Конец эпохи. Маленький город

----------------------

Собрание стихотворений

Часть III. Всё золото луны

Текст 37

----------------------

 

Написано в лучезарном 1989-м году.

 

О России, которую я люблю

только из-за окна вагона,

только особой – железнодорожной любовью.

 

Мне мерещится будничный, полусонный

легко обозримый город где-то около Подмосковья.

 

Понимаете, маленький русский город,

отобранный у церквей и церквушек,

что давно перестроены в склады для всякого хлама.

Город сгорбленных, траурно-чёрных старушек,

что как мыши снуют по ступеням последнего храма.

 

Мир, где цыгане пахнут нечистой силой,

а кавказцы считаются иностранцами,

а на стенах унылой,

обшарпанной станции

висят объявленья о найме.

 

Город одноэтажных улиц,

где домишки похожи на арестантов,

что на вокзальном перроне по команде присели на корточки,

для того, чтоб конвою было удобней их пересчитывать.

 

Город, в котором только пожары и войны

стимулировали прогресс.

Город, где всякое новое здание выглядит непристойно,

как будто на мертвеце протез.

 

Город прохожих неинтересных,

как бы без признаков пола и вообще без начинки.

Город, сосущий соки из деревень окрестных

и ничего не умеющий, кроме как поскандалить на рынке.

 

Понимаете, маленький жвачный город,

что на каждом шагу угощается квасом,

семечки лущит и утоляет голод

пирожками с так называемым мясом.

 

Город мелких покупок.

Город копеечных трат.

Город низких зарплат.

 

Город в себя погружённый

и в себе потерявший имя своё.

Город чужой

для собственного прошлого.

Город с маленькими заводами,

заляпанными сажей и ржой.

 

Город с маленькими ночлежками, похожими на вытрезвители.

Карманный город, что по карману любому бродяге.

Город фальшивых праздников, где слушают хмурые зрители

оплешивевших соловьёв, что с трибуны свистят по бумаге.

 

И это Россия,

уже не способная держать и давить,

но ещё способная лгать о своём величии.

 

Это Россия, которую я ненавижу

при физической близости только за то,

что она в это время рассказывает анекдоты.

 

Россия, от которой я прячусь

в городе необозримом,

где племена смешались и кровь потеряла запах.

 

Не осталось во мне ничего русского,

кроме тусклых словес на бумажках казённых.

Я не знаю, зачем мне мерещится маленький город.

 

Глаза закрываю – и наплывает виденье,

и отчаянье – будто я проклят навеки.

И в сиротском своём исступленьи

я шепчу в темноту, я кричу в темноту: «Поднимите мне веки!»