Кленовый лист
Кленовый лист, дождавшись осени,
мотая срок в тайге, за речкою Тура.
Побагрянел в озябшей просини.
Взметнулся и ушёл в бега.
Он по статье «Измена родине»,
в глуши кандальной тосковал,
ведь по примерным очертаниям,
Канадский флаг напоминал.
И Ветер, харя уголовная,
что облака на небе крал,
вдруг стал Кленовому пособником,
и путь из зоны указал.
Кленовый побежал заимками.
Преодолел полон реки.
И отлежался в хвором домике,
где летовали рыбаки.
Потом скитался долго сопками.
И вышел на Ишимский тракт.
В Камаз летящий на всей скорости,
вцепился веточкой дурак!
Россия, бесконечность матушка.
Твои просторы, старики.
Жуют свой хлебец с простоквашею.
И заливают от тоски...
Луга, поля, затоны красками.
Что так непросто передать.
Вон лес синеется фисташково.
А вдалеке чернеет гать.
Болота изумрудно зелены.
Озёра небом голубы.
И измождённые дорогою,
плетутся вдаль за днём столбы.
Дорога, весточка из прошлого.
Дорога, вечный разговор.
Дорога, резаное крошево,
всё тех же рек полей и гор.
Она виляет словно пьяная.
Она боится опоздать.
Шуршит аккордами корданными,
грузовиков шальная рать.
В одном из них Кленовый скорчился,
от холода сырой доски.
Но всё стерпел. И не поморщился.
Свобода лучше чем замки!
Свобода лихости заложница.
И чистой совести сестра.
Ему шептала – «Бубни козыри!»
И распирала из нутра.
Он думал, всё теперь получится.
И не угнаться мусорам!
Барыга город, встретил жизнью лучшею.
Огнём неоново-картоновых реклам.
Кленовый лист порхающий проспектами,
пытался спрятаться в ракитовых кустах...
Но дворники поймали зека беглого!
Сожгли в костре. И разметали прах.
Словно горлинка белокрылая,
упорхнула в выси луна.
Помянула она болезного,
горьким дождиком до утра.
Помянула дорогой лунною,
освещая ангелам путь.
Чтоб забрали на небо бедного.
Там он смог свободно вздохнуть!
