что они верят сами, и в первую очередь, в дружбу. Его бескорыстие иногда вызывало умиление, он мог нагрузить себя чужими проблемами и за просто так заняться их устранением. Он всегда старался решать все вопросы по справедливости, так, как сам её понимал.

 

- Поспи, дорогой друг, пока есть возможность. Проснёшься, я снова накрою на стол. Вот только где найти для тебя хлеба, чтобы порадовать, хотя бы кусочек? – И тут Рамиреса осенило, - возможно, я смогу им разжиться в женской роте? Как мне думается, при его наличии, для тебя там не смогут отказать!

 

…Близилось одиннадцатое ноября, намеченная дата провозглашения Дня Независимости Анголы, и объявит её тот, кому будет принадлежать Луанда. Холден Роберто рвал и метал, всем журналистам он раструбил, что ещё шестого числа будет пить шампанское в столице . После суточного артобстрела и бомбёжки с воздуха, на которые кубинцы не отвечали, чтобы не раскрыть своих позиций, он бросил в атаку на защитников Кифангондо все свои силы, включая последние резервы, в том числе и свой стратегический, состоящий из наёмников и бывших португальских военных. Это наступление стало началом его конца.

 

Как только бронетехника в сопровождении пехоты была допущена к мосту через Бенго, как в бой вступили подоспевшие сорокаствольные «МоноКашито» - РСЗО БМ-21 «Град». Первый же залп внёс смятение в ряды противника и заставил почувствовать себя абсолютно беззащитными. Наступавших охватил панический страх, они бросали технику, оружие, раненых, пытались найти спасение в болотистых местах озера и попадали на съедение к крокодилам. С обеда и до позднего вечера продолжалась эта бойня.

 

Когда со стороны Луанды стали видны праздничные салюты и фейерверки, остатки войск ФНЛА приняли их за массированный обстрел, что дополнительно спровоцировало повальное бегство. Символично выглядела одержанная победа совместно с провозглашением независимости Анголы под властью МПЛА. Путь от Кифангондо до Кашито был прозван выжившими солдатами Холдена Роберто «Дорогой смерти».

 

Массированное наступление кубинцев завершилось полным разгромом армии ФНЛА и выводом из Анголы заирских войск. А главным результатом было признание большинством стран мира и международными организациями движения МПЛА во главе с Агостиньо Нето, как представляющим интересы ангольского народа.