Ёлка на старой квартире

Ёлка на старой квартире
На "старой" квартире ёлку к Новому Году ставили всегда. Без исключений. Ёлка, шампанское (которое изготавливали и разливали за забором, потому что дед до того, как сгинуть на войне, был главным виноделом) и бабушкин торт "Наполеон" с заварным кремом и грецкими орехами, щедро насыпанными на верхний корж - это святое. Шампанское им, ёлка для всех, торт преимущественно для меня. Про мандарины не помню, про оливье и шпроты тоже, были наверное, но эти три компонента - неотложно, ибо без них - всё не взаправду.
 
Ёлку ставили в ведро с песком, туда подливали воду. Это нужно было делать регулярно, потому что отопление у нас было паровое, батареи (радиаторами их тогда никто не называл) - огонь. Воздух в комнате сухой как в пустыне, и ёлка сохла не по дням, а по часам. Покупали её заранее, но держали в сарае до 31-го. Наряжать ёлку было счастьем, особенно венчать её макушкой, красной плексигласовой звездой с маленькими лампочками как из карманного фонарика или длинной и хрупкой зеркальной верхушкой из тонкого стела. Без катастроф не обходилось. Шары слетали со стальной пружинистой подвески. Ведро-подставка оказывалась не достаточно тяжелой, и ёлка заваливалась в разгар её украшения. Макушка лопалась, не выдержав усердия, с которым я насаживал её на колючую смолистую верхушку. От досады я мог и заплакать, но ругани по поводу ущерба не припоминаю.
 
Забраться под украшенную ёлку, чтобы долить воды в песок - только ползком на пузе, и всё равно забываешь. Иголки ночью осыпаются, издавая сухой шорох. Ёлка, привязанная к трубе отопления мохнатым джутовым шпагатом, стоит в углу вплотную к батарее - другого места для неё в комнате нет. Комната большая, но нас четверо. Ёлка стоит на половине родителей, а мы с бабушкой спим в другой половине, которую отделяет книжный шкаф, шифоньер и буфет. Между буфетом и печкой (её потом разобрали) гардина с занавеской, а шкафы сзади сплошь оклеены обоями, так что у нас настоящая отдельная комната. Бабушкина кровать стоит у стены, а моя возле книжного шкафа, у задней его стороны. Бабушка жутко храпит, я не могу заснуть и, как Буратино холст с котлом и очагом, ковыряю обои, закрывающие щель между шкафами. Днём, когда дырки обнаружатся, меня отругают, но ночью под могучий бабушкин храп и странные звуки родительского дивана удержаться от запретных действий совершенно невозможно.
 
Не успеет приблизиться Старый Новый Год, а иголки начинают покидать ёлку лавинообразно. По утрам я беру совок и веник, собираю горку потускневшей пахучей хвои и высыпаю в ведро на общей кухне. Посреди комнаты стоит дубовый обеденный стол. Под ним облезлый самаркандский ковер. Ворса почти не осталось, но иголки липнут к нему, будто приклеенные. Метёшь, метёшь, а они всё равно остаются. Да и что толку стараться, завтра опять насыпятся, и даже когда ёлка совсем облысеет и её выбросят во двор, сняв бесполезные уже украшения, иголки долго ещё будут появляться на полу, будто выползая из щелей, из-под плинтусов, шкафов и прочей мебели. И ещё долго-долго будет хранить комната запах Нового Года.