Подборка для полуфинала Турнира поэтов 2

Турнир проводится на стихире, видео на главной странице

 

СЕЛО

 

Ни коровы теперь, ни машины,

только надпись: совхоз «Большевик».

Всё опутал горошек мышиный,

захватил все поля борщевик.

 

А из тех, кто вколачивал гвозди,

строил ферму и сельский уют,

половина – уже на погосте,

остальные – пока ещё – пьют.

 

Так похожа на символ разрухи

близ колодца худая байда.

Не маши пролетающей мухе

красной лапкой своей – лебеда.

 

Даже в храм за песчаной губою,

что красуется лет эдак – сто,

городские – на праздник – гурьбою,

а из местных обычно – никто.

 

И рассказывал прапорщик с дачи,

как, из храмовой выйдя стены,

у воды кто-то встанет и плачет

в сердцевине ночной тишины.

 

ПЕРЛАМУТРОВКА

 

Ветер волнами ходит по паутине.

Выставил зонтики переспевший укроп.

Перламутровка к месту в этой картине:

сидит на сливе и пьёт сливовый сироп.

 

Вера Холодная полдневного сада.

Иные кусаются, плюют кислотой.

Бабочкам ничего такого не надо.

У них короткая жизнь, роман с пустотой.

 

Большее время – в воздухе, без опоры.

Пятна у них на крыльях – аналог лица.

Не готовят запасов, не роют норы.

Был у одной флакон, в нём живая пыльца,

 

наверно, от феи тимьяна, по пьянке.

Но подарок пропал. У смерти худой карман:

Вера Холодная – зимой от испанки,

а бабочка – прошлой осенью, между рам.

 

С тех пор обитает во снах и в рассказах.

Ищет флакон с пыльцой, спрашивает у фей.

Сегодня в реальность впорхнула и сразу

села на сливу, потом, раз-два – на шалфей.

 

Крылья дрожали. Рядом цвела мелисса.

Колыхнулось вдали на просушке пальто...

Говорят, мол, не очень была актриса.

Но зато, как бабочка, как чудо... зато...

 

СТАРЫЕ ВЕЩИ В ЗЕМЛЕ

 

Засов бывало:

и-и-и,

а пробка кратко:

шпык.

Они во тьме земли

забыли свой язык.

 

В их мыслях пустота,

размытый человек.

(Как быстро грязью стал

бобровой шапки мех).

 

Махровы, как шиза,

ужасны точно сглаз

куклячие глаза,

парик, противогаз.

 

Они возьмут себе,

что худо нам иметь,

возьмут ожоги бед,

нутром впитают смерть.

 

Вот вещь,

а память в ней,

как узкое окно.

Когда распад сильней,

сильней гудит оно.

 

Идёшь один домой,

а из поземной тьмы

зовёт глухонемой

нечеловечьим: ы-ы-ы...

 

КРАКЕН

 

Побиралась в метро в одежде монашки,

исчезла на год, появилась с коляской.

Что в башке у неё, какие букашки –

хочешь, придумай драму, а хочешь – сказку.

 

Что открыто: образы, символы, знаки,

толкователей нет, но многие судьи,

а во тьме свернул свои щупальца кракен

в герметично закрытом для всех сосуде.

 

Мелкий кракен на воле разбухнет в монстра

словно китайское полотенце в ванной.

Всей картины не видно – но виден остров

чьей-то бедной квартиры и ссоры пьяной.

 

Проявился шалман, лихая бабёнка

в искривлённом пространстве чёрной обиды,

и давно ни в подряснике, ни с ребёнком

героини нашей в вагонах не видно.

 

Только дело не в том, гадаю ли, брежу,

просто, правды не скажут – скорей убьются.

Слышат люди в метро удары и скрежет,

снаружи к стёклам липнут присоски – с блюдце.

 

САМАДХИ

 

Висела в небесах вода.

Там было озеро воды.

Внизу гремели поезда,

а вдоль дорог росли цветы.

 

Я по шоссе куда-то шёл.

Без дел, без денег за душой,

без мысли, даже небольшой,

не знал куда иду, но шёл.

 

И в этом был громадный кайф.

Вы, что не верите? А – факт.

Собачка не сказала – ав!

Не треснул по башке фанат.

 

Я шёл без цели и балдел!

Но дождь себя на мир надел.

Вода вскипела, и везде

вскипели лепестки в воде...

 

Я сам себе сказал: «смотри,

ты око, что лежит внутри.

Внутри грозы, воды внутри.

Смотри, как пляшут пузыри»!