Я не просто божий одуванчик...

* * *

Я не просто божий одуванчик –

Я огромный Божий Одуван.

Соцработницы ко мне приходят,

Обнаруживают, что я пьян,

 

И бегут панически обратно,

Потому что я ним пристаю.

Я им вслед кричу с кошмарным смехом:

«Возвращайтесь, бабы! Улю-лю!»

 

Я ведь знаю, что они вернутся

И позволят с них сорвать пальто,

Потому что кроме Одувана

К ним уже не пристает никто.

 

 

* * *

Ко мне испытывая зависть,

На небо выползает ночь,

А я над рифмой не терзаюсь,

Имею рифму – «превозмочь».

 

Вот парк «Дубки» – там пруд, как море,

Горит и блещет под луной;

Имею рифмы – «на просторе»

И, разумеется, – «волной».

 

«Что превозмочь, какие волны,

Какой простор у вас в Дубках? –

Так пишет критик, злобы полный,

Перо дрожит в его руках. –

 

С чего бы ночь питала зависть

К поэту, к этому ослу?»

Но я обидой не терзаюсь,

Услышав критика хулу.

 

Отвергни, критик, те флюиды,

Что льет завистливая ночь!

Возьмем вина, возьмем ставриды,

Чтоб все обиды превозмочь,

 

И запируем на просторе

В массиве парковом «Дубки»,

И пруд, как маленькое море,

Лизать нам будет башмаки.

 

 

* * *

Снилось мне, как будто жирный город

Отощал благодаря войне –

Хлеба нет, остались только сушки,

И за ними все идут ко мне.

 

Я в тот день, когда громили склады,

Вывез сушек тысячу мешков,

Разместив их дома и на даче

Под охраной дюжих мужиков.

 

«Сушка – доллар», – я лишь так торгую,

А для женщин сушка – час любви.

Снилось мне, что я безмерно счастлив.

«Господи, – шепчу, – благослови!

 

Если уж ты дал мне эти сушки –

Защити имение мое,

Пусть охрана вечно отгоняет

Нищее бабьё и старичьё,

 

Пусть бухгалтер вечно сводит сальдо

С плюсом восхитительно большим,

Пусть мне вечно будут сниться сушки

И военно-рыночный режим».